Чириачи, Пьетро

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Его Высокопреосвященство кардинал
Пьетро Чириачи
Pietro Ciriaci
Председатель Папской Комиссии по аутентичному толкованию Кодекса канонического права
31 мая 1955 года — 30 декабря 1966 года
Церковь: Римско-католическая церковь
Предшественник: Кардинал Джузеппе Бруно
Преемник: Кардинал Перикле Феличи
Префект Священной Конгрегации Собора
20 марта 1954 года — 30 декабря 1966 года
Церковь: Римско-католическая церковь
Предшественник: Кардинал Джузеппе Бруно
 
Рождение: 2 декабря 1885(1885-12-02)
Рим, королевство Италия
Смерть: 30 декабря 1966(1966-12-30) (81 год)
Рим, Италия
Принятие священного сана: 18 декабря 1909 года
Епископская хиротония: 18 марта 1928 года
Кардинал с: 12 января 1953 года

Пьетро Чириачи (итал. Pietro Ciriaci; 2 декабря 1885, Рим, Королевство Италия — 30 декабря 1966, там же) — итальянский куриальный кардинал и ватиканский сановник. Титулярный архиепископ Тарсо с 15 февраля 1928 по 12 января 1953. Апостольский нунций в Чехословакии с 18 марта 1928 по 19 января 1934. Апостольский нунций в Португалии с 19 января 1934 по 12 января 1953. Префект Священной Конгрегации Собора с 20 марта 1954 по 30 декабря 1966. Председатель Папской Комиссии по аутентичному толкованию Кодекса канонического права с 31 мая 1955 по 30 декабря 1966. Кардинал-священник с 12 января 1953, с титулом церкви Санта-Прасседе с 15 января 1953 по 26 сентября 1964. Кардинал-священник с титулом церкви Сан-Лоренцо-ин-Лучина с 26 сентября 1964 по 30 декабря 1966.




Источник

  • [www.catholic-hierarchy.org/bishop/bciriaci.html Информация]  (англ.)
Предшественник:
кардинал Джузеппе Бруно
Председатель Папской Комиссии по аутентичному толкованию Кодекса канонического права
31 мая 195530 декабря 1966
Преемник:
кардинал Перикле Феличи
Предшественник:
кардинал Джузеппе Бруно
Префект Священной Конгрегации Собора
20 марта 195430 декабря 1966
Преемник:
кардинал Жан-Мари Вийо

Напишите отзыв о статье "Чириачи, Пьетро"

Отрывок, характеризующий Чириачи, Пьетро

– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.