Шадрин, Геннадий Алексеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Геннадий Алексеевич Шадрин
Дата рождения

15 марта 1922(1922-03-15)

Место рождения

Луньевка, Соликамский уезд, Пермская губерния, Российская империя[1]

Дата смерти

4 ноября 1999(1999-11-04) (77 лет)

Место смерти

Одесса

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

ВВС СССР

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Иностранные награды

Геннадий Алексеевич Шадрин (15 марта 1922 — 4 ноября 1999) — командир эскадрильи 117-го гвардейского истребительного авиационного полка 236-й истребительной авиационной дивизии 17-й воздушной армии 3-го Украинского фронта, Герой Советского Союза, гвардии майор.





Биография

Родился 15 марта 1922 года в посёлке Луньевка, ныне посёлок городского типа Александровского района Пермского края. В Красной Армии с 1941 года. Окончил военно-авиационную школу пилотов. Участник Великой Отечественной войны с августа 1942 года.

Командир эскадрильи 117-го гвардейского истребительного авиационного полка гвардии майор Геннадий Шадрин совершил 465 боевых вылетов, в том числе 75 на штурмовку и бомбардировку вражеских войск, уничтожил значительное количество боевой техники и живой силы противника. В 76 воздушных боях сбил 14 самолётов.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 июня 1945 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм гвардии майору Геннадию Алексеевичу Шадрину присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

В августе 1945 года он в составе своего полка убыл из Венгрии в Армению, в город Ереван, а затем, в 1946 году, 117-й гвардейский ИАП перебазировался в Ленинакан. Там Шадрин, уже в звании гвардии майора, стал командиром полка.

В 1949 году его перевели в Тбилиси на должность инспектора 11-й воздушной армии Закавказского Военного округа. В 1953 году гвардии подполковник Шадрин был переведён в Батуми на должность заместителя командира 170-й ИАД по лётной подготовке. Командовал 170-й ИАД генерал-майор авиации К. Н. Мурга, а на её вооружении состояли истребители МиГ-17 и МиГ-17ПФ.

Шадрин уже имел большой «стаж» на этих реактивных машинах, освоив их ещё в Армении, в составе 236-й ИАД. Но именно в составе 170-й ИАД гвардии подполковник Шадрин вновь выполнил несколько боевых вылетов на перехват беспилотных воздушных шаров-разведчиков с фотоаппаратурой, которые запускали американцы со стороны Турции на нашу территорию. Пик их активной заброски выпал на конец лета 1956 года, когда с базы ВВС США в Трабзоне на территорию СССР были выпущены десятки «надувных шпионов». С ними боролись полки 170-й ИАД, причём довольно успешно.

Лётчиками дивизии было сбито более 10 аэростатов-разведчиков. Особо отличился командир 841-го ИАП полковник В. Ф. Логинов, который в августе — сентябре 1956 года уничтожил 2 «баллона». Не менее результативным «охотником» стал и гвардии полковник Шадрин. Один шар он расстрелял над морем, а второй — над сушей в районе Натонети, благодаря чему удалось заполучить и подробно исследовать американскую шпионскую аппаратуру. За эти перехваты Шадрин был награждён орденом Красного Знамени.

В 1967 году удостоен звания «Заслуженный военный лётчик СССР».

Следующей вехой в лётной биографии Геннадия Алексеевича стала командировка на Кубу. В 1961 году под угрозой интервенции со стороны США перед руководством Кубинской республики остро встал вопрос о создании в стране современных ВВС. К тому моменту на Кубе было лишь около 20 морально устаревших и сильно изношенных боевых самолётов американского производства, закупленных прежним режимом. В условиях прекращения американцами поставок запчастей большинство этих машин не могло подняться в воздух.

На Кубу была отправлена партия истребителей МиГ-15 и МиГ-17, а для помощи в их освоении сформировали группу советских военных советников. Старшим авиационным советником этой группы назначили гвардии полковника Шадрина. Так в мае 1961 года он оказался на Кубе. Кроме него в группу входили старший советник Дементьев, начальник штаба Белугин, инженер Кучерявый, а также лётчики-инструкторы Захарин, Кондрашев, Плаксицкий, Павлов, Жаров и Дровков.

За год наши советники обучили несколько групп кубинских лётчиков пилотировать советские машины, вести на них воздушные бои, поражать воздушные и наземные цели. Аэродром, где проходили обучение пилоты Кубинских ВВС, не раз посещали первые лица государства — Команданте Фидель и Рауль Кастро.

Известен случай, когда Кастро усомнился, можно ли с реактивного самолёта попасть в танк, да не просто в танк, а точно в гусеницы. Чтобы подтвердить своё звание лётчика-снайпера и показать, на что способен наш МиГ-15, полетел сам Шадрин. Геннадий Алексеевич совершил три захода и трижды поразил танк из пушек с разных сторон, в том числе и в гусеницы.

Когда Шадрин приземлился и вылез из кабины, восхищённый Фидель долго сжимал его в своих объятиях. Уже через 3 месяца учёбы Шадрин выпустил первых кубинских лётчиков в самостоятельный полёт на МиГ-15, а через год на Кубе практически «с нуля» были созданы новые, современные ВВС.

В марте 1962 года группа советников вернулась на родину. За выполнение правительственного задания Шадрина наградили вторым орденом Ленина. Затем, после непродолжительной службы в Московском военном округе его в августе 1965 года откомандировали Южную группу войск на должность помощника командующего ВВС 34-й воздушной армии, расквартированной в Венгрии.

Отслужив там 7 лет и получив звание генерал-майора, Шадрин был назначен заместителем командующего 5-й воздушной армии и в сентябре 1972 года прибыл на новое место службы — в Одессу. Это была последняя военная должность Геннадия Алексеевича, на которой он находился до весны 1979 года, после чего по состоянию здоровья ушёл в запас. Геннадий Алексеевич поселился в Одессе и почти 18 лет возглавлял Совет ветеранов 5-й воздушной армии.

Один из немногих в мире — генерал Г. А. Шадрин — провёл за штурвалом самолёта 7000 часов.

Жил в Одессе. Скончался 4 ноября 1999 года. Похоронен в Одессе на 2-м Христианском кладбище.

Награждён двумя орденами Ленина, пятью орденами Красного Знамени, орденом Александра Невского, двумя орденами Отечественной войны 1-й степени, двумя орденами Красной Звезды, орденом «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» 3-й степени, медалями.

Почётный гражданин города Кизел.

Память

1 сентября 2005 года в Кизеле Г. А. Шадрину был открыт памятник.

Напишите отзыв о статье "Шадрин, Геннадий Алексеевич"

Примечания

Литература

  • Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.
  • Землянский Дмитрий. Высокое небо Витрука. — Киев, 1983.
  • Золотые звёзды Прикамья / сост.: И. А. Кондауров, С. И. Мокроусов. — 3-е изд., доп. — Пермь: Пермское книжное издательство, 1974. — С. 455—457. — 487 с.
  • Павлов И. Т. Дорога в небо. — М., 1979.
  • Седые солдаты. Кишинёв, 1984. — С. 49—59.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=3241 Геннадий Алексеевич Шадрин]. Сайт «Герои Страны». Проверено 19 апреля 2014.

Отрывок, характеризующий Шадрин, Геннадий Алексеевич

Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.