Школьник, Леонид Борисович

Леони́д Бори́сович Шко́льник (род. 29 сентября 1945, Кемерово, РСФСР, СССР) — еврейский советский поэт, журналист и переводчик. В 1984—1989 годах — редактор единственной в СССР газеты на идише «Биробиджанер Штерн» (Биробиджанская звезда). Пишет по-русски и на идишe.

Биография

Трудовую биографию начал рабочим на обувной фабрике. В 1970 году вступил в КПСС. Работал в газете «Биробиджанер штерн» с 1974 по 1989 год, прошёл путь от корреспондента отдела культуры, заведующего отделом культуры до ответственного секретаря, заместителя главного редактора. С 1984 года — главный редактор этой газеты. Возглавлял в Биробиджане областное отделение Союза журналистов СССР и первое в истории Еврейской автономной области Общество дружбы и культурных связей с Израилем.

В 1989—1991 годах был народным депутатом СССР, членом Межрегиональной депутатской группы (МДГ), в которую входили депутаты А. Д. Сахаров, Б. Ельцин, А. Собчак, Г. Старовойтова, Ю. Афанасьев, Т. Гдлян и др., и членом Совета Национальностей Верховного Совета СССР 12 созыва от Еврейской автономной области.

С 1991 по декабрь 1999 годы жил в Иерусалиме, работал в Тель-Авиве редактором ежедневной газеты «Новости недели» и её литературного приложения «Еврейский камертон». В 1999 году ассоциацией Forward был приглашён на работу в США, где до ноября 2004 года работал главным редактором нью-йоркской газеты «Форвертс» на русском языке. После продажи газеты новому владельцу создал в США в марте 2005 года Интернет-газету «Мы здесь», затем вернулся в Иерусалим и в настоящее время является владельцем и главным редактором независимого сетевого издания [www.newswe.com/ Мы здесь] (США—Израиль).

Переводил еврейскую поэзию на русский язык: Бузи Миллера, Дору Хайкину, Любу Вассерман, Зиси Вейцмана, Эммануила Казакевича, Ицика Бронфмана, Хаима Бейдера, Мойше Шкляра и других.

Ссылки

• [newswe.com/index.php?go=Pages&in=view&id=122 Интервью Елены Боннэр Леониду Школьнику]
• [www.toz.khv.ru/newspaper/arkhiv/2000_08_19_leonid_shkolnik_boyus_uvidet_chuzhie_litsa_/ «Боюсь увидеть чужие лица». Интервью Леонида Школьника Александру Чернявскому]
• [www.gazetaeao.ru/gazetiy/birobidjaner-shtern/7314171-06.10.2010/leonid-shkoliynik-luybluy-svoiy-gorod.html «Гражданин мира». Встреча, посвященная 65-летию Леонида Школьника]
• [www.newswe.com/index.php?go=Pages&in=view&id=8417 «Мы последние, философ?..». Статья Зиси Вейцмана к 70-летию Леонида Школьника]

Отрывок, характеризующий Школьник, Леонид Борисович

Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.