Шоссейный велоспорт

Шоссейный велоспорт — одна из дисциплин велоспорта, подразумевающая гонки по дорогам с твёрдым покрытием на шоссейных велосипедах. Олимпийская дисциплина с 1896 года.

Шоссейный велоспорт относится к летним видам спорта, сезон стартует ранней весной и заканчивается осенью. Наиболее престижные соревнования проходят в период с марта по октябрь.

История шоссейного велоспорта началась в 1868 году, а первая крупная велогонка, «бабушка всех однодневок» — Льеж — Бастонь — Льеж, проводится начиная с 1892 года. Большинство самых известных и престижных в настоящее время гонок появилось в конце XIX — начале XX веков.

Является наиболее популярной и развитой в коммерческом отношении дисциплиной велоспорта. Особенно популярен в Европе, где проходят важнейшие шоссейные велогонки: легендарные классические однодневки и Гранд туры.

Соревнования делятся на групповые гонки и гонки с раздельным стартом. По классификации UCI велогонки делятся на разные категории, имеющие числовые обозначения. С 2009 года гонки высшей категории, подведомственные UCI, входят в ПроТур, а гонки, принадлежащие организаторам гранд туров, составляют серию Монументов велоспорта. По итогам выступлений на всех соревнованиях велосипедисты получают баллы в Рейтинг UCI.

Специализации гонщиков

Классик

Специалист классических однодневок, способен преодолевать неровности рельефа и длительное время находиться в отрыве, сохранив при этом достаточно сил на финиш. Может одержать победу на отдельных этапах многодневных гонок, но не обладает достаточной восстанавливаемостью и стабильностью, чтобы бороться за высокие места в генеральной классификации.

Спринтер

Обладает большой мышечной массой и резким рывком на финише, но выпадает даже на небольших подъёмах. Силовые спринтеры предпочитают мощный раскат своего велосипеда и финиш с колеса разгоняющего, более резкие самостоятельно выбирают позицию в голове пелотона и выигрывают за счет «взрывного» рывка. Некоторые спринтеры способны неплохо преодолевать горы и финишировать в небольшой подъём.

Раздельщик

За счет аэродинамической посадки, правильного педалирования и достаточной мышечной массы, раздельщик обладает хорошим индивидуальным ходом. Он может держаться в горах при ровном темпе, но во время атак, как правило, выпадает. Такие гонщики проводят хорошие смены и могут долгое время находиться на первой позиции в группе, не сменяясь, а также пытаться убежать в одиночку. Но основная их специализация — гонки с раздельным стартом.

Горняк

Легкий спортсмен, обладающий хорошим рывком в гору. Обычно горняки преодолевают перевалы в рваном ритме, пытаясь сбросить соперников «с колеса», при этом хорошо восстанавливаются в горе. Во время атаки они часто приподнимаются из седла, «танцуя на педалях». Но за счет небольшой массы тела, их выдувает из группы на равнине при сильном боковом ветре. Горняки также обладают худшим индивидуальным ходом, нежели раздельщики.

Мастер скоростного спуска

Умеет грамотно проходить технически сложные спуски, за счет чего может заработать большое преимущество, атакуя под гору. Может уверенно спускаться с незнакомых перевалов и при плохих погодных условиях.

Универсал

Велогонщик, сочетающий в себе несколько разных специализаций. Если спортсмен не борется за победу в общем зачете, он может пытаться уходить в отрывы на этапах разного профиля.

Генеральщик

Гонщик, нацеленный на борьбу в генеральной классификации многодневок. Генеральщиком может быть горняк, хорошо едущий разделку, или раздельщик, умеющий держаться в горах. Для победы в общем зачете велосипедист должен хорошо восстанавливаться в процессе гонки.

Грегари

Грегари выполняет работу на капитана команды: возит «на колесе», ловит атаки конкурентов, передает воду и питание из технички. Он жертвует своими шансами ради общекомандного успеха. Наличие в команде хороших грегари, способных оказать поддержку в решающие моменты гонки, является одним из важнейших факторов для обеспечения победы её капитана.

Виды шоссейных гонок

Классическая однодневка

Велогонка, проходящая по классическому маршруту (иногда, с незначительными изменениями) в течение одного соревновательного дня. Большинство таких гонок проходит весной, в начале сезона, и осенью, в его завершении. Сложность однодневок заключается в большой длине дистанции (за 200 км), пересеченном рельефе и трудном для преодоления дорожном покрытии (брусчатка, гравий, или просто разбитая дорога).

Наиболее известные классики:

• Милан — Сан-Ремо
• Тур Фландрии
• Гент — Вевельгем
• Париж — Рубе
• Амстел Голд Рейс
• Флеш Валонь
• Льеж — Бастонь — Льеж
• Классика Сан-Себастьяна
• Джиро ди Ломбардия
• Париж — Тур

Критериум

Однодневная круговая гонка по очкам, обычно проходящая в пределах города. Наибольшую известность имеют критериумы, проводящиеся после окончания главной велогонки сезона, Тур де Франс, с участием ярко выступивших на ней спортсменов.

Исторически сложилось, что слово критериум присутствует в названии французской многодневки «Критериум Дофине», которая критериумом не является.

Многодневка

Велогонка, состоящая из этапов, продолжительностью от нескольких дней до более, чем недели. На многодневке разыгрываются победы в общем зачете и на отдельных этапах, обычно присутствуют и другие классификации. В отличие от однодневных соревнований, гонщики должны распределить свои силы на все этапы.

Наиболее известные многодневки:

• Париж — Ницца
• Тиррено — Адриатико
• Тур Страны Басков
• Критериум Дофине
• Тур Швейцарии
• Вуэльта Каталонии
• Тур Германии
• Энеко Тур

Гранд тур

Гранд тур — самый престижный вид соревнований в шоссейном велоспорте, победа на нём ценится больше, чем успех на любой другой гонке (включая чемпионат мира и Олимпийские игры).

Представляет собой трехнедельную многодневку, состоящую из 21 этапа различных профилей и двух дней отдыха. Помимо генеральной классификации, разыгрываются горный, спринтерский и командный зачеты, а также некоторые другие, специфичные для данной конкретной гонки. Решающими для общего зачета становятся «королевские» горные этапы и гонки с раздельным стартом, для финальной победы спортсмен также должен обладать хорошей восстанавливаемостью на протяжении всех трех недель гонки.

Если гранд тур заканчивается групповым этапом, он становится «этапом дружбы». На таком этапе велосипедисты большую часть времени общаются между собой и ведут гонку в спокойном ритме. Борьба разворачивается только на последних кругах по городу, когда разыгрывается спринтерский финиш. Отрывы на «этапах дружбы» побеждают не часто.

Гранд туров всего три, все они проводятся в середине сезона по дорогам Франции, Италии и Испании:

• Тур де Франс (проводится в июле, с 1903 года)
• Джиро д’Италия (проводится в мае, с 1909 года)
• Вуэльта Испании (проводится в сентябре, с 1935 года; проходила весной до 1995 года)

Виды этапов многодневок

Пролог

Короткая гонка с раздельным стартом (как правило, до 10 км) перед первым этапом многодневки. Из-за очень короткой дистанции, на прологе нельзя добиться большого преимущества в общем зачете. Победа, как правило, достается не раздельщику, а специалисту именно этого вида дисциплин. Существуют как индивидуальные, так и командные прологи.

Гонка на время с раздельным стартом

ITT (англ. Individual time trial) — гонка, в которой участники стартуют поодиночке, через определенные промежутки времени. На таких этапах обычно используются специальные разделочные велосипеды и другие предметы экипировки, обладающие лучшей аэродинамикой. В случае, если велосипедист накатит стартовавшего перед ним участника, правилами запрещено объединяться в группу и «сидеть на колесе».

Помимо обычных гонок с раздельным стартом, существует также разделка в гору. На таких этапах используются велосипеды для групповых гонок, а шансы на победу имеют раздельщики с хорошим горным ходом.

Как равнинные, так и горные разделки обычно являются решающими этапами за борьбу в генеральной классификации.

Командная гонка на время с раздельным стартом

TTT (англ. Team time trial) — гонка с раздельным стартом, в которой команды выступают полными составами. На гранд турах итоговое время всех участников команды начисляется по пятому финишировавшему гонщику, выпавшие в отвал велосипедисты получают дополнительное отставание. Победу на таком этапе может одержать хорошо скатанная команда, имеющая в своем составе несколько специалистов гонок с раздельным стартом.

Спринтерский этап

Этап включает в себя минимум неровностей рельефа, за счет чего пелотон может с легкостью накатить отрыв и удерживать большую скорость на последних километрах дистанции, чтобы никто не мог атаковать вторым темпом. Практически все такие этапы заканчиваются групповым спринтом, шансы отрыву могут дать плохие погодные условия, или же крупный завал в пелотоне.

В случае сильного бокового ветра, команды, борющиеся за высокие места в генеральной классификации могут попытаться увеличить темп, за счет чего группа разорвется на несколько эшелонов. Оказавшиеся в отвале гонщики рискуют заработать большое отставание в общем зачете. Спринтерские команды также используют эшелоны, чтобы отрезать своих конкурентов от розыгрыша этапа.

Пересеченный этап

Профиль этапа содержит множество некатегорийных подъёмов и пригорков низших категорий, тем самым напоминая Арденские классики. Отрыв на таком этапе имеет большие шансы на успех, но сохраняется также возможность спринта из общей группы. Если отрыв доезжает, победа обычно достается специалисту классических однодневок.

Горный этап

Содержит один, или несколько подъёмов высоких категорий, и может заканчиваться финишем в гору, со спуска, или в долине. На таком профиле сложно заработать большое преимущество в общем зачете. Если этап финиширует в долине, выпавшие гонщики имеют возможность накатить группу на спуске, вернуться в пелотон могут даже некоторые спринтеры. Победу на этапе обычно разыгрывают гонщики из отрыва.

«Королевский» горный этап

«Королевские» горные этапы включают в себя большое число подъёмов первой и высшей категории сложности. Они обязательно заканчиваются финишем в гору, или сразу после технически сложного спуска. Как правило, такие этапы становятся решающими в генеральной классификации, а также в зачете лучшего горного гонщика.

На последних подъёмах пелотон сильно просеивается, впереди остается только группа фаворитов общего зачета и сильных горняков, большинство уехавших в отрыв гонщиков догоняют. Разрывы между участниками на финише бывают очень большими, и едущие в дальних отвалах велосипедисты рискуют не вписаться в лимит времени.

Победа на таком этапе считается одним из главных достижений в карьере любого гонщика.

Команды

Большинство профессиональных шоссейных команд имеет коммерческих спонсоров. Названия команд, как правило, включают названия своих титульных спонсоров. Большая часть команд, выступающих на высоком уровне, имеют в той, или иной степени интернациональные составы. Кроме того, команда может иметь лицензию одной страны и спонсироваться компанией, базирующейся в другой стране.

Согласно классификации UCI, профессиональные команды делятся на команды ПроТура и континентальных дивизионов. Команды ПроТура автоматически получают возможность выступать в гонках этой категории, а континентальные могут получить приглашение от организаторов и ехать по вайлд кард (англ. wild card), количество которых ограничено.

Помимо гонщиков и спортивных директоров, в состав команды входит обслуживающий персонал: механики, массажисты, доктора. Во время гонки спортсменов сопровождает несколько машин технической помощи, а для трансферов между этапами используется командный автобус. Тренировочные базы большинства команд находятся в Европе.

Из российских команд, в настоящий момент лицензию ПроТура имеет только Катюша. Она создана на основе континентальной Tinkoff Credit Systems, принадлежавшей российскому предпринимателю Олегу Тинькову.

В отличие от других гонок, на чемпионате мира и Олимпийских играх в качестве команд выступают национальные сборные.

Призовые майки

В качестве трофеев в велосипедном спорте используются призовые майки.

Майки разыгрываются в различных классификациях многодневок, промежуточные лидеры которых награждаются после каждого этапа. Если гонщик владеет несколькими майками одновременно, на следующем этапе он наденет майку, имеющую больший приоритет. А остальные достанутся спортсменам, занимающим следующие за ним места в соответствующих классификациях. Лидеры некоторых номинаций вместо маек награждаются номерами, оформленными особым образом.

Победитель чемпионата мира получает майку с радужными полосками, которую может носить на всех гонках вплоть до следующего чемпионата. Но чемпион мира в групповой гонке может носить майку только на групповых этапах, а в раздельном старте — только на разделках. Аналогично ситуация обстоит и с майками национальных чемпионов, которые оформляются в цвета национального флага.

Призовые майки в порядке уменьшения приоритета:

• майка лидера генеральной классификации
• майка лучшего спринтера
• майка горного короля
• майка лучшего молодого гонщика
• майка чемпиона мира
• майка национального чемпиона

Как правило, под цвет призовой майки раскрашивается велосипед и вся экипировка гонщика. Особенно, если он собирается довезти эту майку до конца гонки, или удерживать её в течение длительного времени.

Тактика

Работа в группе

Основная группа

Основная группа является самым большим формированием велосипедистов на дистанции гонки. В глубине пелотона спортсмены хорошо закрыты от ветра, за счет чего достигается экономия свыше 40 % энергии. Но находясь на такой позиции, гонщики имеют большую вероятность попасть в завал, или оказаться в отвале, в случае разрыва группы. Поэтому, фавориты генеральной классификации стараются держаться в голове пелотона, в окружении своих грегари.

Впереди группы идет работа сменами. Может быть организована как быстрая вертушка, позволяющая значительно увеличить скорость, так и работа длинными сменами, которая менее затратна. Как правило, группу тащит за собой команда лидера общего зачета, которая пытается не отпустить отрыв слишком далеко, а на равнинных этапах к преследованию подключаются спринтерские команды, заинтересованные в победе на этапе.

Команды, гонщики которых находятся в отрыве, не участвуют в преследовании. Они даже могут попытаться дезорганизовать работу сменами, отсылая своих велосипедистов в голову группы.

Во время розыгрыша спринтерского финиша, спринтерские команды стараются держать максимально возможную скорость, чтобы никто не смог уйти в отрыв на последних километрах дистанции. Некоторые из них также выстраивают поезда для раската своих спринтеров на финиш.

Отрыв

Группа велосипедистов, отъехавших вперед по дистанции гонки от пелотона. В отрыв ездят с разными целями: побороться за победу на этапе, заработать звание самого агрессивного гонщика, собрать очки на промежуточных финишах, или же просто выполнить обязательства перед спонсором, напомнив о существовании своей команды. За счет небольшого числа участников, отрыв обладает лучшей маневренностью, и в нём легче организовать работу сменами. Но велосипедисты в отрыве тратят больше сил и заметно устают к концу этапа.

Гонщики команд, незаинтересованных в доезде отрыва, работают там «полицейскими», не принимая участия в сменах.

Если отрыв доезжает, не обладающие спринтерским рывком гонщики пытаются разорвать группу и убежать от соперников в одиночку. Чем большее преимущество отрыв имеет над преследователями, тем раньше его участники могут закончить слаженную работу и начать разыгрывать финиш этапа.

Гонщик, претендующий на высокие места в какой-либо классификации, может договориться с одним из спортсменов, чтобы объединить усилия в отрыве. В таком случае один из велосипедистов заработает преимущество в интересующем его зачете, а второму достанется победа на этапе.

Отвал

Группа гонщиков, по тем, или иным причинам отставшая от пелотона. Оказавшиеся в отвале велосипедисты стремятся как можно скорее вернуться в основную группу. Работа в небольших отвалах организуется по принципу отрыва, а в многочисленных — как в основной группе.

Если в отвал попадает один из лидеров команды, за ним опускается несколько грегари, чтобы подтащить гонщика к пелотону.

Групетто

Групетто (итал. grupetto) — отвал на горном этапе, заинтересованный в прохождении трассы гонки в спокойном ритме. Гонщики, находящиеся в групетто не стремятся вернуться в основную группу, их единственной целью является попадание в лимит времени. Как правило, в такие отвалы собираются спринтеры, а также травмированные спортсмены, не способные преодолевать горы в высоком темпе.

Классификации многодневок

Генеральная классификация

Гонщики, борющиеся за победу в генеральной классификации, а также в зачете лучшего молодого гонщика, должны экономить силы и беречься от падений на равнинных и пересеченных этапах. На дистанции с простым профилем их не отпустят в отрыв конкуренты, поэтому решающими для общего зачета становятся «королевские» горные этапы, где лидеры гонки остаются один на один со своими главными соперниками, и гонки с раздельным стартом.

Горняки стараются атаковать в подъём, а раздельщики проходят горы от обороны. Они стараются не проиграть много на горных этапах и наверстать упущенное в разделках. Добиться заметного преимущества можно также на технически сложных спусках с перевалов, и в случае образования эшелонов на равнине.

На некоторых многодневках за первые три места на этапе начисляется временная бонификация, увеличивающая отрыв, или сокращающая отставание гонщика в общем зачете.

Спринтерский зачёт

Очки в спринтерский зачет дают промежуточные финиши и основной финиш этапа. На равнинных этапах большинство промежутков разыгрывают гонщики из отрыва, поэтому решающими, как правило, становятся основные финиши. Чем больше профиль этапа подходит для спринтеров, тем большее число очков разыгрывается на его финише.

На горных этапах большая часть спринтеров собирается в групетто, а спринтеры, умеющие терпеть в горе, могут попытаться уйти в отрыв. Они собирают промежуточные премии, расположенные в долинах, недоступные для своих конкурентов.

В отличие от горных премий, за все спринтерские промежутки дается одинаковое число очков. На некоторых многодневках основные финиши также дают равное количество баллов в спринтерскую номинацию, вне зависимости от профиля этапа.

Звание «горного короля»

В борьбе за звание «горного короля», гонщики набирают очки на вершинах перевалов разной сложности. Решающими в классификации становятся вершины первой и высшей категории, за которые дается наибольшее число баллов. Для этого велосипедисты стараются уходить в отрывы на горных этапах, а когда им это не удается — атаковать на вершине горы из основной группы, чтобы собрать оставшиеся очки.

Если гонщик, нацеленный на победу в этой классификации, не может вступить в борьбу на данном перевале, его товарищи по команде стараются финишировать первыми и отобрать очки у его конкурентов. В случае, когда горняков в конце гонки разделяет небольшое число баллов, они также могут уезжать в отрывы на пересеченных этапах и атаковать на пригорках низших категорий.

На некоторых многодневках баллы за прохождение последней горы этапа удваиваются.

Звание самого агрессивного гонщика

Звание самого агрессивного гонщика получает спортсмен, который больше всех остальных пытался уезжать в отрывы. В зависимости от конкретной гонки, учитывается число отрывов, в которых поучаствовал гонщик, или общее количество времени, проведенное им перед основной группой. На некоторых гонках учитывается вклад гонщика в работу по формированию и сохранению отрыва. В случае победы отрыва, звание может быть передано первому из проигравших, в качестве утешительного приза.

Для победы в этой номинации по итогам всей гонки, велосипедист должен уходить в как можно большее число отрывов на этапах разного профиля, а также стараться становиться самым агрессивным гонщиком по итогам этих этапов.

Командный зачёт

Лидерство в командном зачете получает команда, гонщики которой заняли большее число высоких мест на этапе. На некоторых многодневках существует также зачет команд, учитывающий положение в генеральной классификации. Для победы в этой номинации все гонщики команды должны иметь одинаково хороший уровень подготовки и стараться заработать как можно большее число первых мест.

См. также

• Список шоссейных велогонок

Отрывок, характеризующий Шоссейный велоспорт

Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.

Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.


Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.