Шумиловский, Леонид Иванович

Леонид Иванович Шумиловский
Министр Труда Российского правительства
18 ноября 1918 — 4 января 1920
Предшественник:	Должность учреждена
Преемник:	Правительство прекратило существование
Рождение:	30 января 1876(1876-01-30) Омск
Смерть:	23 июля 1920(1920-07-23) (44 года) Омск

Леонид Иванович Шумиловский (30 января 1876, Омск — 23 июля 1920, там же) — русский политический деятель, журналист, Министр труда в правительстве А. В. Колчака.

Образование

Родился в семье педагогов. Окончил Омскую гимназию (1894), историко-филологический факультет Московского университета (1900). Будучи студентом, некоторое время находился в тюрьме по обвинению в участии в демонстрации.

Учитель, журналист, политик

В течение семи лет был преподавателем истории и русского языка в Барнаульском реальном училище и частной женской гимназии М. Ф. Будкевич. Трижды был уволен с учительской должности: два раза — за «революционность» при самодержавии и один раз — за «контрреволюционность» при большевиках (в мае 1918 года). В 1905—1918 — член Российской социал-демократической рабочей партии (меньшевиков). В 1907 был административно выслан из Сибири за оппозиционную деятельность, в том числе за активное участие в избирательной кампании социал-демократов во II Государственную думу в качестве выборщика.

В 1907—1908 гг. учился в Петербургской педагогической академии, давал уроки. В 1909 г. вернулся в Барнаул, преподавал в частных учебных заведениях, занимался разработкой учебников и учебных пособий. Подготовил две части «Руководства к самостоятельному составлению ученических сочинений», выдержавших два издания и «Курс правописания». Также готовил к изданию Сибирскую хрестоматию, которая оставалась незавершённой из-за призыва в армию.

Продолжил заниматься политической деятельностью, в ходе избирательной кампании 1912 году был избран выборщиком (от второй городской курии Барнаула; получил 1397 голосов избирателей из 2034, участвовавших в голосовании). В конце жизни, на судебном процессе в 1920 говорил:

Я, по своей природе и по своим врождённым склонностям, человек мало политический. Я более склонен к частной жизни… Тем не менее, несмотря на свои природные склонности, я всю жизнь провёл в политической деятельности. Это злая шутка, которую часто играла судьба над русским интеллигентом. Я — аполитичный человек, я — культурник принимаю участия в выборах в Государственную думу и два раза состою выборщиком в наиболее тяжёлые времена реакции в 1907 и 1912 гг. И не попадаю в Думу только благодаря тому, что администрация путём разъяснения загораживает мне путь.

Публиковался в либеральной газете «Жизнь Алтая», в 1914—1915 гг. был её редактором, автор ряда программных статей. Его статья «Утопия ли?», выражавшая идейные позиции сибирского областничества и опубликованная в декабре 1912, была перепечатана в январе следующего года «Сибирской жизнью» со вступительной заметкой Г. Н. Потанина, назвавшего автора «значительной культурной силой». Регулярно вёл в «Жизни Алтая» рубрику «Журнальное обозрение», критически рассматривая литературную продукцию центральных журналов.

Военная служба и участие в революции

В 1915 году был мобилизован в армию, служил рядовым, затем военным чиновником на Румынском фронте. После Февральской революции — член ротного комитета, дивизионного комитета 192—й Сибирской дивизии, армейского комитета 9-й армии. Кандидат от партии меньшевиков в члены Учредительного собрания по Румынскому фронту и Алтайской губернии.

Вернувшись с фронта в Барнаул, работал учителем в женской гимназии, был избран председателем её педагогического совета, одновременно входил в состав редакционного коллектива меньшевистской газеты «Алтайский Луч».

Министр труда в белой Сибири

С 21 июня 1918 — заведующий отделом труда Западно-Сибирского комиссариата, созданного антибольшевистскими силами. С 1 июля 1918 — управляющий министерством труда Временного Сибирского правительства (член его Административного совета с конца августа 1918), с 4 ноября — Временного Всероссийского правительства, с 18 ноября 1918 — Российского правительства, действовавшего при Верховном правителе А. В. Колчаке. С 6 мая 1919 — министр труда. В июле 1918 вышел из партии меньшевиков, чтобы «не связывать себя в деловой работе» партийной дисциплиной.

Провёл ряд законов, направленных на защиту прав трудящихся. В ноябре 1918 был принят закон о биржах труда, которые финансировались из государственного бюджета (на чём особенно настаивал Шумиловский). В январе 1919 провёл закон о больничных кассах, по которому обеспечивалось социальное страхование промышленных рабочих. Подготовил законы о восьмичасовом рабочем дне (он был ранее действовал в белой Сибири на основании совместного циркуляра Шумиловского и министра торговли и промышленности П. П. Гудкова), об инспекции труда. Пытался поддерживать профсоюзное движение, по мере сил защищать его от репрессий со стороны правых сил. Являлся противником бессудных расправ, в статье, опубликованной в июне 1918 после свержения большевистской власти в Сибири, писал: И пусть не будет ни самосудов, ни произвольных арестов, ни одного акта мести.

Деятельность Шумиловского подвергалась критике с двух сторон. Социалисты (меньшевики и эсеры) резко критиковали его за сотрудничество с Колчаком, представители предпринимательских и военных кругов считали, что министерство труда проводит социалистическую политику. Два инспектора труда (руководителя региональных подразделений министерства) были арестованы и освобождены только после вмешательства Шумиловского. Всё это резко снижало эффективнось деятельности министерства и привело к подаче министром прошения об отставке, которое, однако, не было принято.

Арест, суд, расстрел

После военного поражения колчаковской армии был арестован в январе 1920 г. в Иркутске. В мае 1920 г. предстал в Омске перед Чрезвычайным революционным трибуналом. На суде активно защищал проводившуюся им в качестве министра политику, а А. В. Колчака охарактеризовал так: Покойного адмирала я мог считать плохим Верховным правителем-администратором, но мнение о нём как о правдивом, безукоризненно честном человеке не было опровергнуто и в последние дни…. Был приговорён к расстрелу и, после отклонения президиумом ВЦИК ходайтайства о помиловании, расстрелян 23 июня 1920.

Библиография

• Процесс над колчаковскими министрами. Май 1920. М., 2003.
• Макарчук С. В. К политической биографии Л. И. Шумиловского // История «белой» Сибири: Тезисы научной конференции. Кемерово, 1995.
• Макарчук С. В. Шумиловский Леонид Иванович // История «белой» Сибири в лицах: Биографический справочник. СПб, 1996.

Ссылки

• Гришаев В. Ф. [irbis.asu.ru/docs/altai/celebr/encycl/shum.html Леонид Иванович Шумиловский]. Энциклопедия Барнаула. Проверено 19 декабря 2011. [web.archive.org/web/20070930184655/irbis.asu.ru/docs/altai/celebr/encycl/shum.html Архивировано из первоисточника 30 сентября 2007].
• [www.hrono.ru/biograf/bio_sh/shumilovsky.html Л. И. Шумиловский] в биографическом указателе портала «Хронос»
• [trc.tsu.ru/apendix/potanin/pisma-grebenshikov/pismo-16.htm Письмо Георгия Гребенщикова к Григорию Потанину № 16 (с комментариями)]. Тверской исследовательский центр по правам человека. Проверено 19 декабря 2011. [web.archive.org/web/20070312062948/trc.tsu.ru/apendix/potanin/pisma-grebenshikov/pismo-16.htm Архивировано из первоисточника 12 марта 2007].

Отрывок, характеризующий Шумиловский, Леонид Иванович

Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.


Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.