Эпистрофей

Эпистрофей
Второй шейный позвонок или эпистрофей, вид сверху.
Задняя атланто-окципитальная мембрана и атлантоосевой лигамент. Эпистрофей виден в центре.
Латинское название	axis
Каталоги	[www.bartleby.com/cgi-bin/texis/webinator/sitesearch?FILTER=col107&query=21#p99&x=0&y=0 Gray]?

Эпистрофе́й (или а́ксис, лат. axis) — второй шейный позвонок у наземных позвоночных животных и человека. Имеет строение, отличное от прочих шейных позвонков, в связи с наличием зубовидного отростка, вокруг которого вращается первый шейный позвонок атлант, вместе с сочленяющимся с ним черепом. Оба позвонка составляют уникальный механизм для движения головы вокруг вертикальной оси и её наклонов.

Особенности строения

Эпистрофей отличается от других позвонков наличием зуба (лат. dens) — отростком, отходящим вверх от тела позвонка. Зуб имеет верхушку (лат. apex) и две суставные поверхности. Передняя суставная поверхность (лат. facies articularis anterior) сочленяется с ямкой зуба на задней поверхности атланта, образуя срединный атлантоосевой сустав. Задняя суставная поверхность соединяется с поперечной связкой атланта. По бокам тела эпистрофея находятся верхние суставные поверхности (лат. facies articulares superiores), которые, соединяясь с нижними суставными поверхностями атланта, образуют латеральные атлантоосевые суставы. Нижние суставные поверхности (лат. facies articulares inferiores) служат для сочленения эпистрофея с третьим шейным позвонком.

Ссылки

• Быстров А. П. Прошлое, настоящее, будущее человека. Медгиз, Ленинградское отд., 1957, стр.1-314.

Отрывок, характеризующий Эпистрофей

Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.