Яблонская, Оксана Михайловна
| Оксана Михайловна Яблонская |
Оксана Михайловна Яблонская (род. 6 декабря 1938, Москва) — советская и американская пианистка. Из-за ограничений в концертной деятельности эмигрировала в США в 1977 году [1]. Профессор Джульярдской школы.
Биография
Училась в Центральной музыкальной школе у Анаиды Сумбатян, перед поступлением в Московскую консерваторию занималась у Александра Гольденвейзера. В консерватории продолжила обучение у Татьяны Николаевой[2].
С 1962 года — преподаватель Московской консерватории. В 1963 году выиграла приз на Конкурсе имени Лонг и Тибо, в 1969 году — на Бетховенском конкурсе в Вене.
В 1960-х и 1970-х годах Яблонская, солистка Московской филармонии, вела активную концертную деятельность как в СССР, так и за рубежом; записывалась на фирме «Мелодия», выступала с Оркестром Большого театра.
В 1975 году Яблонская, вместе со своим отцом и сыном, подала документы на выезд из СССР по израильской визе. Причиной принятия решения о выезде из СССР стало увольнение Яблонской из Московской консерватории и ограничение её концертной деятельности. Получения визы пианистка ждала более двух лет, вопрос был решён во многом благодаря ходатайствам Леонарда Бернстайна и Стивена Сондхайма. Семья переехала в Нью-Йорк в 1977 году. По приезде Яблонская дала для критиков концерт в Карнеги-холле, начавший её карьеру на Западе.
В ноябре 2014 года, на основании закона о возвращении, Оксана Михайловна репатриировалась в Израиль[3].
Напишите отзыв о статье "Яблонская, Оксана Михайловна"
Примечания
- ↑ [www.nytimes.com/1990/11/18/arts/review-music-piano-and-cello-en-famille.html Kozinn, A. (November 18, 1990) Review/Music; Piano and Cello en Famille газета Нью-Йорк Таймс]
- ↑ [www.mosconsv.ru/ru/person.aspx?id=41223 Т. Николаева на официальном сайте Московской консерватории]
- ↑ [news.israelinfo.co.il/tribune/53969 «Сохнут» сообщает о репатриации знаменитой пианистки]. Проверено 10 ноября 2014.
Отрывок, характеризующий Яблонская, Оксана Михайловна
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
