Язовских, Иван Семёнович

Иван Семёнович Язовских
Дата рождения	1 сентября 1923(1923-09-01)
Место рождения	село Язовка, Тюменская губерния, СССР (ныне Далматовский район, Курганская область), Россия)
Дата смерти	14 декабря 1979(1979-12-14) (56 лет)
Место смерти	город Свердловск, РСФСР, СССР (ныне город Екатеринбург, Россия)
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	стрелковые войска
Годы службы	1942—1949
Звание	старший сержант
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии
В отставке	работал в органах внутренних дел, майор милиции

Ива́н Семёнович Язо́вских (1 сентября 1923 — 14 декабря 1979) — участник Великой Отечественной войны, командир отделения роты противотанковых ружей 350-го отдельного истребительного противотанкового дивизиона 294-й стрелковой дивизии 52-й армии 2-го Украинского фронта, Герой Советского Союза. С 1 января 1972 года майор милиции в отставке.

Биография

Родился 1 сентября 1923 года в деревне Язовка Тюменской губернии РСФСР (ныне Далматовского района Курганской области) в семье крестьянина. Русский.

После окончания семилетней школы работал в колхозе.

В Красной армии с 28 марта 1942 года. Окончил полковую школу наводчиков противотанковых ружей. Был назначен командиром отделения. Воевал на Волховском и 2-м Украинском фронтах. Был тяжело ранен. За мужество и стойкость в поединках с вражескими танками бронебойщик наводчик ПТР Иван Язовских был награждён двумя медалями «За отвагу», дважды медалью «За боевые заслуги».

В марте 1943 года в бою под украинским городом Черкассы Иван Язовских со своим ПТР в составе стрелкового отделения прикрывал от противника левый фланг роты. Полурота немцев при поддержке двух танков вышла на позиции отделения. С первого же выстрела из противотанкового ружья старший сержант Язовских подбил немецкий танк, следующим выстрелом — заклинил башню у второго танка. Пехота гитлеровцев с отчаянием ринулась на храбрецов, заметив, что их всего лишь около десятка. Завязался кровопролитный бой. В ходе боя Язовских дважды успел поймать гранаты, брошенные в его окоп наступающими гитлеровцами, и кинул их обратно в наседавших немцев. Подоспела помощь, и гитлеровцы были отброшены. Раненого комсомольца Язовских, только одного уцелевшего в этом бою, доставили в медсанбат.

Старший сержант Язовских отличился в боях в апреле 1944 года при освобождении Румынии: в районе населённого пункта Чужа Вода его бойцы участвовали в отражении 9 контратак противника, подбили несколько танков и бронетранспортёров, уничтожили десятки фашистов. Язовских был ранен, но остался в строю.

После войны

В октябре 1948 года демобилизован. Член КПСС с 1952 года. Окончил заочно среднюю школу, затем Омскую школу начальствующего состава милиции МГБ СССР. Проходил службу в должности оперуполномоченного ОБХСС УВД Свердловского облисполкома. С 1 января 1972 года майор милиции И. С. Язовских — в отставке.

Жил в городе Свердловске (ныне Екатеринбург). Умер 14 декабря 1979 года. Похоронен на Широкореченском кладбище в Екатеринбурге.

Награды

• Указом Президиума Верховного Совета СССР от 13 сентября 1944 года за образцовое выполнение заданий командования и проявленные мужество и героизм в боях с немецко-фашистскими захватчиками гвардии старшему сержанту Язовских Ивану Семёновичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 4297).
• Награждён орденом Славы 3-й степени, медалями.
• За образцовое выполнение служебных обязанностей и заслуги в борьбе с преступностью был награждён Почетной Грамотой Министерства внутренних дел РСФСР.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=2833 Язовских, Иван Семёнович]. Сайт «Герои Страны». (Проверено 12 августа 2011)

Отрывок, характеризующий Язовских, Иван Семёнович

Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.