Ярослав (князь опольский)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ярослав
польск. Jarosław
Князь Опольский
1173 — 1201
 
Рождение: между 1143 и 1160
Смерть: 22 марта 1201(1201-03-22)
Род: Силезские Пясты
Отец: Болеслав I Долговязый
Мать: Звенислава-Анастасия Всеволодовна

Ярослав (польск. Jarosław, между 1143 и 1160 — 22 марта 1201) — опольский князь (с 1173), епископ Вроцлавский (с 1198).

Ярослав был старшим сыном силезского князя Болеслава Долговязого от его первой жены Звениславы-Анастасии. Семья была изгнана из Польши, и Ярослав вырос в Альтенбурге в Священной Римской империи.

В 1163 году император Священной Римской империи Фридрих I Барбаросса смог уговорить Болеслава Кудрявого вернуть Силезию детям Владислава Изгнанника, куда вернулся Болеслав Долговязый с семьёй. Однако вторая женитьба Болеслава — на немке Кристине — резко изменила статус Ярослава: мачеха стала интриговать в пользу собственных детей, и Ярослав был принуждён избрать духовную карьеру.

Ярослав не смирился с тем, что его лишают наследство, и начал борьбу при поддержке своего дяди Мешко Плясоногого. Вскоре ему предоставилась возможность восстановить свои права. В 1172—1173 годах Болеслав Долговязый в результате гражданской войны был изгнан в Эрфурт. В результате вмешательства императора Фридриха Барбароссы Болеславу была возвращена Нижняя Силезия, однако он был принуждён выделить Рациборжское княжество для Мешко, и Опольское княжество — для Ярослава.

В 1195 году Ярослав поддержал своего дядю Мешко III в битве у Мозгавы. В 1198 году Ярослав согласился на духовную карьеру и был избран епископом Вроцлавским. Признаком его примирения с отцом служат отчеканенные в то время монеты, на которых помещены рядом имена их обоих.

Ярослав умер в 1201 году, когда ещё был жив его отец. Так как у него самого наследников не было, то Опольское княжество вернулось к Болеславу.

Напишите отзыв о статье "Ярослав (князь опольский)"

Отрывок, характеризующий Ярослав (князь опольский)

– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.


Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.