Ярхо, Борис Исаакович

Борис Исаакович Ярхо
Дата рождения:	14 (26) марта 1889(1889-03-26)
Место рождения:	Москва
Дата смерти:	3 мая 1942(1942-05-03) (53 года)
Место смерти:	Сарапул
Страна:	Российская империя, СССР
Научная сфера:	филология
Место работы:	Московский университет
Альма-матер:	Московский университет

Бори́с Исаа́кович Ярхо́ (14 (26) марта 1889, Москва — 3 мая 1942, Сарапул) — русский филолог-медиевист, фольклорист, теоретик и историк литературы, стиховед, переводчик. Брат Григория и Аркадия Ярхо.

Биография

Родился в семье детского врача. Окончил Московский университет, стажировался в Гейдельбергском и Берлинском университетах. В 1915—1921 преподаватель Московского университета, сперва приват-доцент, затем профессор. Член Московского лингвистического кружка (1915).

Научную деятельность начал как фольклорист-компаративист: «Сказание о Сигурде и его отражение в русском эпосе» (1913—1916), изучал поэзию скальдов. Диссертация, написанная на немецком языке, посвящена рифмованной прозе германской средневековой поэтессы Хросвиты, писавшей по-латыни. Над диссертацией работал 10 лет, для описания материала выработал подробные методы точного анализа стиха. Диссертация осталась незащищённой по политическим обстоятельствам; до настоящего времени остаётся неопубликованной (как и многие другие труды Ярхо).

С 1922 по 1930 работал в ГАХН, заведующий комиссией художественного перевода, некоторое время также замещал заведующего подсекцией теоретической поэтики. Сформировалась группа филологов-стиховедов с участием Ярхо, придерживавшаяся точных методов — Л. И. Тимофеев, М. П. Штокмар и др., она противостояла как группе «интуитивистов» в рядах самого ГАХН, так и вульгарно-социологическому течению в тогдашнем литературоведении. В этот период Ярхо преподавал иностранные языки в разных вузах, работал в ВСНХ, переводил средневековую и новую литературу (поэты каролингского Возрождения, Песнь о моём Сиде, Песнь о Роланде, Сага о Вольсунгах, Мольер, «Рейнеке-лис» Гёте, Шиллер), не всё издано. В этот же период написал основные работы по теории литературоведения: «Простейшие основания формального анализа» (1927) и «Границы научного литературоведения» (1925), а также фундаментальную монографию (26 печатных листов) «Методология точного литературоведения», полностью изданную М. И. Шапиром и коллегами лишь в 2006.

Арестован в 1935 по «делу о Большом немецко-русском словаре» вместе с группой московской интеллигенции. Сослан в Омск, в 1940 переехал в Курск и был там профессором. В тюрьме и ссылке продолжал работать над «Методологией точного литературоведения». В последние годы исследовал Слово о полку Игореве точными методами в сопоставлении с западным средневековым эпосом. Эвакуирован в Сарапул в 1941, умер от милиарного туберкулёза.

Интересы

Б. И. Ярхо был разносторонне и глубоко образованным и эрудированным учёным. В 25 лет, готовясь к занятию должности приват-доцента, предложил Московскому университету материалы для 18 спецкурсов, причём впоследствии написанные монографии «Мансанг» и «Юный Роланд» соответствовали каждая разделу из двух таких курсов. Переводил примерно с 20 новых и старых языков. После ссылки (1938) предоставил Наркомпросу список своих специальностей: латинская, французская, провансальская, немецкая, англосаксонская и древнескандинавская средневековая литература, стилистика, метрика, поэтика, русский и славянский фольклор, сербохорватская литература, история и теория драмы. Работы пришлось ждать год. По мнению М. О. Чудаковой, Ярхо, «главным образом в отношении академической его биографии», был возможным прототипом эрудита Феси (прообраза «мастера») в ранней редакции романа Булгакова «Мастер и Маргарита» .

Ярхо таке принадлежат оригинальные драматические и стихотворные произведения, отражающие его интерес к средневековой Европе (часть из них под псевдонимом Люнель — «офранцуженная» версия фамилии Ярхо, означающей по-древнееврейски «луна»). В сборнике «Poetae poetae», посвящённом Максимилиану Волошину, Ярхо принадлежат поздравления юбиляру, стилизованные под манеру разных поэтов — от древних индийцев и скандинавов до крестьянского поэта Спиридона Дрожжина.

Теория Ярхо

Основной принцип теории Ярхо — литературоведение должно стать точной наукой и изучать свои объекты математическими методами; утверждение о «духе свободы, которым проникнуто всё произведение», «чувстве цвета» или «вычурном стиле» должно подкрепляться количественным анализом тех или иных параметров произведения, как сравнительно легко формализуемых (например, стих), так и сложных, но в принципе, с его точки зрения, доступных формализации (образный строй, система мотивов — Ярхо принадлежит терминологическое разграничение образа и мотива, идеология). Ярхо придерживался точки зрения, согласно которой все литературные произведения в той или иной степени восходят к предшествующей литературной же традиции и не появляются на ровном месте лишь творческим усилием. Для его научного мышления и стиля характерны сравнения фактов художественной литературы с биологическими явлениями.

Научное наследие Ярхо, своевременно не оценённое и прежде всего далеко не полностью изданное, в 1940—1960-е годы было забыто. Труды ученого вернулись из забвения усилиями М. Л. Гаспарова, который ощущал себя последователем теории Ярхо. Опубликованная Гаспаровым в 1969 году статья «Работы Б. И. Ярхо по теории литературы» представляет краткий, но очень содержательный реферат основных трудов учёного.

Библиография

• Юный Роланд. Л., 1927
• [feb-web.ru/feb/pushkin/critics/jar/jar-005-.htm Метрический справочник к стихотворениям А. С. Пушкина] (совместно с Н. Лапшиной и И. Романовичем), М., Academia, 1934
• Методология точного литературоведения. Избранные статьи по теории литературы. М., 2006. ISBN 5-9551-0113-6

Переводы:

• Любовная лирика скальдов. М., 1917.
• Петроний «Сатирикон», М.-Л., 1924
• «Сага о Волсунгах» (1934),
• «Песнь о Роланде» (1934),
• «Песнь о Сиде» (1959, посмертно),
• Поэзия Каролингского Возрождения (2010, посмертно).

Цитаты

• «Люди все чаще кажутся мне книгами, и порой я становлюсь в тупик перед замыслом их создателя».

Увековечение памяти

Именем Б. И. Ярхо названа одна из улиц в городе Сарапуле.

На доме, где Б. И. Ярхо провел последние месяцы жизни, по адресу: Удмуртская Республика, город Сарапул, ул. Первомайская, дом 34, открыта мемориальная доска.

Ссылки

• [www.vekperevoda.com/1887/yarkho.htm Борис Ярхо] на сайте «Век перевода» (средневековая латинская поэзия)
• [www.eleven.co.il/article/15242 Ярхо Борис] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
• [feb-web.ru/feb/person/person/feb/yarxo.htm]

Отрывок, характеризующий Ярхо, Борис Исаакович

Французский гусарский унтер офицер, в малиновом мундире и мохнатой шапке, крикнул на подъезжавшего Балашева, приказывая ему остановиться. Балашев не тотчас остановился, а продолжал шагом подвигаться по дороге.
Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.