Тимофеев, Леонид Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Леонид Иванович Тимофеев
Дата рождения:

23 декабря 1903 (5 января 1904)(1904-01-05)

Место рождения:

Москва

Дата смерти:

13 сентября 1984(1984-09-13) (80 лет)

Место смерти:

Москва

Страна:

СССР СССР

Научная сфера:

литературоведение

Место работы:

ИМЛИ

Учёная степень:

доктор филологических наук

Учёное звание:

член-корреспондент АН СССР, академик АПН СССР

Альма-матер:

ВЛХИ

Известен как:

Исследователь и переводчик «Слова о полку Игореве»

Награды и премии:

Леони́д Ива́нович Тимофе́ев (1904—1984) — советский литературовед и переводчик. Доктор филологических наук (1940), член-корреспондент АН СССР (1958), действительный член АПН СССР (1947 г., до 1966 г. академия называлась АПН РСФСР).





Биография

Отец Тимофеева работал делопроизводителем в Московской городской управе, с 1919 в Отделе народного образования (умер в 1924). Тимофеев родился с парализованными ногами и всю жизнь передвигался на костылях. В 1922 окончил одногодичный курс Московского института журналистики и с рекомендацией В. М. Фриче поступил в ВЛХИ, окончив его в 1925. В 1928 окончил аспирантуру Института языка и литературы РАНИОН.

Преподавал в московских вузах (Институт красной профессуры, МИФЛИ, МГУ). В 1941—1970 заведующий Отделом советской литературы Института мировой литературы АН СССР.

Награды и премии

Семья

Книги

  • Проблемы стиховедения: Материалы к социологии стиха. М.: Федерация, 1931. 227, [5] с.
  • Теория стиха. М.: Гослитиздат, 1939. 232 с.
  • Теория литературы. Основы науки о литературе: [Учебник для педагогических вузов и университетов]. М.: Учпедгиз, 1945. 328 с. (2-е изд., доп. 1948. 384 с.).
  • Проблемы теории литературы. М.: Учпедгиз, 1955. 302 с.
  • Очерки теории и истории русского стиха. М.: Гослитиздат, 1958. 415 с.
  • Основы теории литературы: [Учебное пособие для университетов и педагогических институтов]. М.: Учпедгиз, 1959. 447 с. (5-е изд., испр. и доп. М.: Просвещение, 1976. 448 с.).
  • Советская литература: Метод, стиль, поэтика. М.: Советский писатель, 1964. 523 с.
  • По воле истории. М., 1979.
  • Слово в стихе. М.: Советский писатель, 1982. 342 с. (2-е изд., доп. 1987. 420, [2] с.).

Напишите отзыв о статье "Тимофеев, Леонид Иванович"

Литература

Ссылки


Отрывок, характеризующий Тимофеев, Леонид Иванович

Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.