Двуходки

Эта статья — о животном. О мифологическом существе см. Амфисбена.

Двуходки
Amphisbaena alba
Научная классификация
промежуточные ранги Домен:  Эукариоты Царство:  Животные Подцарство:  Эуметазои Без ранга:  Двусторонне-симметричные Без ранга:  Вторичноротые Тип:  Хордовые Подтип:  Позвоночные Инфратип:  Челюстноротые Надкласс:  Четвероногие Класс:  Пресмыкающиеся Подкласс:  Диапсиды Инфракласс:  Лепидозавроморфы Надотряд:  Лепидозавры Отряд:  Чешуйчатые Подотряд:  Двуходки
Международное научное название
Amphisbaenia Gray, 1844
Семейства
Amphisbaenidae (167 видов) Bipedidae (3 вида) Blanidae (5 видов) Cadeidae (2 вида) Rhineuridae (1 вид) Trogonophiidae (6 видов) † Rhineuridae
Ареал
Распространение
Систематика на Викивидах Изображения на Викискладе

Двуходки или амфисбены (лат. Amphisbaenia — от др.-греч. αμφίς — «c обеих сторон» и βάινο — «иду») — группа чешуйчатых пресмыкающихся, до недавних молекулярных исследований считались отдельным подотрядом наряду с ящерицами и змеями. Сейчас амфисбены причисляются к той же группе чешуйчатых, что настоящие ящерицы (Lacertidae) и тейиды (Teiidae). Группа насчитывает 184 вида (по состоянию на январь 2014 года), объединяемых в 23 рода, входящих в 6 выделяемых на сегодняшний день семейств.

Размеры колеблются от 72 сантиметров у Amphisbaena alba Linnaeus, 1758 до 9—12 сантиметров для Chirindia rondoense (Loveridge, 1941). Двуходки встречаются в Южной Америке, Мексике, Африке и Западной Азии. По одному виду проникают также в Южную Европу и на юго-восток США.

Самый многочисленный род собственно Амфисбены (Amphisbaena) включает свыше 100 видов.

Внешний вид и строение

Тело червеобразное, цилиндрически вытянутое, покрыто цельной роговой плёнкой, опоясано узкими поперечными кольцами, которые пересекаются более или менее явственными продольными бороздками. Каждое кольцо разбивается на правильные прямоугольники или квадраты, по внешнему виду несколько напоминающие чешую. Двуходок отличает сильное окостенение изменчивого по форме черепа, лишённого черепных дуг и характерных для ящериц столбчатых костей.

Немногочисленные плевродонтные или, реже, акродонтные зубы располагаются лишь в передней части челюстей и варьируются по форме и величине. Эмбриональный яйцевой зуб не исчезает с возрастом, а, увеличиваясь в размерах, сохраняется на всю жизнь.

В отличие от большинства змей и безногих ящериц, обладающих единственным правым лёгким, у двуходок развито одно левое.

Крупные роговые щитки покрывают только уплощённую голову двуходок, выполняющую также роль органа для рытья. В соответствии с этим её назначением у одних видов голова килевидно вытянута или тупо закругляется на конце, у других лопатовидно уплощена в вертикальной или горизонтальной плоскости или же заострена наподобие утюга. В последнем случае передний конец морды находится на уровне брюха или в той или иной мере вздёрнут кверху. Специальные исследования показали, что подобная форма головы в сочетании со специализированной шейной мускулатурой является идеальным роющим устройством, рассчитанным на различную плотность грунта, на котором двуходка живёт.

Большинство видов лишено наружных конечностей, только у нескольких представителей североамериканского рода Bipes сохраняются короткие передние ноги с редуцированными в той или иной мере пальцами. Задняя половина тела большинства двуходок плавно переходит в короткий, более или менее тупо закругляющийся хвост, внешне очень напоминающий головной конец. Это сходство подчёркивается ещё и тем, что в случае опасности многие двуходки резко вздёргивают хвост кверху, отвлекая внимание хищника от неподвижной, легко уязвимой головы. Благодаря этому коренные жители некоторых стран называют двуходок двухголовыми змеями. Некоторых роющих змей и червяг по той же причине называют двухголовыми змеями. У некоторых видов хвост способен закручиваться и обладает значительной цепкостью.

Движение

Многочисленные поперечные кольца, опоясывающие на всём протяжении тело двуходок, придают им удивительное сходство с крупным земляным червём, ещё более усиливающееся, когда животное двигается. При этом вдоль всего тела двуходки спереди назад пробегают отчетливые волны, образованные быстрыми движениями последовательно сближающихся и расходящихся туловищных колец. Создаётся впечатление, что тело животного то удлиняется, то сокращается в длину наподобие того, как это происходит у ползущего червя. Однако, в действительности поступательное движение двуходки происходит от того, что бегущие волны, наталкиваясь на малейшие неровности субстрата, в общей сложности создают силы, толкающие животное в обратном направлении.

Возможность подобного типа движения, неизвестного у других позвоночных животных, объясняется тем, что, в отличие от ящериц и змей, кожа двуходок свободно прилегает к телу, образуя подвижный кожный мешок, способный собираться в складки по линиям опоясывающих туловище колец. Подобным необычным образом животное способно одинаково легко двигаться как вперёд, так и назад, чем объясняется и само название «амфисбена», происходящее от двух греческих слов, буквально переводимых как «двигающаяся в оба конца». Понятно также широко распространенное в литературе другое название этих пресмыкающихся — «двуходки».

Указанная особенность играет важную роль при движении двуходок в прокладываемых ими узких подземных ходах, где они лишены возможности развернуться. На поверхности почвы амфисбены могут передвигаться также обычным змеевидным способом, изгибая в стороны тело, а некоторые из них способны волнообразно изгибать туловище и в вертикальной плоскости, наподобие сказочных драконов.

Образ жизни

Как у многих других роющих пресмыкающихся, глаза двуходок скрыты под кожей, сквозь которую просвечивают в виде небольших темных пятен. Животное способно поэтому только отличать свет от тьмы и, возможно, различать лишь общие очертания предметов. Зато у них высокоразвиты органы обоняния, осязания и вкуса, а также особое химическое чувство, помогающее им зачастую обнаруживать добычу — различных почвенных беспозвоночных — даже за небольшим слоем почвы.

Высокая специализация к подземному образу жизни привела к тому, что двуходки крайне редко появляются на поверхности, проводя большую часть жизни под землей или в гнёздах муравьёв и термитов, которыми они главным образом и питаются. Примечательно, что даже свирепые бродячие муравьи, которые пожирают всё на своём пути, терпимо относятся к живущим у них двуходкам. Южноамериканские индейцы считают амфисбен муравьиными царицами, управляющими делами муравейника.

Размножение

Большинство видов откладывают круглые яйца, покрытые тонкой, иногда полупрозрачной оболочкой. В кладке 2—6 штук. Кладки делают в муравейниках или в норах, известны случаи нахождения в одной норе яиц вместе с отложившей их самкой. Это позволяет предполагать наличие заботы о потомстве. Установлено несколько яйцеживородящих видов — Loveridgea ionidesii и Monopeltis capensis.

См. также

Безногие земноводные

Литература

• Гиляров М. С., Баев А. А., Винберг Г. Г., Заварзин Г. А. и др. Биологический энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия, 1986. — С. 24.
• Кудрявцев С. В., Фролов В. Е., Королёв А. В. Террариум и его обитатели. — М.: Лесная промышленность, 1991. — С. 87—89. — ISBN 5-7120-018-2.

Отрывок, характеризующий Двуходки

– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.