Elektra Records

Elektra Records
Владелец	Warner Music Group
Основан	1950
Основатели	Джек Хольцман Пол Рикхольт
Дистрибьютор	Atlantic Records Group (на территории США) WEA International Inc. (за пределами США) Rhino Records (переиздания)
Жанр	Различные
Страна	США США
Официальный сайт	[www.elektra.com/ Elektra.com]

Elektra Records — американский лейбл звукозаписи, приобретенный компанией Warner Music Group. В 2004 году был объединен с Atlantic Records Group, также принадлежащим WMG. После пяти лет бездействия лейбл был возрожден компанией Atlantic в 2009 году.

История

Начало

Elektra был создан в 1950 году Джеком Хольцманом и Полом Рикхольтом, каждый из которых вложил в дело по $300. В качестве названия было взято измененное традиционное написание имени героини древнегреческой мифологии Электра (в английском языке её имя пишется как «Electra»), что Хольцман позднее во всеуслышание объяснял: «Я дал ей ‘K’, которого мне не хватало.»

Первым лонгплеем Elektra стал «New Songs» («Новые песни») (EKLP 1 выпущен в марте 1951), представлявший собой сборник лидов (немецких романсов) и схожих арт-песен, который разошелся всего лишь несколькими копиями. В 50-е и начале 60-х лейбл занимался в основном изданием фолк-музыки, выпустив несколько хорошо продаваемых альбомов Джуди Коллинз и певцов протеста, таких как Фил Оукс и Том Пэкстон, но к середине 60-х поп-музыка выделилась в отдельное направление, а лейбл получил таким образом значительный авторитет на музыкальной сцене как один из первых лейблов, заключивший контракты с ведущими исполнителями новой волны американского психоделического рока 1966-67 годов. Самыми значительными контрактами лейбла были контракты с чикагской Paul Butterfield Blues Band (с участием Майкла Блумфилда), лос-анджелесскими группами Love и The Doors, а также детройтскими группами The Stooges и MC5. Одним из наиболее значимых лос-анджелесских исполнителей Elektra был Тим Бакли, будущий отец Джефа Бакли.

Также в 1967 году Elektra запустила нашумевшую серию Nonesuch Explorer Series, ставшую одной из первых коллекций музыки, которую теперь называют этнической. Отрывки из нескольких записей Nonesuch Explorer позднее были представлены на двух золотых пластинках «Вояджера», отправленных в открытый космос в 1977 году на борту космических аппаратов Вояджер-1 и Вояджер-2.

Elektra также занималась выпуском чрезвычайно популярной бюджетной классической серии Nonesuch, которая стала наиболее продаваемой классической бюджетной серией своей эпохи. Прочие лейблы также начали выпуск собственных бюджетных серий, но серия Nonesuch продолжала оставаться самой популярной, а Джек Хольцман в своей книге утверждал, что прибыль от продаж бюджетной классической серии позволила Elektra экспериментировать со своими поп-релизами.

Слияние с Asylum Records

Elektra, вместе со своим дочерним подразделением Nonesuch Records, было приобретено компанией Kinney National Company в 1970 году. Вскоре после этого Kinney объединил все лейблы холдинга под вывеской Warner Communications. Хольцман оставался в команде Elektra до 1972 года, когда произошло слияние с Asylum Records, в результате чего появился лейбл Elektra/Asylum Records; основатель Asylum, Дэвид Джеффен, возглавил объединенный лейбл. Хольцман, тем временем, был назначен старшим вице-президентом и директором по технологиям в Warner, что ознаменовало собой выход компании на рынок домашних видеосистем и первых развлекательных кабельных систем. Также Хольцман принял участие в развитии Discovery Records. В 1975 году Джеффен оставил пост из-за проблем со здоровьем. Он был заменен Джо Смитом, который впоследствии стал генеральным директором Capitol Records.

Несмотря на то, что компания на документах технически обозначалась как «Elektra/Asylum Records», прошедшие годы с момента основания компании взяли своё: в компании продолжали неофициально именоваться Elektra Records (а Asylum рассматривался как дочернее подразделение). В 1982 году Elektra создала дочерний лейбл Elektra/Musician для выпуска джаза. На следующий год Боб Краснов стал президентом и генеральным директором Elektra; под его руководством лейбл достиг пика своего коммерческого успеха на протяжении оставшейся части 1980-х и вполть до середины 1990-х.

Elektra Entertainment Group

В 1989 году компания официально изменила название на Elektra Entertainment. Краснов был заменен Сильвией Роун, которая в 1994 году была назначена генеральным директором; в том же году лейбл стал называться Elektra Entertainment Group. В это время Elektra развивала отношения с британским лейблом 4AD Records, став североамериканским дистрибьютором групп, подписанных на 4AD, как например, Pixies, The Breeders, Френк Блэк и The Amps. В конечном счете это привело к тому, что родственный Elektra лейбл «Warner Strategic Marketing» подписал контракт на эксклюзивную американскую дистрибьюцию почти всех изданий «4AD» на период с 1992 по 1998 год.

Несмотря на наличие большого числа известных групп, 1990-е выдались весьма трудными для лейбла, у Elektra начался резкий спад доходов одновременно со значительным падением позиций в чартах. Помимо этого лейбл заработал себе весьма негативную репутацию в индустрии из-за плохо организованной рекламы многих своих релизов, даже получил прозвище «Neglectra» от многих групп. В итоге, лейбл остался далеко позади своих родственных лейблов, Warner Bros. Records и Atlantic Records.

Поглощение лейблом Atlantic Records

В феврале 2004 года Warner Music Group была продана Time Warner группе частных инвесторов, состоящей из «Thomas Lee Partners», Bain & Company и Эдгара Бронфмана-младшего (исполняющий обязанности генерального директора).

В поисках способа защитить свои вложения, новые владельцы WMG решили объединить «Elektra» и «Atlantic Records». Так как «Elektra» из двух данных лейблов был меньшим, то сделки «Elektra» составили 40 % операций новой компании, а остальные 60 % — сделки «Atlantic». Как следствие, новая компания стала называться «Atlantic Records Group», а «Elektra» был выделен в дочернее подразделение, который оставался бездействующим вплоть до своего возрождения в 2009 году.

Каталог Elektra продолжил переиздаваться лейблом Rhino Records, который в ноябре 2006 года выпустил 5-дисковый набор, представлявший собой компиляцию песен различных исполнителей и озаглавленный Forever Changing: the Golden Age of Elektra Records 1963—1973 (с англ. «Вечно меняющийся: золотая эпоха „Электра рекордс“ 1963—1973»).

Возрождение

«Atlantic Records Group» объявила о возрождении лейбла «Elektra Records» 1 июня 2009. Во главе возрожденного лейбла стали два новых сопрезидента: Майк Карен, исполнительный вице-президент A&R в «Atlantic Records», и Джон Джени, основатель и президент известного инди-лейбла Fueled by Ramen. Лейбл продолжил свою деятельность в составе «Atlantic Records Group».

Литература

• Jac Holzman. Follow the Music: The Life and High Times of Elektra Records in the Great Years of American Pop Culture. First Media Books (1998). ISBN 0-9661221-1-9.

Ссылки

• [www.elektra.com/ Официальный веб-сайт]  (англ.)
• [www.bsnpubs.com/elektra/elektrastory.html История «Elektra» на сайте BSN Pubs]  (англ.)
• [www.atsf.co.uk/elektra/ Дискография «Elektra» с 1950 по середину 1973 гг.]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Elektra Records

Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.