Privilegium de non tolerandis Judaeis
Privilegium de non tolerandis Judaeis (с лат. — «Привилегия о нетерпении евреев») — привилей, действовавший с XIV до конца XVIII века в Речи Посполитой на территории королевских городов и запрещавший евреям проживать и владеть недвижимой собственностью в этих городах[1]. Привилей запрещал евреям входить в эти города, за исключением некоторых дней, когда организовывались ярмарки. В то же время привилей разрешал евреям свободную деятельность на территории городов, которые не имели статуса «королевский город». В свою очередь, в некоторых еврейских кварталах польских и литовских городов действовало аналогичное правило «Privilegium de non tolerandis Christianis», запрещавшее христианам посещать места еврейского проживания.
Привилей делал исключение некоторым еврейским сословиям, служащим при аристократических дворах, банкирам, врачам и служащим в юридиках.
Последствия
Привилей юридически предусматривал выселение евреев за пределы городских стен королевских городов. Фактически целью привилея было исключение торговой конкуренции между коренными жителями и евреями. В действительности евреи часто нарушали привилей, используя пробелы в законодательстве об юридиках. Например, в Вильне на территории юридики было организовано еврейское управление и в 1633 году была построена даже Большая синагога[2][3]. Привилей подчинялся городскому праву, поэтому часто городские власти изменяли его действие в свою пользу, чтобы иметь возможность пользоваться услугами еврейских банкиров и торговцев.
С XVI века привилей выдавали правители Речи Посполитой[4]. Привилей действовал в Гданьске, Варшаве, Кракове, Люблине, Радоме, на территории всего Мазовецкого княжества и Королевской Пруссии. Постепенно привилей стали использовать в своих целях власти городов, которые не имели статуса королевских. С XVI века положения привилея использовали городские власти более 1300 городов. В Царстве Польском из 452 городов этот привилей использовали только 92 города (около 20 %)[5][2].
После применения привилея за городскими стенами городов или вблизи от них стали формироваться еврейские поселения, что приводило к возникновению Oppidum Judaeorum (местечко) на всей территории Речи Посполитой. Их жители, проживая в этих поселениях, могли в определённое время посещать близлежащий город. Таким образом возникли поселения Казимеж в Кракове и «Песья горка» возле бывшего Люблинского замка.
Другим результатом привилея стала массовая еврейская миграция на восточные земли Речи Посполитой (в частности на территорию Киевского воеводства). Польские землевладельцы в Киевском воеводстве охотно принимали еврейских переселенцев на своих землях и не ограничивали их деятельность. В 1648 году численность евреев в Киевском воеводстве достигла 200 тысяч человек (по другим данным до 500 тысяч человек[6]), значительно превысив другие национальные меньшинства[7]. В то же время численность евреев в польской части Речи Посполитой снизилась с 25—30 тысяч человек в начале XVI века до 3 тысяч человек в 1630 году[8].
De non tolerandis Christianis
Еврейские власти на территории еврейских поселений в свою очередь применяли правило «De non tolerandis Christianis» (О нетерпении христиан), которым запрещали неевреям посещать места их проживания. Король Сигизмунд II Август издал в 1568 году подобный указ, запрещавший христианам посещать еврейские кварталы в Кракове и Люблине. В 1633 году это правило действовало в Познани и с 1645 года в 28 городах Великого княжества Литовского.
Напишите отзыв о статье "Privilegium de non tolerandis Judaeis"
Примечания
- ↑ [www.encyclopedia.com/article-1G2-2587501622/austria.html Gelber, N. (red.) Encyclopadia Judaica, 2007]
- ↑ 1 2 Jaroslav Miller: [books.google.ru/books?id=WPhbOVW9BCoC&printsec=frontcover&dq=Urban+societies+in+East-Central+Europe:&source=bl&ots=mmNZbdxtXa&sig=ZXV1bP8bHMUSgDtXYwoDfZxVahw&hl=pl&ei=po-OS_CXGd3NjAeUmIWECw&sa=X&oi=book_result&ct=result&redir_esc=y#v=onepage&q=&f=false Urban societies in East-Central Europe: 1500—1700]
- ↑ Eleonora Bergman: The Rewir or Jewish district and the Eyruv, «Studia Judaica» 5, 2002 nr 1(9)
- ↑ [books.google.ru/books?id=cQOn0y8ENg4C&pg=PA541&lpg=PA541&dq=Privilegium+de+non+tolerandis+Judaeis&source=bl&ots=-anK9tQzr1&sig=4OLGfFfAWQXXopViZ_0EW827rn8&hl=ru&sa=X&ei=bCKvUJP0K6f44QTf7ICYAg&ved=0CFEQ6AEwBA#v=onepage&q=Privilegium%20de%20non%20tolerandis%20Judaeis&f=false The Jewish Question: Biography of a World Problem, стр. 541]
- ↑ Eleonora Bergman: The Rewir or Jewish district and the Eyruv (ang.). «Studia Judaica» 5, 2002 nr 1(9).
- ↑ [www.yivoencyclopedia.org/article.aspx/Poland/Poland_before_1795 Antony Polonsky: Poland before 1795, The YIVO Encyclopedia of Jews in Eastern Europe]
- ↑ [www.pogonowski.com/publications/Ilustrowana_Historia_Polski/Ilustrowana_Historia_Polski-II.php Iwo Cyprian Pogonowski: I Rzeczpospolita Polska. Późne Odrodzenie, Ilustrowana historia Polski]
- ↑ Henryk Wisner: Opodatkowanie żydów. W: Rzeczpospolita Wazów. T. 2. Warszawa: PAN, 2004, s. 74-75. ISBN 83-89-72902-4
Источник
- Maria i Kazimierz Piechotka: Oppidum Judaeorum. Żydzi w przestrzeni miejskiej dawnej Rzeczypospolitej. Warszawa: Krupski i S-ka, 2004, стр. 36-48. ISBN 83-86117-54-0.
- Antony Polonsky: Poland before 1795, The YIVO Encyclopedia of Jews in Eastern Europe
- Henryk Wisner: Opodatkowanie żydów. W: Rzeczpospolita Wazów. T. 2. Warszawa: PAN, 2004, стр. 74-75. ISBN 83-89-72902-4.
Ссылки
- [www.eleven.co.il/article/15433 Экономика. Хозяйственная жизнь еврейского народа в Средние века] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
- [www.litmir.net/br/?b=8140&p=82 Джонсон Пол, Популярная история евреев, стр. 82]
Отрывок, характеризующий Privilegium de non tolerandis Judaeis
– Ну, ну, ну, – сказала мать.– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
