Sartor Resartus

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Sartor Resartus;
жизнь и мнения герра Тёйфельсдрёка
Sartor Resartus;
the life and opinions of Herr Teufelsdrökh

Титульный лист первого британского издания. Лондон, 1838
Жанр:

роман

Автор:

Томас Карлейль

Язык оригинала:

английский

Дата написания:

1833

Дата первой публикации:

1833

Текст произведения в Викитеке

Sartor Resartus — роман Томаса Карлейля. Название переводится с латыни как «Перекроенный портной». Впервые был опубликован частями в 1833—1834 годах. Написан в форме комментария к мыслям и биографии вымышленного немецкого философа Диогена Тёйфельсдрёка (нем. Diogenes Teufelsdrökh — «Богорождённый Чертов Помёт»), автора труда «Одежда: её происхождение и влияние», но на самом деле Sartor Resartus — это т. н. роман о романе (англ. poioumenon)[1]. Трансценденталистские размышления Тёйфельсдрёка сопровождаются оценкой скептического английского Издателя, а также обрывками из биографии философа. Книга частично является пародией на Гегеля и на немецкий идеализм вообще.





История публикации

Карлейль, испытывавший трудности с поиском издателя для Sartor’а, впервые опубликовал его в виде очерка в октябре 1831 года[2]. В 1833—1834 годах роман выходил частями в журнале Fraser’s Magazine. Наконец, отдельное издание Sartor Resartus’а вышло в 1836 году в Бостоне и в 1838 году — в Лондоне[3].

На русский язык книга была переведена литератором Николаем Горбовым. Первое издание вышло в 1902 году, второе — в 1904. После революции книга не переиздавалась.

Главные темы

Sartor Resartus задумывался как новый вид литературы: книга, основанная одновременно на фактах и вымысле, серьёзная и сатирическая, теоретическая и историческая. Она содержит иронические комментарии по поводу собственной формы, заставляя читателя решать самому, что в ней истинно, а что нет. Тем самым книга продолжает идеи «Тристрама Шенди», написанного Лоренсом Стерном в 1760 году. Воображаемая «философия одежды» Тёйфельсдрёка развивает другую идею, согласно которой «общество построено на одежде». Последняя полагается как феномен, изменяемый в истории, постоянно перестраиваемый обществом в разного рода моды, формы власти и системы верований. В книге описывается близкая к Фихте концепция религиозного обращения, основанного не на принятии Бога, но на абсолютной свободе воли, которая сама борется со злом и создаёт смыслы. Это даёт причины считать Sartor Resartus’а примером раннего экзистенциалистского текста.

Успех книги

Книга имела ограниченный успех в США. Она была горячо одобрена Ральфом Эмерсоном и в дальнейшем повлияла на развитие новоанглийского трансцендентализма. Роман «Моби Дик» Германа Мелвилла также написан под сильным влиянием Sartor Resartus’а. Книгой зачитывались Фридрих Энгельс, Адольф Гитлер, Дуайт Эйзенхауэр[4]. Последний постоянно держал её при себе, пока с 1942 по 1945 годы руководил Главным командованием союзных сил. Он говорил, что «мудр тот человек, который прочтя этот шедевр, действует согласно его призыву». Хорхе Луис Борхес писал:

Я был ошеломлён Карлейлем. Я читал Sartor Resartus’а и помню многие из его страниц; я знаю их наизусть[5].

Персонажи и места действия

Блумина

Искусительница, которая, подобно Калипсо, соблазнила Тёйфельсдрёка в начале его пути, но она же помогла ему понять, что не только в чувствах, пусть прекрасных, стремления души могут найти удовлетворение.

Дамдрадж

Воображаемая деревня, жители которой много и тяжело трудятся (англ. drudge), однако не замечают этого, как и жители всех других деревень в мире.

Гофрат Гейшреке

Государственный советник Гофрат Гейшреке (нем. Heischrecke — кузнечик) — общий, будто небрежно описанный персонаж второго плана, слепой поклонник Тёйфельсдрёка, олицетворение беспорядка, а также единственный, кто консультирует Издателя и поощряет его в работе. О нём говорится, что это «застенчивый человек, страдающий от чувства только физического холода».

Вейснихтво

Вейснихтво (нем. Weiß nicht wo — Невестьгде) — типичный европейский город первой четверти XIX века; одновременно — средоточие всего добра и зла в мире (ср. Кеннаквайр[en] у Вальтера Скотта).

Напишите отзыв о статье "Sartor Resartus"

Примечания

  1. Fowler, Alastair. The History of English Literature. — Cambridge, MA: Harvard University Press, 1989. — P. 372. — ISBN 0-674-39664-2.
  2. Kaplan, Fred. [www.oxforddnb.com/view/article/4697 Carlyle, Thomas (1795–1881)] // Oxford Dictionary of National Biography. — Oxford University Press, 2004 (online ed. 2008).
  3. Campbell, Ian. Thomas Carlyle // Victorian Prose Writers Before 1867. Dictionary of Literary Biography / Ed. William B. Thesing. — Detroit: Gale Research, 1987. — Vol. 55.
  4. Sneathen, Eric. [web.archive.org/web/20100611061025/undergraduatestudies.ucdavis.edu/explorations/2008/animals.pdf Animals Are People Too: The Political Ecology of Thomas Carlyle’s Sartor Resartus] // Explorations: An Undergraduate Research Journal. — University of California, 2008.
  5. Borges, Jorge Luis. This Craft of Verse. — Harvard University Press, 2000. — P. 104.

Ссылки

  • Carlyle, Thomas. [books.google.com/books?id=3WsEAAAAQAAJ&printsec=frontcover#v=twopage&q&f=false Sartor Resartus; the life and opinions of Herr Teufelsdrökh]. Google Books. — Первое британское издание романа (1838). Проверено 20 января 2012.
  • Карлайл Т. [www.philol.msu.ru/~forlit/Pages/Biblioteka_Carlyle.htm Sartor Resartus] (doc). — Русский перевод на сайте МГУ. Проверено 20 января 2012. [www.webcitation.org/67fHm2xOq Архивировано из первоисточника 15 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Sartor Resartus

– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.