Авраам Крескес
Авраа́м Кре́скес (кат. Cresques Abraham [ˈkɾeskəs əβɾəˈam]; 1325, Пальма — 1387), настоящее имя Крескес (сын) Авраама — еврейский картограф, член Арагонской короны). Вместе со своим сыном Иехудой Крескесом создал знаменитый Каталанский атлас в 1375 году.
Содержание
Личная жизнь
Умел писать карты и собирать часы, компасы и другие навигационные инструменты. Он был главным членом Картографической Школы на Майорке.
Его настоящее имя Элиша (другие звали Крескесом), сын Равви Авраама, сын Равви Бенависте, сын Равви Элиши. Ему дали имя Элиша, когда он достиг совершеннолетия, но он был известен как Авраам Крескес (Крескес — это его имя от рождения, Элиша — религиозное, Авраам — его отчество), но в более поздних книгах часто переставляется порядок его имен. Его сын, Иехуда Крескес также был выдающимся картографом.
Каталанский атлас
В 1375 г. Крескес и его сын Иехуда получили распоряжение от Принца Хуана I Арагонского (будущий Король Хуан I Арагонский) сделать набор чертежей, которые не были бы похожи на обычные портуланы тех времен, чтобы они охватывали "восток и запад и все, что от идёт от Гибралтара до запада. За сделанную работу Крескесу и Иехуде должны были заплатить 150 арагонских золотых флоринов и 60 майорканских фунтов, соответственно, как было указано в документах самого Принца и его отца, датированных 14-м веком Педро IV, Королём Арагонским. Принц Хуан намеревался подарить карту своему кузену (который позднее стал Карл VI, Король Франции). В этом же 1375 году Крескес и Иехуда нарисовали шесть чертежей, которые составляли Каталанский атлас, у себя дома, в еврейском квартале Пальме.
Работы, приписанные Крескесу
Каталанский атлас 1375 года — единственная карта, которая точно принадлежала Крескесу Аврааму. Но исследователи предполагают, что пять других существующих карт могли бы также быть приписаны Крескесу, Иехуде, а может и другим каким-то рабочим в мастерской Крескеса.[1] Как и Каталанский атлас, так и остальные пять (четыре портулана и фрагмент mappa mundi) не подписаны и не датированы, дату их создания определяют где-то между 1375 и 1400 гг.
- «Каталанский атлас», 1375 г., 6 листов пергамента, карта от Атлантического океана до Китая, хранится (MS Esp 30) в Национальной библиотеке Франции в Париже.
- «Карта Венеции», 1375—1400 гг., портулан (без Северной Европы), хранится (It.IV,1912) в Библиотека Марчиана, Венеция, Италия
- «Карта Флоренции», 1375—1400 гг., портулан (только запад Средиземноморья), хранится (Port.22) в Национальной центральной библиотеке, Флоренция, Италия
- «Карта Неаполя», 1375—1400 гг., портулан, хранится (ms.XII.D102) в Национальной Библиотеке Виктора-Эммануила III в Неаполе, Италия
- «Стамбульская карта», 1375—1400 гг., фрагмент mappa mundi, хранится (1828) в Топкапи в Стамбуле, Турция
- «Парижская карта», 1400 г., портулан, хранится (AA751) в Национальной библиотеке Франции в Париже.
Согласно Кэмпбеллу, четыре портулана принадлежали подмастерью Крескеса. Неапольские и парижские чертежи больше украшенны, чем два других, как и парижская карта в частности (1400 г.), но они выглядят более похожими на Каталанский Атлас (1375 г.).[2] Однако, приписывание авторства Крекесу — это только предположение. Как заметил Кэмпбелл: «Эти чертежи схожи друг с другом, это очевидно. Но трудно что-то сказать только после анализа цвета, наверняка, что эти четыре карты были сделаны в одной мастерской».[2]
- Anonymous Catalan chart (Venice).jpg
«Венецианская карта» (It.IV,1912),
Библиотека Марчиана, Венеция. - Anonymous Catalan chart (Naples).jpg
«Неапольская карта» (XII.D102),
Национальная Библиотека Виктора-Эммануила III, Неаполь. - Anonymous Catalan chart (Paris).jpg
«Парижская карта» (AA751),
Национальная библиотека Франции, Париж.
См. также
Напишите отзыв о статье "Авраам Крескес"
Примечания
Литература
- Campbell, T. (2011) «Anonymous works and the question of their attribution to individual chartmakers or to their supposed workshops», [www.maphistory.info/PortolanAttributions.html#italearly online]
- Pujades i Bataller, Ramon J. (2007) Les cartes portolanes: la representació medieval d’una mar solcada. Barcelona.
Ссылки
- [www.bnf.fr/enluminures/manuscrits/aman6.htm Images of the whole Catalan Atlas] Bibliothèque Nationale de France
- [www.cresquesproject.net www.cresquesproject.net]
Отрывок, характеризующий Авраам Крескес
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.