Нахметов, Агагасан Мамулу оглы

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Агагасан Мамулу оглы Нахметов»)
Перейти к: навигация, поиск
Агагасан Нахметов
азерб. Ağahəsən Nahmətov
Дата рождения

1924(1924)

Место рождения

село Сарак (ныне Астаринский район, Азербайджан)

Принадлежность

СССР СССР

Годы службы

1942 - 1947

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Награды и премии

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Агагасан Мамулу оглы Нахметов (азерб. Ağahəsən Mamulu oğlu Nahmətov; 1924) — сержант, участник Великой Отечественной войны. Награждён орденами Отечественной войны 1-й степени, Славы 3-х степеней, медалями.





Биография

Родился в 1924 году в селе Сарак в семье крестьянина. Окончил 10 классов, работал в совхозе. В декабре 1942 года призван в ряды РККА. Боевое крещение прошёл под Сталинградом. После разгрома противника под Сталинградом 51-й сапёрный батальон ещё долго оставался в городе, очищая его от мин снарядов. В марте 1944 года батальон был переброшен на Керченский полуостров. Сапёры наступали вместе с автоматчиками, освобождали Феодосию, Ялту, штурмовали Сапун-гору. В июле 1944 года батальон был переведён на 1-й Прибалтийский фронт. Участвовал в боях за освобождение Прибалтики. 1 августа 1944 года в районе населённого пункта Завишин (18 км севернее города Кедайняй, Литва) переправился через реку Невяжа, произвёл инженерную разведку и, обходя минные поля, вывел наступающие подразделения в тыл противнику, что способствовало общему успеху. Приказом от 9 августа 1944 года был награждён орденом Славы 3-й степени.[1] В конце 1944 года батальон был передан в состав 39-й армии 3-го Белорусского фронта. Участвовал в боях в Восточной Пруссии. В ночь на 14 января проделывание прохода в проволочных заграждениях и минных полях противника было прервано огнём противника. Нахметов гранатами подавил огонь вражеского пулемёта и продолжил разминирование. Приказом по войскам 39-й армии от 25 февраля 1945 года был награждён орденом Славы 2-й степени. Весной 1945 года перед началом штурма города-крепости Кёнигсберг сапёры каждую ночь выходили на боевое задание. Дивизия, в которой служил Нахметов, уже состояла в 43-й армии. Добытые им в инженерной разведке заболоченной местности ценные сведения использовались при штурме города. 6 апреля вывел в тыл группу автоматчиков, проделал проход в проволочных заграждениях и минном поле, обезвредил более 15 противопехотных мин и 3 фугаса. 7 и 8 апреля активно действовал на улицах города. Четверо суток не выходил из боя, обеспечивал боевым товарищам безопасное продвижение вперёд. За образцовое выполнение заданий командования в боях с немецко-фашистскими захватчиками Агагасан Нахметов был награждён орденом Славы 1-й степени.

В 1947 году сержант Нахметов был демобилизован. Вернувшись в родной Азербайджан, работал бригадиром чаеводческой бригады в совхозе Астаринского района. Жил в селе Сарак. Участвовал в юбилейном Параде победы 1995 года.

См. также

Азербайджан в Великой Отечественной войне

Напишите отзыв о статье "Нахметов, Агагасан Мамулу оглы"

Примечания

  1. [www.podvignaroda.ru/?n=47048562 Наградной лист Нахметова]

Литература

  • Рощин И.И. Солдатская слава. — Москва, 1982. — Т. 6.
  • Кавалеры ордена Славы трёх степеней. — Москва: Воениздат, 2000.
  • Гусейнов А.А. . — Баку, 2014. — С. 39-41. — 511 с. — 2000 экз.

Ссылки

  •  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=8517 Нахметов, Агагасан Мамулу оглы]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Нахметов, Агагасан Мамулу оглы

И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.