Адлерберг, Максим Фёдорович

Максим Фёдорович Адлерберг
Дата рождения	10 декабря 1795(1795-12-10)
Дата смерти	19 октября 1871(1871-10-19) (75 лет)
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	пехота
Звание	генерал от инфантерии
Командовал	Новоингерманландский пехотный полк, 2-я бригада 2-й пехотной дивизии, 2-я бригада 17-й пехотной дивизии, 2-я пехотная дивизия
Сражения/войны	Польская кампания 1831 года
Награды и премии	Орден Святого Владимира 3-й ст. (1831) Орден Святого Георгия 4-й ст. (1831) Орден Святой Анны 2-й ст. (1831) Virtuti Militari 3-й ст. (1831)

Максим Фёдорович Адлерберг (1795—1871) — генерал от инфантерии.

Биография

Родился 10 декабря 1795 года, сын майора Фридриха-Иоганна-Фёдора Адлерберга. Образование получил в Ревельской дворянской школе.

В 1814 году вступил на военную службу юнкером в лейб-гвардии Саперный батальон. В 1817 году переведён прапорщиком в лейб-гвардии Литовский полк. В 1820-х годах Адлерберг служил в 4-м морском полку и к концу этого времени дослужился до чина подполковника.

В 1829 году произведён в полковники и назначен командиром Новоингерманландского пехотного полка. Во главе этого полка Адлерберг принимал участие в войне против восставших поляков и отличился в сражении при Остроленке и штурме Варшавских укреплений. За Остроленку он получил орден св. Владимира 3-й степени, а за отличие при штурме Варшавы он 25 декабря 1831 года был удостоен ордена св. Георгия 4-й степени (№ 4625 по кавалерскому списку Григоровича — Степанова). За другие отличия во время этой кампании он был награждён орденом св. Анны 2-й степени и польским знаком отличия за военное достоинство (Virtuti Militari) 3-й степени.

28 января 1838 года произведён в генерал-майоры и 23 октября назначен командиром 2-й бригады 2-й пехотной дивизии. С 1848 года командовал 2-й бригадой 17-й пехотной дивизии. В генерал-лейтенанты произведён в 1849 году с назначением начальником 2-й пехотной дивизии.

С 1850 года (по другим данным — с 1855 года) состоял членом генерал-аудиториата Военного министерства и в 1867 году произведён в генералы от инфантерии с назначением членом Комитета о раненых. Скончался 19 октября 1871 года.

Жена (с 18.01.1833) — Теодозия Гедвига (Феодосия Александровна) фон Трефурт (1817—1888). По воспоминаниям генерала И. Т. Беляева, «у всемогущей тети Доси был удивительный талант – все принимали её с распростертыми объятиями. Энергия ее была неистощима, она принимала горячее участие во всех, кто к ней обращался, немедленно пускала в ход все пружины и устраивала все как нельзя лучше. Много лет после кончины её вспоминали со слезами во всех слоях старого Петербурга».

В браке имела детей: Владимир (1836—1902; действительный статский советник), Николай (1837—1871) и Фелиция (1841—1912; в замужестве Гейман).

Награды

Российские:

• Орден Святого Георгия 4 ст. (1831)
• Орден Святого Владимира 3 ст. (1831)
• Орден Святой Анны 2 ст. (1831)
• Знак отличия за XX лет беспорочной службы (1839)
• Орден Святого Станислава 1 ст. (1842)
• Орден Святой Анны 1 ст. (1845)
• Знак отличия за XXX лет беспорочной службы (1849)
• Знак отличия за XL лет беспорочной службы (1860)
• Императорская корона к Ордену Святой Анны 1 ст. (1862)
• Орден Святого Владимира 2 ст. с мечами над орденом (1866)

Иностранные:

• Знак отличия за воинскую доблесть 3 ст. (1831)

Источники

• Волков С. В. Генералитет Российской империи. Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. Том I. А—К. М., 2009
• Ежегодник русской армии за 1873 и 1874 гг. Часть II. СПб., 1874
• Пирожников. История 10-го пехотного Новоингерманландского полка. Тула, 1913
• Степанов В. С., Григорович П. И. В память столетнего юбилея императорского Военного ордена Святого великомученика и Победоносца Георгия. (1769—1869). СПб., 1869

Отрывок, характеризующий Адлерберг, Максим Фёдорович

Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.