Адольф Фридрих IV (герцог Мекленбург-Стрелица)

Адольф Фридрих IV Adolf Friedrich IV<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
герцог Мекленбург-Стрелицкий
11 декабря 1752 — 2 июня 1794
Предшественник:	Адольф Фридрих III Мекленбург-Стрелицкий
Преемник:	Карл II Мекленбург-Стрелицкий
Рождение:	5 мая 1738(1738-05-05) Миров
Смерть:	2 июня 1794(1794-06-02) (56 лет) Нойштрелиц
Место погребения:	иоаннитская церковь, Миров
Род:	Мекленбургский дом
Отец:	Карл Мекленбург-Стрелицкий
Мать:	Елизавета Альбертина Саксен-Гильдбурггаузенская
Супруга:	нет
Дети:	нет
Награды:

Адольф Фридрих IV, герцог Мекленбург-Стрелицкий (нем. Adolf Friedrich IV; 5 мая 1738, Миров — 2 июня 1794, Нойштрелиц) — правящий герцог Мекленбург-Стрелица в 1752/53 — 1794 годах.

Биография

Он был старшим сыном принца Карла (Людвига Фридриха), принца Мирова и Елизаветы Альбертины, урожденной принцессы Саксен-Гильдбурггаузенской.

После смерти своих отца и дяди, герцога Адольфа Фридриха III, в 1752 году он стал наследником престола в Мекленбург-Стрелице. Его восхождение на престол однако сопровождалось значительными беспорядками, которые возникли из-за ожесточенной борьбы между правительством Мекленбурга-Шверина и Стрелица за управление последним. Чтобы остаться суверенным государством, Мекленбург-Стрелицу необходимо было официальное подтверждение наличия наследника престола, чтобы гарантированно праздновать победу. Когда в 1752 году неожиданно освободился престол, войска герцога Мекленбург-Шверинского оккупировали Стрелиц в целях присоединения последнего к своим землям и лишения его политической независимости. Окончательное решение спора о правопреемстве в пользу Адольфа Фридриха привело бы к дальнейшему укреплению суверенитета государства.

Наследник престола в целях безопасности был переправлен в течение нескольких недель за рубеж в Грайфсвальд в Померании, где он стал студентом (первоначально под вымышленным именем), позже — почетным президентом Грейфсвальдского университета. 17 января 1753 года было объявлено о его совершеннолетии, 4 апреля 1753 года Адольф Фридрих IV принял бразды правления над землями Мекленбург-Стрелица.

Вместе со своей матерью он в качестве опекуна своих младших братьев и сестер в 1755 году ратифицировал основные положения о престолонаследии в государстве (LGGEV), таким образом дав новую Конституцию своей стране. Это привело к укреплению власти дворянства и сохранению отсталости страны вплоть до самого конца монархии (в 1918 году).

В 1761 году Адольф Фридрих IV выдал свою младшую сестру Софию Шарлотту (1744—1818) за Георга III, короля Великобритании. В 1764 году он первый из герцогов Мекленбургских удостоился Ордена Подвязки.

Адольф Фридрих IV описывается свидетелями, как разумный князь, не чуждый последним веяниям науки, но иногда склонный к приступам ярости. У своих подданных, можно сказать, он был популярен. Однако им владела страсть к строительству, и затраты на подготовку и постройку новых зданий, переделку старых, таких как Герцогский дворец в Ратцебурге, или Драматический театр и Городской дворец в Нойбранденбурге, которые совершались в течение его длительного правления, постепенно подорвали его финансовую состоятельность. Таким образом, ещё при его жизни была создана Имперская комиссия в целях урегулирования государственной задолженности.

Адольф Фридрих не подходит под традиционный образ князя конца периода барокко. Он никогда не был женат и жил вместе со своей старшей сестрой Кристианой (1735—1794) в умеренно религиозном благочестии и с большой любовью к природе, держа довольно скромный королевский двор. После смерти Адольфа Фридриха в 57 лет ему наследовал младший брат Карл II.

Ссылки

• [www.emecklenburg.de/Niklot/i0059.htm Adolf Friedrich IV. bei www.emecklenburg.de]
• [portal.hsb.hs-wismar.de/pub/lbmv/mjb/jb050/350367779.html Генеалогическое древо Мекленбургского дома  (нем.)]

Отрывок, характеризующий Адольф Фридрих IV (герцог Мекленбург-Стрелица)

12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.