Азерская, Елизавета Григорьевна

Елизавета Григорьевна Азерская
Дата рождения	28 февраля 1868(1868-02-28)
Место рождения	Полтава, Российская империя
Дата смерти	13 марта 1946(1946-03-13) (78 лет)
Место смерти	Москва, СССР
Страна	Российская империя Российская империя СССР СССР
Профессии	оперная певица,педагог

Елизаве́та Григо́рьевна Азе́рская (урождённая Платоновская; 28 февраля (11 марта) 1868, Полтава — 13 марта 1946, Москва) — украинская и российская оперная и камерная певица (меццо-сопрано). Жена оперного певца Степана Трезвинского.

Биография

Окончила Киевское музыкальное училище (1891) у Николая Нолле и Камилло Эверарди, занималась также у Ксении Прохоровой-Маурелли. В 1892—1894 гг. совершенствовалась в Милане и Париже. Дебютировала в Киеве в 1891 г. в антрепризе И. Сетова в «Орлеанской деве» Чайковского. Выступала в различных городах России. В 1897—1918 гг. солистка московского Большого театра.

Азерская была первой исполнительницей партии Тизбы во второй редакции оперы Цезаря Кюи «Анджело» (1901) и партии Лауры в переоркестрованной Римским-Корсаковым опере Даргомыжского «Каменный гость» (1906). Среди других заметных партий Азерской — прежде всего, оперы Римского-Корсакова: Отрок в «Сказании о невидимом граде Китеже и деве Февронии», Насонова в «Боярыне Вере Шелоге», Любава в «Садко», Весна-красна в «Снегурочке», Ганна в «Майской ночи», Любаша в «Царской невесте». Азерская пела также Кончаковну в «Князе Игоре», Эпихарису в «Нероне» Антона Рубинштейна, Лолу в «Сельской чести», Шарлотту в «Вертере», Рогнеду в одноимённой опере Александра Серова и Груню в его же «Вражьей силе», Ольгу в «Евгении Онегине», Марину в «Добрыне Никитиче» Александра Гречанинова и т. д.

Выступала также как камерная исполнительница, в том числе в концертах Кружка любителей русской музыки (Москва). С 1918 г. занималась преподавательской деятельностью.

Литература

1. Келдыш Ю. В. Азерская Е. Г. // Музыкальная энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия, Советский композитор, 1973. — Т. 1.

Отрывок, характеризующий Азерская, Елизавета Григорьевна

– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»