Айвазян, Витя
Поделись знанием:
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
| Витя Айвазян | |
| арм. Վիտյա Այվազյան | |
 | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Место рождения | |
| Дата смерти |
29 августа 1990 (34 года) |
| Место смерти | |
| Принадлежность | |
| Годы службы | |
| Звание |
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
| Награды и премии |
|
Витя Ворошевич Айвазян (арм. Վիտյա Այվազյան, 31 декабря 1955 года, Спандарян — 29 августа 1990 года, Ереван) — Национальный герой Армении.
Содержание
Биография и деятельность
Витя Айвазян родился 31 декабря 1955 года в городе Спандарян (Артикский район).
- 1962 год — поступил в ереванскую среднюю школу номер 71 имени Нелсона Степаняна.
- 1970 год — продолжил учёбу в физико-математической школе Ереванского государственного университета (с восьмого класса),
- 1977 год — окончил отделение механики механико-математического факультета Ереванского государственного университета.
- 1977 год — поступил на работу в центральное представительство «Айшинбанка».
- 1979—1981 годы — служил в Белоруссии. Службу завершил в звании старшего лейтенанта.
- В конце 1988 года — поступает на работу в производственное объединение «Лазурь».
- 7 (12) января 1989 года — вместе с членами комитета «Карабах» и другими активистами был арестован и пробыл под арестом один месяц.
- 1989 год — стал делегатом первого съезда Армянского общенационального движения и был избран членом правления Армянского общенационального движения. В качестве члена правления АОД он принимал участие в организации отрядов самообороны, которые действовали в Арцахе и приграничных районах Армении.
- 1990 год — избран депутатом Верховного Совета Армении.
- 29 августа 1990 года — убит вместе с Гехазником Микаеляном в Ереване.
- 20 сентября 1996 года — указом президента Армении за выдающиеся заслуги перед родиной Витя Айвазян был посмертно удостоен высшего звания «Национальный Герой Армении».
Семья
- Отец — Ворош Григорович Айвазян (г.р. 1933) работал строителем-экономистом.
- Мать — Кима Аваковна Айвазян (г.р. 1930) педагог по образованию. Работала завучем, директором школы и техникума.
- Брат — Ваан, сестра — Тируи[1]
- Вдова — Карине Василян.
- Сын — Айк (г.р. 1984).
- Дочь — Асмик (г.р. 1985).
Напишите отзыв о статье "Айвазян, Витя"
Примечания
- ↑ [hetq.am/arm/print/10435 Իմ ամբողջ դժբախտությունն այն է, որ երկու որդիներս էլ հայի ձեռքով գնացին, ցավում եմ շատ. վրեժս այլ ազգից պետք է հանեի]
Ссылки
- [hay.do.am/publ/26-1-0-311 Айвазян Витя]
- [www.mayrhayastan.am/arm/heroes/national-heroes-of-ra/8/ ԱՅՎԱԶՅԱՆ ՎԻՏՅԱ ՎՈՐՈՇԻ]
- [karabah.h18.ru/press/1990/september.html Не стреляйте в народных депутатов]
- [www.youtube.com/watch?v=mjNYbsoW4l4 Vitya Ayvazyan ev Gexaznik Miqayelyan.wmv Видео]
Отрывок, характеризующий Айвазян, Витя
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
