Блазетти, Алессандро

Алессандро Блазетти
Alessandro Blasetti
Дата рождения:	3 июля 1900(1900-07-03)
Место рождения:	Рим, Италия
Дата смерти:	1 февраля 1987(1987-02-01) (86 лет)
Место смерти:	Рим, Италия
Гражданство:	Италия Италия
Профессия:	кинорежиссёр, сценарист, актёр, монтажёр
Карьера:	1917-1981

Алесса́ндро Блазе́тти (итал. Alessandro Blasetti; 3 июля 1900, Рим — 1 февраля 1987, там же) — итальянский режиссёр, сценарист, актёр и монтажёр, «отец-основатель современного итальянского кино».

Творческая биография

Окончил адвокатскую школу, но в 1920-х годах стал журналистом и кинокритиком. Основал несколько журналов, в частности, Cinematografo и «„Мир на экране“, вокруг которого объединилась группа молодых кинематографистов, стремившихся к обновлению итальянского кино». В 1928 году приступил к съёмкам фильма «Солнце», в котором изобразил суровую жизнь крестьян. На фильм оказало влияние советское кино. Поступил на работу в студию Cines, где снял «Воскресение» и «Нерон». После смерти основателя Cines, Стефано Питталуги, стал директором студии. Среди известных его фильмов — «Трапеза бедных» и «1860», последний из которых — эпопея о Гарибальди считается предвестником послевоенного неореализма и его наиболее значительным фильмом. «По словам самого режиссёра на формирование его эстетических взглядов оказали большое влияние работы русских режиссёров — Сергея Эйзенштейна, Всеволода Пудовкина и Николая Экка».

Являясь поборником итальянского фашизма, Блазетти снял фильмы о нём, во многом оправдывающие методы властей: «Старая гвардия» (1935), «Альдебаран» (1936), «Никто не возвращается назад» (1943). Поскольку фильм «Альдебаран» не нашёл особой поддержки, режиссёр обратился к сентиментальным картинам, известным как «кино белых телефонов» и снял единственную в этом жанре картину «Графиня из Пармы» (1936). Фильм «Железная корона», смешивающий сказку, приключение и историю, принёс режиссёру в 1941 году Кубок Муссолини за лучший иностранный фильм на 9-м Венецианском кинофестивале, несмотря на его явный антимилитаристский пафос. В 1942 году поставил по сценарию Чезаре Дзаваттини комедию «Четыре шага в облаках», которая стала одной из картин, подготовивших неореализм в Италии.

Среди костюмированных лент выделяется «Ужин шутов». Более открыто выразил свою позицию к движению Сопротивления в фильме «Один день в жизни». После войны внёс значительный вклад в развитие итальянской комедии («Жаль, что ты каналья», «Счастье быть женщиной»). В 1948 году поставил фильм из жизни древних римлян — «Фабиола», а в 1957 году сатирическую комедию «Любовь и сплетни». В 1961 году снимался в роли режиссёра А. Блазетти в фильме Л. Висконти «Самая красивая». В 1960-е снял критическое кино о новом итальянском обществе «Я, я, я… и другие». В 1961 году поставил фильм нового жанра — художественную антивоенную картину, построенную на документализме, — «Я люблю, ты любишь», «некоторые сцены этого фильма снимались в Москве». Затем постепенно перешёл работать на телевидение.

Награды

• Железная корона — Приз 9-го Венецианского кинофестиваля в категории Лучший итальянский фильм (1941).
• Первое причастие — Международный приз Венецианского кинофестиваля (1950).
• Я, я, я… и другие — Премия Давида ди Донателло (1966).
• Симон Боливар (1969) — юбилейный приз Венецианского кинофестиваля (1982).

Избранная фильмография

• Солнце, Sole (1929)
• Нерон, Nerone (1930)
• Воскресение, Resurrectio (1930)
• Мать-земля, Terra madre (1931)
• Трапеза бедных, La tavola dei poveri (1932)
• Палио, Palio! (1932)
• Дело Галлера, Il caso Haller (1933)
• 1860, 1860 (1934)
• Старая гвардия, Vecchia Guardia (1934)
• Альдебаран, Aldebaran (1935)
• Графиня из Пармы, Contessa di Parma (1936)
• Приключение Сальватора Розы,Un’avventura di Salvator Rosa (1940)
• Железная корона, La corona di ferro (1941)
• Ужин шутов, La cena delle beffe (1941)
• Четыре шага в облаках, Quattro passi fra le nuvole (1942)
• Один день в жизни, Un giorno nella vita (1946)
• Фабиола, Fabiola (1949)
• Первое причастие, Prima comunione (1950)
• Altri tempi: zibaldone numero 1 (1951)
• Жаль, что ты каналья, Peccato che sia una canaglia (1954)
• Tempi nostri: zibaldone numero 2 (1954)
• Счастье быть женщиной, La fortuna di essere donna (1956)
• Ночь над Европой, Europa di notte (1959) (документальный)
• Я люблю, ты любишь, Io amo, tu ami… (1961) (документальный)
• Лиола,Liolà (1963)
• Я, я, я… и другие, Io, io, io… e gli altri (1966)
• Симон Боливар, Simon Bolivar (1969, Испания)

Литература

• Блазетти, Алессандро // Кино: Энциклопедический словарь / Гл. ред. С. И. Юткевич. — М.: Советская энциклопедия, 1986. — С. 49. — 640 с. — 100 000 экз.
• Blasetti, Alessandro. Il cinema che ho vissuto. — Bari: Dedalo, 1982.  (итал.)
• Gori, Gianfranco. Alessandro Blasetti. — Florence: La Nuova Italia, 1984.  (итал.)
• Masi, Stefano. A. Blasetti: 1900—2000. — Rome: Comitato Alessandro Blasetti.  (итал.)
• Moliterno, Gino. The A to Z of Italian cinema. — 2008. — ISBN 978-0-8108-6896-0.

Ссылки

• [etvnet.com/encyclopedia/d/person/blazetti Алессандро Блазетти] (рус.). Энциклопедия Кино и ТВ. Проверено 13 августа 2012. [www.webcitation.org/6B2tVH1we Архивировано из первоисточника 29 сентября 2012].
• Tullio Kezich. [archiviostorico.corriere.it/2000/luglio/03/Cent_anni_nasceva_Blasetti_regista_co_0_0007032913.shtml Cent' anni fa nasceva Blasetti, regista-dittatore e maestro di tutti] (итал.). Il Corriere della Sera (3 luglio 2000). Проверено 21 июля 2012. [www.webcitation.org/6B2tTKt2K Архивировано из первоисточника 29 сентября 2012].
• Hanotte, Caroline. [www.cineartistes.com/fiche-Alessandro+Blasetti.html Alessandro Blasetti, biographie] (фр.). Cineartistes.com. Проверено 8 января 2013. [www.webcitation.org/6DcqoLQkw Архивировано из первоисточника 13 января 2013].

Отрывок, характеризующий Блазетти, Алессандро

– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.