Аманихабале

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Аманихабале
Мероитский период
G39N5
 

личное имя

как Сын Ра
mn
n
rE10Swrw
Аманихабале
в мероитских иероглифах
M23
X1
L2
X1

тронное имя

как Царь
ramAatnb
Неб-маат-ре

Аманихабале — царь Куша (Нубия), правивший в I веке н. э. Эта датировка не единственная: нередко его правление относят к I веку до н. э.

Этот правитель Кушитского царства известен по относительно большому числу памятников. Среди них: таблица пожертвований из храма Мероэ, бронзовый конус из Кавы, чаша Наги и стела из храма Амуна[1][2]. Аманихабале построил храм Баса.

До сих пор его пирамида не могла быть уверенно идентифицирована: в большинстве случаев под ней предполагается пирамида Beg. N2 в Мероэ.

Напишите отзыв о статье "Аманихабале"



Литература

  • Inge Hofmann, Beiträge zur meroitischen Chronologie, St. Augustin bei Bonn 1978, S. 106—107, ISBN 3921389801
  • Laszlo Török, Fontes Historiae Nubiorum, Vol. III, Bergen 1998, S. 836—840, ISBN 8291626073

Примечания

  1. [www.homestead.com/wysinger/kingamanikhabale.html Фотография стелы]
  2. [www.friends-partners.org/partners/orient/resour/meroe/collection/00522.htm Дополнительная информация о стеле]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Аманихабале

Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.