Андреев, Гавриил Андреевич (государственный деятель)
Поделись знанием:
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.
После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
| Гавриил Андреевич Андреев | |
 | |
| Фотография из архива Андреева Гавриила Андреевича | |
|---|---|
| Род деятельности: | |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: |
деревня Высокое, |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Отец: |
Андрей Степанович Андреев |
| Мать: |
Анна Ивановна Андреева |
| Супруга: |
Фаина Михайловна Андреева (Турова) (1893-1982) |
| Дети: |
Валентин Гаврилович Андреев (1915—1941) |
| Награды и премии: |
не имел |
Гавриил Андреевич Андреев (24 марта 1888, деревня Высокое Новгородской губернии — 24 января 1946, г.Москва) — советский партийно-хозяйственный деятель.
Член РСДРП (меньшевиков-интернационалистов) с 1907 по 1918 год, член РКП(б) с 1918 года, матрос (машинист-кочегар) Балтфлота, с 1912 по 1917 год — слесарь-лекальщик Путиловского завода, с 28 февраля 1917 года — член Петроградского совета солдатских и рабочих депутатов (Петросовета), с 1918 года — представитель Москвы и Петрогубкоммуны в нескольких губерниях и Республиках, с 1921 года — особоуполномоченный по заготовке продовольствия и губпродкомиссар, с 1923 года — Уполномоченный А/О «Хлебопродукт» в 5 областях, с 1929 — года директор 10-ти заводов, профсоюзный деятель. Наград не имел.
Содержание
Биография
До Февральской революции
| 1902-1905 | ученик слесаря в механической мастерской, г. Петроград |
| 1906-1908 | слесарь и кочегар на кожевенном заводе Гибнера, г. Петроград |
| октябрь 1910- июль 1912 | Балтийский флот, кочегар на броненосце "Император Павел I" . Списан на берег 25 июля 1912 года после восстания моряков на броненосце. |
| сентябрь 1913-июль 1914 | слесарь-котельщик на Путиловском заводе, г. Петроград (мастерские "Оборудование", "Котельная") |
| июль 1914-сентябрь 1915 | призван 23 июля 1914 года на военную службу[1], кочегаром ледокола "Царь Михаил Федорович" |
| сентябрь 1915- март 1918 | слесарь мастерских "Судостроительная" и "Турбинная" на Путиловском заводе |
После Февральской Революции
| август 1917 | член коллегии комитета по продовольствию Петергофского и Нарвского района г. Петроград |
| с сентября 1917 по сентябрь 1918 | член комитета по продовольствию Петроградского района. Занимался организацией общественного питания. В качестве члена Петросовета принял непосредственное участие в «подавлении восстания царских генералов на Петроград, это Краснов, Дух[..], Шкуро и др., а также будучи командиром отряда Красной гвардии принял участие в свержении Временного правительства и вооруженного захвата Советской власти»[2]. В 1918 году принял участие в подавлении эсеровского восстания. |
| с сентября 1918 | Представитель Москвы и Петрограда в Вятке, одновременно ЗамГубпродкомиссара в Вятке [3] |
| с мая по октябрь 1919 | Уполномоченный Петрокоммуны в Харькове и Одессе. Был в плену у Петлюры. «Будучи представителем Петрокоммуны на Украине под давлением войск Деникина и французской армии отступал, был ранен и контужен. Был отправлен в Петроград, по прибытии в который началось наступление генерала Юденича»[2]. |
| с января 1920 | После ликвидации войск Юденича был направлен в г. Оренбург от Петрокомунны. Член Коллегии Губхлебфуража. Член комиссии по организации недели «Хлеба и Сена» в Тургайской области В марте 1920 на Губернском Съезде Советов был избран членом Губкома в должности Губпродкомиссара.[4] |
| с августа 1920 | - член коллегии Кубано-Черноморского областного Продовольственного Комитета Трудовой Армии Кавказа, г. Екатеринодар |
| сентябрь 1920 по 19 апреля 1921 | ОренТургубпродкомиссар г. Оренбург[4] |
| апрель 1921 | член коллегии Ставропольского губпрода |
| с июля 1921 по март 1922 | Представитель Петрогубкоммуны в Туркестанской и Бухарской республиках. Уполномоченный Правления Петрогобкоммуны. Председатель Облпродсовета (Областного продовольственного совещания)в Самарканде |
| с марта 1922 по август 1922 | после ликвидации облпросовещания ЗамОблпродкомиссара в Сыр-Дарьинской области. ЗамОблпродкомиссара в Ташкенте |
| с сентября 1922 по июнь 1923 | Губпродкомиссар в Вологде, Председатель Вологодской губернской продовольственной комиссии[5][6] |
НЭП и после
| с августа 1923 - август 1925 | - После ликвидации продаппарата Губернии Постановлением ЦК РКП(б). и Правления А/О Хлебопродукт (Акционерное общество торговли хлебными и другими сельскохозяйственными продуктами «ХЛЕБОПРОДУКТ») был назначен Уполномоченным Правления по Ярославской, Вологодской и Череповецкой губерниям.[7][8] Председатель Биржевого Комитета Ярославской Товарной биржи |
| июль 1925 - октябрь 1927 | - Уполномоченный Правления А/О Хлебопродукт по Тульской Губернии, заведующий Тульским отделением Общества |
| октябрь 1927 — июнь 1929 | - после ликвидации А/О Хлебопродукт Тульским губкомом ВКП(б) был назначен Управляющим «ТУЛАСПИРТТРЕСТ» |
| июль 1929 -
февраль 1930 |
- с организацией Московской области решением ВСНХ и оргбюро МК ВКП(б) был переведен в г. Москву Управляющим винокуренным трестом Центральной области. Заместитель Управляющего Московским Областным Трестом Винокуренной Промышленности «МОСВИНТРЕСТ». |
| февраль 1930 -
март 1931 |
- Зам. Директора- Директор завода Владимира Ильича Республиканского треста среднего машиностроения «Машинотреста», |
| март 1931 -
ноябрь 1932 |
- Директор экспериментального завода № 10 треста «Текстильмаштрест» |
| октябрь 1932 -
апрель 1933 |
- Директор завода № 7 им. 1-го Августа «Текстильмаштрест», Всесоюзного Объединения Промышленности искусственного волокна |
| октябрь 1932 - апрель 1933 | - Ленинский Райсовет г. Москвы |
| апрель 1933 | - Райуполкомзаг СНК Комитета по заготовкам продуктов при СНК СССР в Плавском районе Московской области |
| апрель 1934 г | - Президиум Коломенского Райисполкома Московской области, Райуполкомзаг СНК Комитета по заготовкам продуктов при СНК СССР в Коломенском районе Московской области. освобожден по болезни |
| декабрь 1934 г | - член Президиума ЦК Союза Строителей Тяжелой Промышленности Центра и ЮГА. |
| май 1935 | - Директор завода № 9 (7) «МЕТАЛЛАМП» Московского Государственного Треста Металлической Промышленности «МОСГОРМЕТ» |
| январь 1936 | - Директор завода Ростокинского механического завода треста «Союзстроймеханизация» |
| сентябрь 1939 | - Директор завода им. ХIV Годовщины Октября Главного Управления Медико-инструментальной промышленности Наркомата Здравоохранения СССР г. Можайск. |
| октябрь 1941 | - Завод эвакуировали в Казань. Директор Казанского опытного завода |
| февраль 1941 года | - Направлен в г. Можайск для восстановления завода им. ХIV Годовщины Октября |
| январь 1942 г | - Директор завода «ХОЗПРЕДМЕТ» треста Местной промышленности |
| май 1942 г | - Управляющий конторой «Мосстроймеханизация», одновременно Директор ремонтно-механического завода «Строймеханизация» |
| июль 1942 г | - Директор Ростокинского механического завода треста «Главстроймеханизация» Наркомата по Строительству СССР |
| сентябрь 1944 г | - Зам. начальника союзной конторы «Главмединструментпрома» Наркомата Здравоохранения |
| март 1945 | - директор Репьевского крупзавода № 10 Сталинградской Областной конторы Всесоюзного объединения «Центрзаготзерно» |
Образование
| 1900-1902 | - три класса сельской церковно-приходской школы г. Старая Русса |
| 1907-1910 | - незаконченное Ремесленное училище без отрыва от производства, |
| 1935-1939 | - Московский Механико-Машиностроительный Институт Повышения Квалификации Хозяйственников. |
Выборные должности
C февраля по декабрь 1917 года — член Петроградского совета солдатских и рабочих депутатов (Петросовета), Нарвский район от Турбинного цеха Путиловского завода. [9]
1920 год — член Оренбургского Совета Рабочих и Красноармейских депутатов VII созыва.
1923 год — член Вологодского Губернского Исполнительного Комитета Советов Рабочих, Крестьянских и Красноармейских депутатов[5].
1923 год — кандидат в члены Вологодского Губернского Комитета РКП(б)[5]
1928 год — член Тульской Губернской Контрольной Комиссии.
Интересные факты
В 1937 году, когда были арестованы Судаков-Билименко Георгий Петрович и его жена Турова Вера Михайловна, он оформил опекунство над их детьми — Туровой Стеллитой (8 лет) и Туровой Инессой (1 год). С которыми прожил вместе до собственной смерти в январе 1946 года.
Напишите отзыв о статье "Андреев, Гавриил Андреевич (государственный деятель)"
Примечания
- ↑ РГАВМФ Ф.1130 оп.1 д.280 л.438 об
- ↑ 1 2 Из автобиографии 1941 года
- ↑ КОГКУ "ГАКО" ф. Р-737, оп.1, д.15, л.297, д.25, л.137, оп.5, д.7, л.22, д.7, л.109
- ↑ 1 2 ЦДНИОО, Ф.1, оп.1, д.123, л.3-5
- ↑ 1 2 3 КАУ ВО "ВОАНПИ" ф. 1853, оп.4, д.12, оп.6., д.1 лл.29,45, д.2, лл.53,57, оп.7, д.19, л.40
- ↑ КАУ ВО "ГАВО" ф.271, оп.1, д.27, л.51, д.29., л.232, ф.24, оп.1, д.1221, л.165, ф.24, оп.2, д.521, лл.4об-5, д.523, лл.1об-2, д.524, л.4
- ↑ ЯрИА Ф.1, оп.27, ед.хр.2084, л.151, 159
- ↑ ГКУ ЯО ГАЯО Ф.Р-486 оп.1 д.36.л.11, д.36, лл.87-88, д.98, л.172, д.174 л.9
- ↑ ЦГА СПб Ф.100, оп.1, д.4, л 44 об
Отрывок, характеризующий Андреев, Гавриил Андреевич (государственный деятель)
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.
После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
