Аскольдова могила (опера)

Опера

Аскольдова могила
Иван Билибин. Эскиз декорации к опере Верстовского «Аскольдова могила». Музей им. А. А. Бахрушина
Композитор	Алексей Верстовский
Автор(ы) либретто	Михаил Загоскин
Язык либретто	русский
Жанр	романтическая, историко-бытовая опера
Действий	4 действия
Год создания	1835
Первая постановка	1835
Место первой постановки	Большой театр, Москва

«Аско́льдова моги́ла» — романтическая, историко-бытовая опера Алексея Николаевича Верстовского (1835) по одноимённому роману М. Н. Загоскина, который был также автором либретто оперы.

История создания

После «Вадима» Верстовский долго искал тему для новой оперы и наконец остановил свой выбор на романе М. Загоскина, сюжет которого, со всеми его драматически напряжёнными ситуациями, как нельзя лучше подходил для сцены. Правда, в процессе работы над либретто многое пришлось изменить, в том числе трагическую развязку романа заменить счастливым концом. По цензурным соображением (людей, причисленных к лику святых запрещалось представлять на сцене) действие оперы было перенесено из времён князя Владимира во времена княжения Святослава Игоревича — в эпоху борьбы государственнических устремлений с феодальными усобицами. Нашла своё отражение в опере и тема борьбы христианства с язычеством. Силы, противостоявшие единству Руси, воплотились в «Аскольдовой могиле» в достаточно противоречивом образе Неизвестного: этот загадочный, вполне «романтический», персонаж, с одной стороны, ненавидит варягов, которыми окружил себя Святослав, любит Русь, но Русь «дедов и отцов», скорбит о её судье, с другой — в музыкальной характеристике Неизвестного, в отличие от основных героев оперы, Верстовский не использовал русские народные интонации.

Верстовский в процессе работы переосмыслил не только роман, но и написанное Загоскиным либретто. Так, Тороп Голован, скоморох и гудошник — традиционный персонаж русской сказочно-комической оперы конца XVIII — начала XIX века, у Загоскина представлен как орудие воли Неизвестного; в музыке Верстовского он, наоборот, воплощает доброе начало. И музыкально, и сценически это наиболее яркий персонаж оперы и фактически главный её герой: именно песни Торопа, многочисленные и очень выразительные, определяют события; он стал любимым героем демократической публики. Народность этого персонажа Верстовскийй почеркнул и своей излюбленной формой - сольной песней с хоровым припевом.

Мрачной фантастике противопоставляется красочная бытовая сторона жизни киевлян. Ещё одна образная сфера оперы — лирика, связанная в первую очередь с главной героиней Надеждой, возлюбленной Всеслава. Её лирическая натура характеризуется романсовыми интонациями и создаёт тонкий портрет юной мечтательной девушки пушкинской эпохи.

Автор многократно вносил в партитуру изменения, направленные на усиление динамики музыкально-драматического развития, с 1840-х годов такие изменения вносились практически в каждую постановку. Верстовский вставлял музыкальные номера из других сочинений, купировал диалоги и в некоторых случаях заменял их на речитативы. Однако традиции постановочной работы в театрах России первой половины XIX в. в значительной мере затрудняют выявление авторских изменений текста оперы, поэтому публикация оригинального текста Верстовского представляет значительные трудности. Оригинальная партитура оперы не опубликована по сей день. В ХХ веке при изданиях и постановках опера также подвергалась неоднократным редакторским правкам.

Опера была поставлена на сцене московского Большого театра 15 сентября 1836 года. Она быстро завоевала популярность, особенно в Москве. За 25 лет в Большом театре прошло свыше 400 представлений этой оперы, а в постоянном репертуаре театра опера удерживалась вплоть до 1887 года. С. Т. Аксаков вспоминал, что опера «превосходно поставлена, и где прелестный голос и до совершенства доведённая игра г-на Бантышева в роли Торопки Голована до сих пор восхищают зрителей». Сам Верстовский вспоминал, что «Государь в проезд свой удостоил её высокой похвалы».

Опера была поставлена за год до «Жизни за царя» Глинки и стала не только вершиной творчества Верстовского, но и по праву считается итогом того исторического пути, которая прошла русская опера в XVIII и начале XIX века (доглинкинский период русской музыки). А. Н. Серов отводил ей «одно из самых почетных мест» и отмечал в ней стремление к истинной народности, характерность национального колорита и мелодическое богатство. Несмотря на то, что опера написана с разговорными диалогами, роль музыкального развития в ней очень высока, это предвосхищает некоторые черты опер Глинки. Вместе с тем, в ней есть ряд драматургических просчётов, из-за которых, несмотря на огромный успех, «Аскольдова могила» неоднократно подвергалась критике. Основными недостатками оперы были излишняя многословность разговорных диалогов, обилие персонажей без пения. Все это усложняло основную сюжетную интригу и затрудняло восприятие музыки, а после премьер опер М. И. Глинки само наличие разговорных диалогов в опере и вовсе воспринималось как анахронизм.

Действующие лица

• Неизвестный — бас
• Торопка Голован, гудошник — тенор
• Всеслав, княжеский отрок — тенор
• Алексей, старый рыбак — бас
• Надежда, дочь его — сопрано
• Вышата, княжеский ключник — бас
• Фрелаф, варяжский мечник — тенор
• Стемид, княжеский стремянный — тенор
• Простен, княжеский гридня — без вокальной партии
• Якуп — без вокальной партии
• Икмор — без вокальной партии
• Руальд, воин варяжской дружины — без вокальной партии
• Эрик, воин варяжской дружины — без вокальной партии
• Арнульф — без вокальной партии
• Остромир, княжеский сокольничий — без вокальной партии
• Фенкал, варяжский скальд — тенор
• Вахрамеевна, киевская ведьма — без вокальной партии
• Садко — без вокальной партии
• Юрка — без вокальной партии
• Пленко — без вокальной партии
• Чурила — без вокальной партии
• Старуха — без вокальной партии
• Буслаевна, нянюшка — сопрано
• Любаша, молодая киевлянка — сопрано
• 1-й часовой — бас
• 2-й часовой — бас
• 1-й рыбак — без вокальной партии
• 2-й рыбак — без вокальной партии

Киевляне и киевлянки. Славянская и варяжская дружины князя Святослава; слуги и служительницы в селе Предиславине; рыбаки и хор адских духов. Действие оперы происходит в древней Руси, во времена киевского князя Святослава Игоревича.

Премьерный состав оперы

Партия	Премьера в Большом театре в Москве 16 сентября 1835 года дирижёр И. И. Фельцман
Неизвестный (высокий бас или баритон)	Н. В. Лавров
Торопка Голован, гудошник (драматический тенор)	А. О. Бантышев
Всеслав, княжой отрок, сирота (лирический тенор)	П. М. Щепин
Алексей, старый рыбак	М. Волков
Надежда, его дочь (драматическое сопрано)	Н. В. Репина
Вышата, княжеский ключник (бас)	Н. М. Никифоров
Фрелаф, мечник (тенор)	В. И. Живокини
Стемид, дружинник (лирический тенор)	Н. И. Куликов
Вахрамеевна, ведьма	П. Г. Степанов
Садко (баритон)	Шуберт

Запись

Год	Организация	Дирижёр	Солисты	Издатель и каталожный номер	Примечания
1991	Академический Большой хор, Симфонический оркестр Московского радио	Юрий Никоненко	Неизвестный - Владислав Верестников, Тороп Голован, гудочник - Лев Кузнецов, Всеслав, княжеский отрок - Игорь Мирошниченко, Алексей, старый рыбак - Юрий Маркелов, Надежда, его дочь - Галина Симкина, Вышата, княжеский ключник - Борис Бежко, Фрелаф, варяжский мечник - Андрей Сальников

Литература

• Гозенпуд А. А. Музыкальный театр в России: от истоков до Глинки. — Л.: Государственное музыкальное издатеьство, 1959. — 780 с.

Отрывок, характеризующий Аскольдова могила (опера)

– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.