Баумбах, Рудольф

Рудольф Баумбах
нем. Rudolf Baumbach
Псевдонимы:	Пауль Бах
Дата рождения:	28 сентября 1840(1840-09-28)
Место рождения:	Кранихфельд
Дата смерти:	21 сентября 1905(1905-09-21) (64 года)
Место смерти:	Майнинген
Род деятельности:	поэт
Язык произведений:	немецкий

Рудо́льф Ба́умбах (нем. Rudolf Baumbach; 28 сентября 1840, Кранихфельд — 21 сентября 1905, Майнинген), псевдоним Пауль Бах) — немецкий поэт.

Биография

Рудольф Баумбах родился 28 сентября 1840 года в семье врача в Кранихфельде. В двухлетнем возрасте он со своей семьёй перебрался в Майнинген, где жили его бабушка и дедушка. Баумбах был самым старшим из четырёх детей в семье. В 1847 году от тифа умер его отец. Он заразился этой болезнью, когда, будучи единственным врачом, лечил больных пациентов. Рудольфу Баумбаху к тому времени было 7 лет, и с этого момента его воспитывали мать, бабушка и дедушка. Он посещал гимназию в Майнингене, где обнаружил у себя талант к рисованию и вскоре подумывал стать художником. Но его родственники отговорили его от этого намерения. В 1860 году он окончил учёбу и в том же году начал изучать естественные науки в Лейпциге.

Спустя три года он поменял место учёбы на университет в Вюрцбурге и продолжил свою учёбу там. В студенческие годы Баумбах написал несколько стихотворений и песен. В 1864 году он закончил учёбу и начал работать ассистентом в Ботаническом институте в Фрайбурге. Ещё в юности Баумбах много интересовался природой. Из-за отсутствия денег он не мог продолжать дальше свои исследования во Фрайбурге. Чтобы заработать денег, он начал преподавать на дому, не имея постоянной работы, в Вене, Брюнне и Граце. С дочерью одного работодателя у Баумбаха возникла первая и единственная любовная связь. Так как оба не располагали достаточными финансовыми средствами, это не могло перейти в постоянные отношения. Разочарование Баумбаха от этого нашло своё отражение во многих произведениях поэта. Он оставил свои отношения, а также свою работу и начал преподавание на дому в Триесте.

В 1873 году он вступил в Германо-австрийский альпийский Союз, который занимался изучением флоры Альп. Наконец-то он смог снова посвятить себя своей самой большой страсти, природе. Союз выпускал газету Enzian, редакцию над которой перенял Баумбах и для которой он написал несколько статей. Таким образом он становился писателем.

Успех в качестве писателя позволил Баумбаху бросить преподавание на дому и жить на средства от гонорара. По причине появившейся финансовой независимости поэт смог в 1885 году вернуться к своей семье в Майнинген, где он снова жил в своём родительском доме со своей матерью и двумя сёстрами.

Баумбах совершал в своей жизни многочисленные поездки, одна из которых привела его в 1893 году в последний раз в его родной город Кранихфельд.

Спустя два года Баумбах перенёс тяжёлый инсульт и не мог больше из-за возникшего вследствие этого паралича сочинять тексты. 21 сентября 1905 года Рудольф Баумбах скончался в Майнингене.

Произведения

Под лозунгом простоты и естественности жил и творил уроженец Кранихфельда Рудольф Баумбах. Талантливый холостяк, любящий вино, пение и вечеринки, жил в то время, когда любовные отношения определялись финансовыми средствами. Он перерабатывал свои любовные разочарования и жизненный опыт при написании многочисленных чудесных, дерзких и романтичных стихотворений, новелл, рассказов и сказок.

Литературное творчество Баумбаха началось с оформления юмористических газет и сочинения застольных песен. Затем последовали произведения «Samiel hilf!» и «Mein Frühjahr», собрание статей Баумбаха в альпийской газете «Enzian — Ein Gaudeamus für Bergsteiger». Альпийская легенда «Zlatorog», в которой отчётливо видна его близость к природе и людям Словении, привела Баумбаха в 1876 году к прорыву.

Такими сборниками стихов, как «Lieder eines fahrenden Gesellen», «Neue Lieder eines fahrenden Gesellen», «Spielmannslieder» и «Von der Landstraße», поэт вдохновил в предстоящие годы многочисленных читателей, которые находили в его произведениях примирение жизнерадостности со всё более торопливыми буднями.

Наряду с «Zlatorog» высочайшего тиража достиг тривиальный роман «Truggold» 1878 года. Тоска по тюрингской родине привела Баумбаха в 1885 году обратно в Майнинген, где он написал «Thüringer Lieder» и «Krug und Tintenfass». Эти произведения написаны простым языком, в форме мелодичных и ритмичных стихов, отчего их часто воплощали в музыке, среди прочих Франц Абт, Альбан Берг, Ферруччо Бузони, Феликс Дрезеке, Вильгельм Кинцль, Эдуард Кремзер, Макс Регер, Лео Фалль, Александр фон Филиц, Роберт Фишхоф, Франц Шрекер и другие. Многие из них были записаны в сборники студенческих песен либо как народные песни, отделённые от своего создателя, были распространены по миру. Так, песня «Hoch auf dem gelben Wagen» могла быть известна каждому. Сказки Баумбаха также слушали и слушают по сей день дети.

Эпика

• Zlatorog — 1877, Эпос в стихах
• Horand und Hilde (Лейпциг 1878)
• Sommermärchen (Лейпциг 1881)
• Truggold, Рассказ в прозе (Берлин 1883)
• Abenteuer und Schwanke (Лейпциг 1883)

Песни

• Der Wagen rollt — 1879, Стихотворение, позднее (1922) под названием Hoch auf dem gelben Wagen музыка Хайнца Хёне
• Schwört bei dieser blanken Wehre — 1879

Сборники песен и стихов

• Lieder eines fahrenden Gesellen — 1878, Собрание песен
• Spielmannslieder (Лейпциг 1881)
• Mein Frühjahr
• Von der Landstraße (Лейпциг)

Иное

• Der Pate des Todes, поэтическое произведение (Лейпциг 1884)

Ссылки

• [portal.dnb.de/opac.htm?method=simpleSearch&query=118653857 Баумбах, Рудольф] в Немецкой национальной библиотеке
• [baumbachhaus-kranichfeld.de Das Baumbachhaus Kranichfeld] (нем.)
• [www.meiningermuseen.de/baumbach.html Das Meininger Baumbachmuseum] (нем.)
• [www.recmusic.org/lieder/b/baumbach/ Eine Auswahl seiner vertonten Gedichte und der Komponisten auf www.recmusic.org] (нем.)
• [portrait.kaar.at/Oesterreich%20Kultur%2019.Jhd%20Teil%201/image15.html Eine Portraitphotographie] (нем.)
• Classic Encyclopedia: [www.1911encyclopedia.org/Rudolf_Baumbach Rudolf Baumbach] (англ.)

Отрывок, характеризующий Баумбах, Рудольф

На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.