Белорусское издательское общество

Белорусское издательское общество — белорусская общественная организация в Вильне в начале XX века.

Основание общества

Основано 14 июля 1913 года в Вильно. Выпускало и продавало белорусские книги и календари. Сначала называлось Белорусское издательское товарищество.

Издательская деятельность

В 1914 году выпустило в типографии М. Кухты 13 книг (общий тираж 42 тыс. экз.), в том числе «Родные образы» Т. Гущи (Я. Коласа), «Озимь» М. Горецкого, «Васильки» Ядвигина Ш, «Курганный цветок» К. Буйло, «Сигнал» В. Гаршина и др. Издало «Белорусские календари» на 1914, 1915 и 1916 годы.

Единственное дореволюционное белорусское издательство, платившее гонорар. Во время Первой мировой войны прекратило деятельность (в 1915 издало 2 книги).

Восстановлено в 1919 году. Выпускало научно-популярную, учебную и художественную литературу, календари. Наиболее интенсивно работало в 1926—1928, когда находилось под влиянием Белорусской крестьянско-рабочей громады. В этот период издало «Избранные произведения» Я. Коласа, «Демон» М. Лермонтова, «Судный день» В. Короленко, альманах западнобелорусской поэзии «Озимь веснохода», брошюры «Внешкольное образование» и «Об организации белорусской трудовой школы» С. Павловича и др. После разгрома Громады и «Змагання» руководство в обществе захватили правые соглашательские элементы, и оно вскоре пришло в упадок. В начале 1930-х распространителем прогрессивной литературы в Западной Белоруссии стало издательское т-во «Озимь» с центром в Белостоке.

Литература

• Александровіч С. Пуцявіны роднага слова. — Мн., 1971.

Ссылки

• [evolutio.info/index.php?option=com_content&task=view&id=525&Itemid=5 Проблемы белорусско-германских отношений в 1914—1922 гг.]

Отрывок, характеризующий Белорусское издательское общество

– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…