Библиография Ниро Вульфа
Поделись знанием:
– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.
Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.
В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.
С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, что должно было совершиться.
Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать друг друга. И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностью приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.
Когда созрело яблоко и падает, – отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его?
Ничто не причина. Все это только совпадение тех условий, при которых совершается всякое жизненное, органическое, стихийное событие. И тот ботаник, который найдет, что яблоко падает оттого, что клетчатка разлагается и тому подобное, будет так же прав, и так же не прав, как и тот ребенок, стоящий внизу, который скажет, что яблоко упало оттого, что ему хотелось съесть его и что он молился об этом. Так же прав и не прав будет тот, кто скажет, что Наполеон пошел в Москву потому, что он захотел этого, и оттого погиб, что Александр захотел его погибели: как прав и не прав будет тот, кто скажет, что завалившаяся в миллион пудов подкопанная гора упала оттого, что последний работник ударил под нее последний раз киркою. В исторических событиях так называемые великие люди суть ярлыки, дающие наименований событию, которые, так же как ярлыки, менее всего имеют связи с самым событием.
Каждое действие их, кажущееся им произвольным для самих себя, в историческом смысле непроизвольно, а находится в связи со всем ходом истории и определено предвечно.
29 го мая Наполеон выехал из Дрездена, где он пробыл три недели, окруженный двором, составленным из принцев, герцогов, королей и даже одного императора. Наполеон перед отъездом обласкал принцев, королей и императора, которые того заслуживали, побранил королей и принцев, которыми он был не вполне доволен, одарил своими собственными, то есть взятыми у других королей, жемчугами и бриллиантами императрицу австрийскую и, нежно обняв императрицу Марию Луизу, как говорит его историк, оставил ее огорченною разлукой, которую она – эта Мария Луиза, считавшаяся его супругой, несмотря на то, что в Париже оставалась другая супруга, – казалось, не в силах была перенести. Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этой целью, несмотря на то, что император Наполеон сам писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frere [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны и что всегда будет любить и уважать его, – он ехал к армии и отдавал на каждой станции новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку. Он ехал в дорожной карете, запряженной шестериком, окруженный пажами, адъютантами и конвоем, по тракту на Позен, Торн, Данциг и Кенигсберг. В каждом из этих городов тысячи людей с трепетом и восторгом встречали его.
Армия подвигалась с запада на восток, и переменные шестерни несли его туда же. 10 го июня он догнал армию и ночевал в Вильковисском лесу, в приготовленной для него квартире, в имении польского графа.
На другой день Наполеон, обогнав армию, в коляске подъехал к Неману и, с тем чтобы осмотреть местность переправы, переоделся в польский мундир и выехал на берег.
Увидав на той стороне казаков (les Cosaques) и расстилавшиеся степи (les Steppes), в середине которых была Moscou la ville sainte, [Москва, священный город,] столица того, подобного Скифскому, государства, куда ходил Александр Македонский, – Наполеон, неожиданно для всех и противно как стратегическим, так и дипломатическим соображениям, приказал наступление, и на другой день войска его стали переходить Неман.
12 го числа рано утром он вышел из палатки, раскинутой в этот день на крутом левом берегу Немана, и смотрел в зрительную трубу на выплывающие из Вильковисского леса потоки своих войск, разливающихся по трем мостам, наведенным на Немане. Войска знали о присутствии императора, искали его глазами, и, когда находили на горе перед палаткой отделившуюся от свиты фигуру в сюртуке и шляпе, они кидали вверх шапки, кричали: «Vive l'Empereur! [Да здравствует император!] – и одни за другими, не истощаясь, вытекали, всё вытекали из огромного, скрывавшего их доселе леса и, расстрояясь, по трем мостам переходили на ту сторону.
– On fera du chemin cette fois ci. Oh! quand il s'en mele lui meme ca chauffe… Nom de Dieu… Le voila!.. Vive l'Empereur! Les voila donc les Steppes de l'Asie! Vilain pays tout de meme. Au revoir, Beauche; je te reserve le plus beau palais de Moscou. Au revoir! Bonne chance… L'as tu vu, l'Empereur? Vive l'Empereur!.. preur! Si on me fait gouverneur aux Indes, Gerard, je te fais ministre du Cachemire, c'est arrete. Vive l'Empereur! Vive! vive! vive! Les gredins de Cosaques, comme ils filent. Vive l'Empereur! Le voila! Le vois tu? Je l'ai vu deux fois comme jete vois. Le petit caporal… Je l'ai vu donner la croix a l'un des vieux… Vive l'Empereur!.. [Теперь походим! О! как он сам возьмется, дело закипит. Ей богу… Вот он… Ура, император! Так вот они, азиатские степи… Однако скверная страна. До свиданья, Боше. Я тебе оставлю лучший дворец в Москве. До свиданья, желаю успеха. Видел императора? Ура! Ежели меня сделают губернатором в Индии, я тебя сделаю министром Кашмира… Ура! Император вот он! Видишь его? Я его два раза как тебя видел. Маленький капрал… Я видел, как он навесил крест одному из стариков… Ура, император!] – говорили голоса старых и молодых людей, самых разнообразных характеров и положений в обществе. На всех лицах этих людей было одно общее выражение радости о начале давно ожидаемого похода и восторга и преданности к человеку в сером сюртуке, стоявшему на горе.
13 го июня Наполеону подали небольшую чистокровную арабскую лошадь, и он сел и поехал галопом к одному из мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он, очевидно, переносил только потому, что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему; но крики эти, сопутствующие ему везде, тяготили его и отвлекали его от военной заботы, охватившей его с того времени, как он присоединился к войску. Он проехал по одному из качавшихся на лодках мостов на ту сторону, круто повернул влево и галопом поехал по направлению к Ковно, предшествуемый замиравшими от счастия, восторженными гвардейскими конными егерями, расчищая дорогу по войскам, скакавшим впереди его. Подъехав к широкой реке Вилии, он остановился подле польского уланского полка, стоявшего на берегу.
– Виват! – также восторженно кричали поляки, расстроивая фронт и давя друг друга, для того чтобы увидать его. Наполеон осмотрел реку, слез с лошади и сел на бревно, лежавшее на берегу. По бессловесному знаку ему подали трубу, он положил ее на спину подбежавшего счастливого пажа и стал смотреть на ту сторону. Потом он углубился в рассматриванье листа карты, разложенного между бревнами. Не поднимая головы, он сказал что то, и двое его адъютантов поскакали к польским уланам.
– Что? Что он сказал? – слышалось в рядах польских улан, когда один адъютант подскакал к ним.
Было приказано, отыскав брод, перейти на ту сторону. Польский уланский полковник, красивый старый человек, раскрасневшись и путаясь в словах от волнения, спросил у адъютанта, позволено ли ему будет переплыть с своими уланами реку, не отыскивая брода. Он с очевидным страхом за отказ, как мальчик, который просит позволения сесть на лошадь, просил, чтобы ему позволили переплыть реку в глазах императора. Адъютант сказал, что, вероятно, император не будет недоволен этим излишним усердием.
Как только адъютант сказал это, старый усатый офицер с счастливым лицом и блестящими глазами, подняв кверху саблю, прокричал: «Виват! – и, скомандовав уланам следовать за собой, дал шпоры лошади и подскакал к реке. Он злобно толкнул замявшуюся под собой лошадь и бухнулся в воду, направляясь вглубь к быстрине течения. Сотни уланов поскакали за ним. Было холодно и жутко на середине и на быстрине теченья. Уланы цеплялись друг за друга, сваливались с лошадей, лошади некоторые тонули, тонули и люди, остальные старались плыть кто на седле, кто держась за гриву. Они старались плыть вперед на ту сторону и, несмотря на то, что за полверсты была переправа, гордились тем, что они плывут и тонут в этой реке под взглядами человека, сидевшего на бревне и даже не смотревшего на то, что они делали. Когда вернувшийся адъютант, выбрав удобную минуту, позволил себе обратить внимание императора на преданность поляков к его особе, маленький человек в сером сюртуке встал и, подозвав к себе Бертье, стал ходить с ним взад и вперед по берегу, отдавая ему приказания и изредка недовольно взглядывая на тонувших улан, развлекавших его внимание.
Для него было не ново убеждение в том, что присутствие его на всех концах мира, от Африки до степей Московии, одинаково поражает и повергает людей в безумие самозабвения. Он велел подать себе лошадь и поехал в свою стоянку.
Человек сорок улан потонуло в реке, несмотря на высланные на помощь лодки. Большинство прибилось назад к этому берегу. Полковник и несколько человек переплыли реку и с трудом вылезли на тот берег. Но как только они вылезли в обшлепнувшемся на них, стекающем ручьями мокром платье, они закричали: «Виват!», восторженно глядя на то место, где стоял Наполеон, но где его уже не было, и в ту минуту считали себя счастливыми.
Ввечеру Наполеон между двумя распоряжениями – одно о том, чтобы как можно скорее доставить заготовленные фальшивые русские ассигнации для ввоза в Россию, и другое о том, чтобы расстрелять саксонца, в перехваченном письме которого найдены сведения о распоряжениях по французской армии, – сделал третье распоряжение – о причислении бросившегося без нужды в реку польского полковника к когорте чести (Legion d'honneur), которой Наполеон был главою.
Qnos vult perdere – dementat. [Кого хочет погубить – лишит разума (лат.) ]
Русский император между тем более месяца уже жил в Вильне, делая смотры и маневры. Ничто не было готово для войны, которой все ожидали и для приготовления к которой император приехал из Петербурга. Общего плана действий не было. Колебания о том, какой план из всех тех, которые предлагались, должен быть принят, только еще более усилились после месячного пребывания императора в главной квартире. В трех армиях был в каждой отдельный главнокомандующий, но общего начальника над всеми армиями не было, и император не принимал на себя этого звания.
Чем дольше жил император в Вильне, тем менее и менее готовились к войне, уставши ожидать ее. Все стремления людей, окружавших государя, казалось, были направлены только на то, чтобы заставлять государя, приятно проводя время, забыть о предстоящей войне.
После многих балов и праздников у польских магнатов, у придворных и у самого государя, в июне месяце одному из польских генерал адъютантов государя пришла мысль дать обед и бал государю от лица его генерал адъютантов. Мысль эта радостно была принята всеми. Государь изъявил согласие. Генерал адъютанты собрали по подписке деньги. Особа, которая наиболее могла быть приятна государю, была приглашена быть хозяйкой бала. Граф Бенигсен, помещик Виленской губернии, предложил свой загородный дом для этого праздника, и 13 июня был назначен обед, бал, катанье на лодках и фейерверк в Закрете, загородном доме графа Бенигсена.
В тот самый день, в который Наполеоном был отдан приказ о переходе через Неман и передовые войска его, оттеснив казаков, перешли через русскую границу, Александр проводил вечер на даче Бенигсена – на бале, даваемом генерал адъютантами.
Был веселый, блестящий праздник; знатоки дела говорили, что редко собиралось в одном месте столько красавиц. Графиня Безухова в числе других русских дам, приехавших за государем из Петербурга в Вильну, была на этом бале, затемняя своей тяжелой, так называемой русской красотой утонченных польских дам. Она была замечена, и государь удостоил ее танца.
Борис Друбецкой, en garcon (холостяком), как он говорил, оставив свою жену в Москве, был также на этом бале и, хотя не генерал адъютант, был участником на большую сумму в подписке для бала. Борис теперь был богатый человек, далеко ушедший в почестях, уже не искавший покровительства, а на ровной ноге стоявший с высшими из своих сверстников.
В двенадцать часов ночи еще танцевали. Элен, не имевшая достойного кавалера, сама предложила мазурку Борису. Они сидели в третьей паре. Борис, хладнокровно поглядывая на блестящие обнаженные плечи Элен, выступавшие из темного газового с золотом платья, рассказывал про старых знакомых и вместе с тем, незаметно для самого себя и для других, ни на секунду не переставал наблюдать государя, находившегося в той же зале. Государь не танцевал; он стоял в дверях и останавливал то тех, то других теми ласковыми словами, которые он один только умел говорить.
При начале мазурки Борис видел, что генерал адъютант Балашев, одно из ближайших лиц к государю, подошел к нему и непридворно остановился близко от государя, говорившего с польской дамой. Поговорив с дамой, государь взглянул вопросительно и, видно, поняв, что Балашев поступил так только потому, что на то были важные причины, слегка кивнул даме и обратился к Балашеву. Только что Балашев начал говорить, как удивление выразилось на лице государя. Он взял под руку Балашева и пошел с ним через залу, бессознательно для себя расчищая с обеих сторон сажени на три широкую дорогу сторонившихся перед ним. Борис заметил взволнованное лицо Аракчеева, в то время как государь пошел с Балашевым. Аракчеев, исподлобья глядя на государя и посапывая красным носом, выдвинулся из толпы, как бы ожидая, что государь обратится к нему. (Борис понял, что Аракчеев завидует Балашеву и недоволен тем, что какая то, очевидно, важная, новость не через него передана государю.)
Но государь с Балашевым прошли, не замечая Аракчеева, через выходную дверь в освещенный сад. Аракчеев, придерживая шпагу и злобно оглядываясь вокруг себя, прошел шагах в двадцати за ними.
Пока Борис продолжал делать фигуры мазурки, его не переставала мучить мысль о том, какую новость привез Балашев и каким бы образом узнать ее прежде других.
В фигуре, где ему надо было выбирать дам, шепнув Элен, что он хочет взять графиню Потоцкую, которая, кажется, вышла на балкон, он, скользя ногами по паркету, выбежал в выходную дверь в сад и, заметив входящего с Балашевым на террасу государя, приостановился. Государь с Балашевым направлялись к двери. Борис, заторопившись, как будто не успев отодвинуться, почтительно прижался к притолоке и нагнул голову.
Государь с волнением лично оскорбленного человека договаривал следующие слова:
– Без объявления войны вступить в Россию. Я помирюсь только тогда, когда ни одного вооруженного неприятеля не останется на моей земле, – сказал он. Как показалось Борису, государю приятно было высказать эти слова: он был доволен формой выражения своей мысли, но был недоволен тем, что Борис услыхал их.
– Чтоб никто ничего не знал! – прибавил государь, нахмурившись. Борис понял, что это относилось к нему, и, закрыв глаза, слегка наклонил голову. Государь опять вошел в залу и еще около получаса пробыл на бале.
Борис первый узнал известие о переходе французскими войсками Немана и благодаря этому имел случай показать некоторым важным лицам, что многое, скрытое от других, бывает ему известно, и через то имел случай подняться выше во мнении этих особ.
Неожиданное известие о переходе французами Немана было особенно неожиданно после месяца несбывавшегося ожидания, и на бале! Государь, в первую минуту получения известия, под влиянием возмущения и оскорбления, нашел то, сделавшееся потом знаменитым, изречение, которое самому понравилось ему и выражало вполне его чувства. Возвратившись домой с бала, государь в два часа ночи послал за секретарем Шишковым и велел написать приказ войскам и рескрипт к фельдмаршалу князю Салтыкову, в котором он непременно требовал, чтобы были помещены слова о том, что он не помирится до тех пор, пока хотя один вооруженный француз останется на русской земле.
На другой день было написано следующее письмо к Наполеону.
«Monsieur mon frere. J'ai appris hier que malgre la loyaute avec laquelle j'ai maintenu mes engagements envers Votre Majeste, ses troupes ont franchis les frontieres de la Russie, et je recois a l'instant de Petersbourg une note par laquelle le comte Lauriston, pour cause de cette agression, annonce que Votre Majeste s'est consideree comme en etat de guerre avec moi des le moment ou le prince Kourakine a fait la demande de ses passeports. Les motifs sur lesquels le duc de Bassano fondait son refus de les lui delivrer, n'auraient jamais pu me faire supposer que cette demarche servirait jamais de pretexte a l'agression. En effet cet ambassadeur n'y a jamais ete autorise comme il l'a declare lui meme, et aussitot que j'en fus informe, je lui ai fait connaitre combien je le desapprouvais en lui donnant l'ordre de rester a son poste. Si Votre Majeste n'est pas intentionnee de verser le sang de nos peuples pour un malentendu de ce genre et qu'elle consente a retirer ses troupes du territoire russe, je regarderai ce qui s'est passe comme non avenu, et un accommodement entre nous sera possible. Dans le cas contraire, Votre Majeste, je me verrai force de repousser une attaque que rien n'a provoquee de ma part. Il depend encore de Votre Majeste d'eviter a l'humanite les calamites d'une nouvelle guerre.
Je suis, etc.
(signe) Alexandre».
[«Государь брат мой! Вчера дошло до меня, что, несмотря на прямодушие, с которым соблюдал я мои обязательства в отношении к Вашему Императорскому Величеству, войска Ваши перешли русские границы, и только лишь теперь получил из Петербурга ноту, которою граф Лористон извещает меня, по поводу сего вторжения, что Ваше Величество считаете себя в неприязненных отношениях со мною, с того времени как князь Куракин потребовал свои паспорта. Причины, на которых герцог Бассано основывал свой отказ выдать сии паспорты, никогда не могли бы заставить меня предполагать, чтобы поступок моего посла послужил поводом к нападению. И в действительности он не имел на то от меня повеления, как было объявлено им самим; и как только я узнал о сем, то немедленно выразил мое неудовольствие князю Куракину, повелев ему исполнять по прежнему порученные ему обязанности. Ежели Ваше Величество не расположены проливать кровь наших подданных из за подобного недоразумения и ежели Вы согласны вывести свои войска из русских владений, то я оставлю без внимания все происшедшее, и соглашение между нами будет возможно. В противном случае я буду принужден отражать нападение, которое ничем не было возбуждено с моей стороны. Ваше Величество, еще имеете возможность избавить человечество от бедствий новой войны.
Серия романов о Ниро Вульфе создавалась Рексом Стаутом с 1934 по 1975 гг. После его смерти она была продолжена Робертом Голдсборо и Джоном Лескроартом.
Содержание
Произведения Рекса Стаута о Ниро Вульфе
| № | Год | Жанр | Название | Описание |
|---|---|---|---|---|
| 1. | 1934 | Роман | Фер-де-Ланс / Остриё копья / Гремучая змея / Копьеголовая змея (англ. Fer-de-Lance) |
Первая книга о Ниро Вульфе и Арчи Гудвине. Вульф раскрывает связь между загадочными смертями итальянского эмигранта и университетского ректора. Легла в основу фильма «Познакомьтесь с Ниро Вульфом» (1936). |
| 2. | 1935 | Роман | Лига перепуганных мужчин / (англ. The League of Frightened Men) |
История о группе лиц, мальчишеская выходка которых во время учёбы в Гарварде превратила одного из учеников, некоего Пола Чапина, в инвалида. Став старше, они, повинуясь чувству вины, организовали так называемую Лигу искупления и стали помогать покалеченному. После того, как двое из них погибли, остальные члены Лиги стали подозревать, что в их смерти виновен Чапин. Они обратились за помощью к Вульфу. Легла в основу одноимённого фильма 1937 года. |
| 3. | 1936 | Роман | Снова убивать / Резиновая лента / (англ. The Rubber Band) |
Вульфу предстоит разрешить два связанных друг с другом сложных дела — снять с сотрудницы крупной компании ложное обвинение в краже тридцати тысяч долларов и заставить британского лорда выплатить долг многолетней давности. |
| 4. | 1937 | Роман | Красная шкатулка / Красная коробка / (англ. The Red Box) |
Молли Лок умирает, съев отравленную конфету. С помощью следственного эксперимента Вульф выясняет, для кого предназначалась конфета, но не успевает предотвратить ещё одну смерть. Вульф вычисляет, кто убийца, но у него нет ни малейших доказательств. Все доказательства в красной шкатулке, но шкатулки-то и нет… Меры, которые предпринимает Вульф, чтобы покарать убийцу, вызывают изумление не только у полиции, но и у читателя! |
| 5. | 1938 | Роман | Слишком много поваров / (англ. Too Many Cooks) |
Вульф, будучи известным гурманом, отправляется на встречу пятнадцати лучших в мире поваров. Когда одного из мастеров убивают, он расследует обстоятельства преступления, и спасает от тюрьмы повара-француза, на которого несправедливо падает обвинение. Гонорар — рецепт приготовления фирменных колбасок. Гудвин не на шутку влюбляется в красавицу-дочку подозреваемого, но отказывается от продолжения романтических отношений, утверждая, что женитьба положит конец его карьере. |
| 6. | 1939 | Роман | Где Цезарь кровью истекал / Усопший Цезарь / Смерть Цезаря / (англ. Some Buried Caesar) |
Вульф везёт свои орхидеи на выставку, но его автомобиль терпит аварию. Вульф и Гудвин вынуждены искать помощи в расположенном поблизости доме. Возле дома — пастбище, на котором пасётся исполинский бык, чемпион породы. Этого быка уже купили для рекламной акции: в ближайшую пятницу должен состоятся пикник, на котором гостей будут угощать стейками из быка-чемпиона. Использование элитного быка на мясо вызывает нешуточное возмущение среди заслуженных скотоводов. Вдобавок один за другим гибнут два человека. В одном убийстве подозревается бык, во втором — Гудвин. Вульф показывает, что при работе вне кабинета ничем не уступает Шерлоку Холмсу в наблюдательности. Впервые упоминается Лили Роуэн, близкая подруга Гудвина. |
| 7. | 1940 | Роман | Только через мой труп / Через мой труп / (англ. Over My Dead Body) |
За помощью к Ниро Вульфу обращается некая Карла Ловчин с просьбой защитить её подругу, приехавшую из Черногории, от ложных обвинений в краже. Аргументом, заставляющим Вульфа взяться за дело, становится то, что девушка предъявляет документ, подписанный самим Вульфом, много лет назад. Это документ об удочерении. |
| 8. | 1940 | Роман | Завещание / Там, где завещание / (англ. Where There's a Will) |
Родственники умершего миллионера обнаруживают, что он переписал завещание и оставил всё своё состояние любовнице Наоми Карн. Они нанимают Вульфа, чтобы тот убедил Карн отказаться от части денег, но Вульфу приходится искать убийцу. |
| 9. | 1940 | Повесть | Горький конец / (англ. Bitter End) |
Первая книжная публикация повести, ранее опубликованной в 1940 году в журнале The American Magazine. Фриц Бреннер, повар Вульфа, заболел гриппом. Вульф и Гудвин питаются консервами. Открывают одну банку, а там паштет щедро приправлен хинином. Вульф приходит в ярость. Он начинает собственное расследование, чтобы открутить голову злодею, осмелившемуся на такую «совершенно неприемлемую» шутку! Не успел Вульф приступить к делу, как к нему является племянница владельца предприятия, где производят злополучный паштет, и жалуется, что кто-то хочет разорить её дядю, добавляя в деликатес горький хинин.
|
| 10. | 1941 | Повесть | Чёрные орхидеи / Дело о чёрных орхидеях / (англ. Black Orchids) |
Вульф околачивается на выставке цветов, изнывая от зависти. Предмет его вожделения — три куста восхитительных чёрных орхидей, выведеных Льюисом Хьюиттом. Вульф готов опуститься до пресмыкательства перед миллионером-цветоводом, ради малюсенького отростка. Но вот на выставке убивают некого Гарри Гулда, а улики указывают на самого Хьюитта. Ниро Вульф соглашается найти настоящего убийцу. Сыщик запрашивает с Хьюитта невероятный гонорар, причем, вопреки собственным правилам, взимает плату до начала расследования. Теперь гонорар — все три уникальные куста, причём в целости и сохранности, и чтобы ни одна почка не пропала! В сборнике с Cordially Invited to Meet Death. |
| 11. | 1942 | Повесть | С прискорбием извещаем / Сердечно приглашаем познакомиться со смертью / (англ. Cordially Invited to Meet Death) |
Бэсс Хадстон нанимает Вульфа для выяснения, кто рассылает анонимные письма, порочащие её репутацию. Вульф отправляет Гудвина в дом Бэсс, разведать обстановку. Обстановка самая непринуждённая: Гудвин играет в салочки с шимпанзе, спотыкается о живого крокодила, а Бесс случайно ранит палец на ноге об осколок разбитого стакана. Это в пятницу, а во вторник Бэсс умирает от столбняка, попавшего в ранку. Вульф подозревает убийство, хотя даже в полиции этому не верят. В сборнике с Black Orchids. |
| 12. | 1942 | Повесть | Смерть там ещё не побывала / Недостаточно мертва / (англ. Not Quite Dead Enough) |
Идёт Вторая Мировая война. Арчи Гудвин становится майором Гудвином. Вульф забрасывает кулинарию и орхидеи, занимаясь физкультурой. Он решил отправиться на фронт, истреблять фашистов своими руками. Однако армии нужны не руки, а мозги Вульфа. Майор Гудвин получает задание командования: вправить вульфовы мозги на место. Но Вульф, как всегда, невыносимо упрям и доводы просто не слышит. Гудвину ничего не остаётся, как сфабриковать против себя улики совершившегося преступления — убийства молодой девушки. Прочитав в газете об аресте «помощника знаменитого Ниро Вульфа», Вульф приходит в ярость. Физкультура немедленно уступила место кулинарии, а мозги переключились на расследование преступления. В сборнике с Booby Trap. |
| 13. | 1944 | Повесть | Смертельная ловушка / Взрывная ловушка / (англ. Booby Trap) |
Вульф вместо пресс-папье использует боевую гранату увеличенной мощности, а майор Гудвин отправляется на свидание к девушке-сержанту. Заглянув по старой привычке в платяной шкаф, майор обнаруживает там подслушивающего лейтенанта. От побоев лейтенанта спасает лишь заступничество сержанта. На этот раз Вульф работает на армию. Разоблачён преступник в погонах, заодно натянут нос контрразведке.
|
| 14. | 1945 | Повесть | Требуется мужчина / (англ. Help Wanted, Male) |
Визитер показывает Вульфу анонимное письмо с угрозой убийства. Он надеется на защиту знаменитого детектива. Вульф отказывается наотрез, мотивируя тем, что охрана людей — не его профиль. Он «успокаивает» визитера заявлением, что если кого-то хотят убить, то, как правило, убивают — и рекомендует нанять телохранителя. Но на следующий день несостоявшегося клиента убивают вместе с телохранителем, а Вульф получает письмо с аналогичным текстом. Меры, которые принимает Вульф для собственной безопасности, сбивают с толку даже видавшего виды Гудвина.
|
| 15. | 1946 | Повесть | Вместо улики / (англ. Instead of Evidence) |
К Вульфу на приём приходит некий Юджин Пур, с супругой, и заявляет, что его партнёр Кон Блейни хочет выжать его из совместного бизнеса, а в случае отказа — убить. Он считает свою смерть практически неизбежной, а Кона Блейни достаточно умным, чтобы избежать наказания. Задача Вульфа в том, чтобы в случае гибели клиента рассказать об этом разговоре полиции. В тот же вечер по радио сообщают, что Юджин Пур погиб у себя дома, от взрыва. Теперь Вульфу, чтобы отработать гонорар, требуется всего-навсего сообщить полиции о проишедшем накануне визите. Однако Вульф не уверен, что всё настолько просто. В сборнике Trouble in Triplicate. |
| 16. | 1946 | Роман | Умолкнувший оратор / (англ. The Silent Speaker) |
Между всесильной Национальной Ассоциацией промышленников США (НАП) и правительственной структурой Бюро регулирования цен (БРЦ) идёт война. Первой жертвой пал Ченни Бун, глава БРЦ. Он убит за несколько минут до своего выступления на конференции НАП. Представители НАП нанимают Вульфа для поиска убийцы, надеясь, что общественное негодование перекинется с персон этих акул капитализма (и НАП в целом) — на конкретного убийцу. Однако прямо на пороге вульфова дома происходит ещё одно убийство. На этот раз жертва — секретарь убитого Буна, Фиби Гантер. Арчи флиртует с племянницей погибшего, красавицей Ниной Бун. Кремера снимают с должности, а Вульф дерётся с его преемником. И всё это из-за пропавшего диктофонного валика, записаного Буном за несколько часов до смерти! |
| 17. | 1947 | Повесть | Прежде, чем я умру / (англ. Before I Die) |
У гангстера по имени Перрит — сложные семейные проблемы. Он хочет спасти жизнь своей дочери от неизбежных ганстерских разборок, поэтому идёт на хитрость. Он нанимает некую девицу, чтобы она изображала его дочь. Та, пользуясь, безвыходным положением Перрита, стала вымогать у «отца» крупные суммы денег. Задача Вульфа в том, чтобы поумерить её аппетиты, одновременно не раскрыв тайну. Гудвин волочится за настоящей дочерью мафиози и знакомится с неким ганстером — своим тёзкой. В сборнике Trouble in Triplicate. |
| 18. | 1947 | Роман | Слишком много женщин / (англ. Too Many Women) |
Крупная корпорация нанимает Вульфа, чтобы тот расследовал обстоятельства гибели одного их работника, которого сбила машина. Гудвин отправляется на недельку в операционный зал корпорации, под видом нанятого сотрудника, чтобы ознакомиться с обстановкой изнутри — и немедленно влюбляется в бывшую невесту погибшего. Когда под колёсами автомобиля умирает ещё один сотрудник корпорации, всем становится ясно, что случайностью объяснить первую смерть нельзя. |
| 19. | 1947 | Повесть | Оживший покойник / (англ. Man Alive) |
Клиентка Вульфа, начинающий модельер и стилист одежды, утверждает, что видела среди зрителей своего дядю Поля. Известно, что дядя Поль покончил с собой, прыгнув в гейзер Йеллоустоунского национального парка. Вульф договаривается с девушкой: если на ближайшей демонстрации она вновь увидит человека, похожего на её дядю, то подаст условный знак. Но неизвестный так и не появился. Зато в ателье находят его труп, а подозрения в убийстве падают на клиентку Вульфа… В сборнике Three Doors to Death. |
| 20. | 1948 | Повесть | Одна пуля — для одного / Клиентура на нарах / (англ. Bullet for One) |
По поручению сразу пятерых клиентов Вульф расследует загадочную смерть дизайнера Зигмунда Кейса. Кейса застрелили во время конной прогулки. Эти пятеро хотят свалить вину на шестого, однако оказывается, что мотив убийства есть у каждого из пятёрки, а вот алиби нет ни у кого! В сборнике Curtains for Three. |
| 21. | 1948 | Роман | И быть подлецом / (англ. And Be a Villain) |
Одному из гостей радиопередачи, идущей в прямом эфире, вместо рекламируемого напитка достается яд. Гудвину приходится приложить немало усилий, чтобы Вульф был нанят для расследования этого убийства, и ещё больше усилий, чтобы заставить Вульфа работать. Впервые упоминается Арнольд Зек. |
| 22. | 1948 | Повесть | Повод для убийства / Повод к убийству / Цветов не посылать / (англ. Omit Flowers) |
По просьбе Марко Вукчича, своего друга, Вульф спасает от тюрьмы бывшего кулинара Вирджила Пампу, которого несправедливо обвинили в убийстве, и вычисляет настоящего преступника. В сборнике Three Doors to Death. |
| 23. | 1949 | Повесть | Дверь к смерти /
Убийство в оранжерее / |
У Теодора заболела мать и он отпросился навестить её. Перед отъездом встаёт вопрос, кому, кроме Теодора, можно доверить драгоценные орхидеи. Теодор рекомендует талантливого и старательного цветовода Энди Красицкого. Вульф отправляет Красицкому письмо, но ответа нет. Вульф выкарабкивается из своего уютного дома, и едет к Красицкому сам. Они с Гудвином успевают как раз вовремя. В оранжерее обнаружен труп девушки, а Энди обвинён в её убийстве. Вульфу приходится продираться сквозь кусты, форсировать по пояс ледяной ручей, и вламываться в дома, только для того, чтобы снять с Красицкого обвинение! В сборнике Three Doors to Death. |
| 24. | 1949 | Роман | Второе признание / (англ. The Second Confession) |
Богачу Сперлингу нужны доказательства того, что Луис Рони, ухажёр его дочери — коммунист. Он уверен, что владея такими доказательствами, он сможет отговорить дочь от продолжения романа. Сперлинг обращается к Вульфу, тот уже готов взяться за дело… Но неожиданно Вульф получает недвусмысленное предупреждение, что слегка поторопился с согласием: оранжерею на крыше особняка расстреливают из пулемётов. Вскоре Рони убивают, а его смерть оказывается связана с загадочным королём преступного мира — Арнольдом Зеком. |
| 25. | 1949 | Повесть | Пистолет с крыльями / (англ. The Gun with Wings) |
В день, когда Пегги Майон и Фред Вепплер поняли, что любят друг друга, случается несчастье. Умирает муж Пегги, Альфредо Майон. Полиция убеждена, что это самоубийство — и благополучно закрывает дело. Но вдова и её любовник, вместо того, чтобы наслаждаться счастьем и наследством, подозревают друг друга. Дело в том, что оба соврали полиции. Револьвера, из которого был убит Альфредо, рядом с телом не было. Они обращаются к Вульфу, чтобы тот раскрыл преступление, и таким образом устранил возникшее между ними недоверие. Вульф начинает с того, что закладывает влюблённых Кремеру и отправляет клиентов за решётку! В сборнике Curtains for Three. |
| 26. | 1950 | Повесть | Дело о скрученном шарфе / Маскарад для убийцы / Маска для убийства / Повелительница павианов / (англ. Disguise for Murder) |
Вульф собирает у себя дома членов Манхэттенского цветочного клуба. Пока любовались орхидеями, кто-то задушил в вульфовом кабинете одну из гостей, Синтию. Кремеру это даёт повод опечатать, как место преступления, кабинет Вульфа. Недоступность любимого кресла пробуждает в Вульфе невероятный разлив жёлчи. В отместку вся полиция, с Кремером во главе, выставляется на посмешище! Не смешно одному только Гудвину: он получает пулю в плечо. В сборнике Curtains for Three. |
| 27. | 1950 | Роман | В лучших семействах / Убийство миссис Рэкхем / (англ. In the Best Families) |
Миссис Рэкхем нанимает Вульфа, чтобы тот выяснил, откуда у её молодого мужа появляются крупные суммы денег. Когда клиентку убивают, Вульф вновь сталкивается со злым гением Арнольдом Зеком и принимает решение навсегда покончить со своим давним противником. |
| 28. | 1951 | Повесть | Убийство полицейского / (англ. The Cop-Killer) |
К Гудвину является милая семейная пара. Он — швейцар, она — маникюрша в парикмахерской, где Гудвин и Вульф стригутся. Дело в том, что оба живут в США с нарушением иммиграционного законодательства. А тут в парикмахерскую пришёл полицейский, и стал задавать разные вопросы. Супруги настолько перепугались, что дали дёру, как только коп отвернулся. Гудвин отправляется на разведку, и что оказывается? Некий полицейский, расследуя дело о наезде на женщину, оказался настолько глуп и тщеславен, что не сообщил начальству о найденной улике. Теперь сыскарь валяется в подсобке, заколотый ножницами в сердце, а полиция не может догадаться, как его в эту парикмахерскую занесло. Азбукой сыска является то, что с места преступления прежде всего удирает виновный, поэтому полиция с ног сбилась, разыскивая семейную пару, которая сидит в гостиной вульфова дома! В сборнике Triple Jeopardy. |
| 29. | 1951 | Повесть | Малый и мартышка / Выскочка и обезьяна / Не чувствуя беды / (англ. The Squirt and the Monkey) |
Издатель комиксов является к Ниро Вульфу и просит «одолжить» ему Арчи Гудвина вместе с пистолетом. Оказывается, у него из стола пропал пистолет «Марли». Замысел клиента таков: когда Гудвин в присутствии домочадцев достанет из ящика стола свой «Марли» (предварительно туда подложеный), похититель выдаст себя. Однако в тот же вечер был застрелен один из художников, рисовавших комиксы, причём не из пропавшего оружия, а из пистолета самого Гудвина. В сборнике Triple Jeopardy. |
| 30. | 1951 | Роман | Прочитавшему — смерть / Убийство из-за книги / Убийство по правилам / Книга-убийца / Последнее средство / (англ. Murder by the Book) |
Впервые с этим делом Вульф и Гудвин знакомятся, когда Кремер показывает им листок бумаги с именами вымышленных людей. Список был найден среди бумаг погибшего юриста. Проходит полтора месяца, к Вульфу обращается мужчина — безутешный отец погибшей накануне девушки… Убийца хитёр, умён и очень осторожен. Он уничтожает не только главную улику — рукопись неопубликованного романа, но и всех, кто эту рукопись видел. Ему почти удаётся запутать следы… настолько, что прокуратура и полиция уже готовы закрыть дело, и больше к нему не возвращаться… Но Вульф посылать счёт клиенту не торопится — у него, как всегда, своё мнение. |
| 31. | 1952 | Повесть | Не рой другому яму / (англ. Home to Roost) |
Сын владельца крупной корпорации Артур Рекел — коммунист. По крайней мере, ходят такие слухи. А тут появляется слух, что на самом деле Артур — агент ФБР, засланный в компартию для сбора сведений. Слухи слухами, но Артуру подсовывают самый настоящий цианистый калий, да ещё прямо во время ужина с товарищами. Мать Артура нанимает Вульфа для расследования, поскольку полиция зашла втупик, а ФБР от Артура Рекела (да и всего этого дела) открещивается. В сборнике Triple Jeopardy. |
| 32. | 1952 | Повесть | Это вас не убьёт / (англ. This Won't Kill You) |
Парижский кулинар Мондор приезжает в гости к Вульфу и просит его показать американскую национальную игру номер один — бейсбол. Ублажать гостя — святой долг хозяина. Так Мондор и Вульф, прихватив Гудвина в качестве спортивного комментатора, оказались на стадионе. С самого начала игра пошла не так. Вульфу приходится сидеть на деревянной скамье, а «Гиганты», кумиры Гудвина, ползают по полю, как пьяные. Позже оказалось, что они действительно одурманены барбитуратами, а один из игроков команды найден мёртвым в душевой. Вульф находит единственное на стадионе удобное для себя кресло, вытряхивает из него владельца стадиона, прочно в него садится — и приступает к пререканиям с полицией. Гудвин как очумелый носится по городу в поисках убийцы. В сборнике Three Men Out. |
| 33. | 1952 | Роман | Игра в бары / И она выбывает… / Игра в пятнашки / |
Присцилла Идс просит Вульфа на неделю спрятать её у себя в доме. Вульф находит, что такая просьба «совершенно неприемлема», и выставляет квартирантку на улицу. Девушка отправляется к себе домой и погибает. Она — наследница гигантской корпорации. Слишком многим её смерть выгодна. Арчи Гудвин, видя, что его шефу на происшедшее наплевать, начинает собственное расследование. При этом он умудряется дать повод лейтенанту Роуклиффу упрятать себя за решётку. Формулировка: «выдавал себя за полицейского и препятствовал следствию». Вульфу приходится объявить Арчи Гудвина своим клиентом, чтобы вытащить его из тюрьмы и продолжить расследование. |
| 34. | 1953 | Повесть | Приглашение к убийству / (англ. Invitation to Murder) |
Герман Луэнт обращается к Вульфу с очень странной просьбой. Определить, кто из трёх красавиц, живущих в доме его свояка, Теодора Хака, очаровал Хака настолько, что он готов на ней жениться. Пикантности ситуации добавляет то, что Хак — вдовец, был женат на сестре Луэнта и унаследовал от неё громадное состояние. В свою очередь, покойная унаследовала состояние от отца, который в завещании велел сестре заботится о брате, но не выделил Луэнту ни цента. Клиент Вульфа надеется, что если ему удастся подружиться с будущей женой Хака, он обеспечит себе безбедное существование и впредь. Беда в том, что он не может волочиться сразу за тремя, поэтому он и обратился к Вульфу. В сборнике Three Men Out. |
| 35. | 1953 | Роман | Золотые пауки / (англ. The Golden Spiders) |
На приём к Вульфу приходит соседний мальчишка, Пит Дроссос. Обычно таких «клиентов» Гудвин даже не пускает на порог, но в тот день ему захотелось поддразнить Вульфа. Пит рассказывает историю о женщине за рулём кадиллака. Щека женщины расцарапана, она перепугана, а её пассажир тыкает ей под ребро пистолет. Женщина одними губами и мимикой просит Пита позвать полицию. На следующий день подростка сбивает машина. Пит Дросос, придя в сознание перед смертью, даёт своей матери указание отдать Вульфу содержимое своей копилки. Вульфу приходится искать убийцу мальчика. Его гонорар на этот раз — четыре доллара тридцать центов. |
| 36. | 1953 | Повесть | Без улик / Знак зеро / (англ. The Zero Clue) |
К Вульфу приходит письмо от некоего математика, Лео Хеллера, с предложением встретиться и обсудить одну проблему. Хеллер прославился тем, что с помощью теории вероятности может весьма достоверно предсказать некоторые события — начиная от исхода президентских выборов, кончая указаниями, где искать потерянный кошелёк. Вульф, считающий Хеллера шарлатаном, отказывается наотрез, хотя Гудвин не видит ничего дурного, чтобы выслушать его. Арчи отправляется к Хеллеру на квартиру и обнаруживает там труп. В сборнике Three Men Out. |
| 37. | 1954 | Повесть | Когда человек убивает / (англ. When a Man Murders) |
К Вульфу является молодая пара и рассказывает невероятную историю. Кэролайн получила официальное сообщение о том, что её муж Сидни убит на войне в Корее. Она успела унаследовать часть состояния, встретила молодого человека Обри, полюбила его, и вышла за него замуж. Но убитый на войне Сидни появляется в Нью-Йорке, живой и здоровый, и требует обратно свою жену и капиталы! Гудвин отправляется на встречу с корейским ветераном, но находит его труп в гостиничном номере. В сборнике Three Witnesses. |
| 38. | 1954 | Роман | Чёрная гора / (англ. The Black Mountain) |
Марко Вуктича, старинного друга Вульфа, убивают. Дочь Ниро Вульфа, Карла, отправляется по следам убийцы Вуктича, но гибнет сама. Вульф и Гудвин отправляются в Черногорию. Задача осложняется тем, что просто найти убийцу недостаточно — им необходимо сдать его в руки американскому правосудию и обеспечить сохранность улик. Вульф ночует в стоге сена, а Гудвин воочию видит дом, в котором родился Вульф. |
| 39. | 1954 | Повесть | Всех, кроме пса, — в полицию! / Умри, как собака / (англ. Die like a Dog) |
Посетитель по ошибке прихватывает плащ Гудвина, оставив свой плащ на вешалке в прихожей вульфова особняка. Гудвин отправляется к раззяве за своим плащом. Совершить обмен Гудвин не смог, по той причине, что любитель чужих плащей превратился в труп, зато вернулся с клиентом. Теперь клиент Вульфа — здоровенный лабрадор. Клиент днём валяется на любимом ковре Вульфа в кабинете, а спать идёт в подвал к Фрицу. Вульф хочет разгадать убийство хозяина пса, чтобы оставить собаку себе! В сборнике Three Witnesses. |
| 40. | 1955 | Повесть | Последний свидетель / Очередной свидетель / (англ. The Next Witness) |
Вульф вызван в суд в качестве свидетеля. Судят Леонарда Эша. Предъявленное обвинение — убийство телефонистки Мэри Виллис. Леонард Эш приходил к Вульфу два месяца назад, но Вульф отказался вести его дело и выставил. Прямо во время допроса свидетелей Вульф встаёт… и сбегает из зала суда, хотя следующая очередь выступать — его. Несмотря на увещевания Гудвина, Вульф ринулся на место преступления. Он намерен представить суду неоспоримые доказательства, что Эш невиновен. На самом-то деле Гудвин убеждён, что Вульф слинял по другой причине. Просто ему надоело сидеть на жёсткой деревянной скамье и нюхать духи сидящей рядом женщины! В сборнике Three Witnesses. |
| 41. | 1955 | Роман | Не позднее полуночи / (англ. Before Midnight) |
Парфюмерная компания проводит конкурс. На финальном этапе убивают одного из организаторов и похищают из его бумажника ответы на последние вопросы. Подозрение падает на всех пятерых финалистов, и Вульфу поручают вернуть листок с ответами. Хотя Вульф и уверен, что похититель ответов и убийца — одно лицо, его заданием является не поиск убийцы, а замятие скандала. |
| 42. | 1955 | Повесть | Иммунитет к убийству / (англ. Immune to Murder) |
Посол Келефи приезжает в США для проведения важнейших переговоров о концессиях. Претенденты на концессии встречаются с Келефи на даче одного из бизнесменов. Посол высказал желание отведать знаменитой вульфовой «форели по-техасски». Вульф рыпнулся было отказаться, но на него надавил сам Госсекретарь США! Таким образом, Вульф присутствует на переговорах в качестве повара, а Гудвин — в качестве водителя повара. Переговоры идут тяжело, сопровождаются провокациями, интригами и мелкими пакостями… а тут ещё одного из гостей убивают. Местные следователи, ошалев от высокого статуса подозреваемых, пытаются переложить ответственность на Вульфа и Гудвина. Однако у Вульфа, как всегда, и своё мнение … и свои способы вести следствие!. В сборнике Three for the Chair. |
| 43. | 1956 | Повесть | Окно к смерти / Окно смерти / (англ. Window for Death) |
Невероятная история об убийстве с помощью мороженого. В сборнике Three for the Chair. |
| 44. | 1956 | Повесть | Слишком много сыщиков / (англ. Too Many Detectives) |
Арчи Гудвин вынужден доставить Ниро Вульфа в Олбани, на заседание комиссии штата Нью-Йорк, расследующей обстоятельства прослушиваний телефонных разговоров (как оказалось, незаконных). Такое нарушение законодательства может стоить Вульфу и Гудвину потерей лицензии. Туда же вызваны ещё семеро лицензированных сыщиков, по аналогичному обвинению. К ярости Вульфа, жить ему приходится в местной гостинице, а питаться в местном ресторане. Но риск потерять лицензию из-за незаконного прослушивания отходит на второй план, когда в одной из комнат, где идет следствие, находят труп свидетеля обвинения, а подозрение падает на самого Вульфа! В сборнике Three for the Chair. |
| 45. | 1956 | Роман | Знают ответ орхидеи / Всё началось с Омахи / Лучше мне умереть / (англ. Might As Well Be Dead) |
Джеймс Хэролд нанимает Вульфа для поисков сына Пола, которого много лет назад выгнал из дома. В ходе поисков выясняется, что Пол Хэролд осуждён за умышленное убийство и уже ожидает свидания с электрическим стулом. Вульф считает, что его миссия закончена и намерен получить гонорар. Но Гудвин убеждает его продолжить расследование. Интуиция Гудвина утверждает, что осуждённый невиновен. |
| 46. | 1957 | Повесть | Рождественская вечеринка / (англ. Christmas Party) |
Когда нет никаких дел, оба детектива развлекаются тем, что изводят, допекают, и достают друг друга. Близится Рождество, Гудвина пригласили на вечеринку, но Вульфу приспичило отправиться на Лонг-Айленд, на встречу с английским цветоводом. Само собой, Гудвин необходим ему, чтобы вести машину и делать записи. Взбешённый Гудвин подсовывает Вульфу под нос официальный документ — разрешение на его, Арчи Гудвина, брак с красавицей Марго Дики. Отделавшись от Вульфа таким образом, Гудвин прибывает на вечеринку, и обнаруживает за стойкой бара огромного Санта-Клауса, исполняющего роль бармена. Пока все пили шампанское, хозяин вечеринки, Курт Боттвайль скоропостижно скончался от цианида, оказавшегося у него в стакане! В сборнике And Four to Go. |
| 47. | 1957 | Повесть | Пасхальный парад / (англ. Easter Parade)) |
Вульф, изнывая от зависти, уговаривает Гудвина выкрасть побег уникальной розовой орхидеи, выведеной цветоводом-соперником. Конечно, Гудвин не такой простак, чтобы заниматься разбоем самому, он нанимает бомжа. Самое подходящее время — во время пасхального шествия. Жена соперника выходит из церкви, на её груди приколота розовая орхидея. Через несколько минут после кражи цветка женщина умирает. Полиция уверена, что убийца и похититель цветка — одно лицо. Вульфу приходится раскрыть это убийство, тщательно скрывая своё соучастие в краже цветка! В сборнике And Four to Go. |
| 48. | 1957 | Повесть | Праздничный пикник / (англ. Fourth of July Picnic) |
Ниро Вульфа уговорили прочитать речь на профсоюзном собрании ресторанных работников. Речь была прочитана, и даже вызвала аплодисменты. Собрание проходит на лужайке, а для участников установлены палатки. Один из организаторов почувствовал себя плохо, и прилёг в палатке отдохнуть. Гудвин, заглянув в палатку проведать больного, обнаруживает, что у того из спины торчит нож, да так, что пробито сердце! Вульф, узнав об этом, немедленно линяет к себе домой. Как известно, его из любимого кресла не выдернуть даже танком. В сборнике And Four to Go. |
| 49. | 1957 | Роман | Если бы смерть спала / (англ. If Death Ever Slept) |
Мультимиллионер Отис Джарел нанимает Ниро Вульфа, дабы тот уличил человека, передающего важную деловую информацию конкурентам. Для этого Арчи Гудвин переезжает в дом к Джарелу, якобы являясь его новым секретарём, хотя на самом деле строит глазки племяннице Джарелла. Через два дня предыдущего секретаря Джарела убивают, а полиция интересуется: каким образом Гудвин заранее пронюхал об убийстве? |
| 50а. | 1958 | Повесть | Убийство — не шутка / (англ. Murder Is No Joke) |
Флора Галлен нанимает Вульфа, чтобы он помог избавится от некой Бьянки Фосс. Бьянка распоряжается в ателье её брата, модного кутюрье Алека Галлена, как у себя дома. Она вмешивается в бизнес, увольняет закройщиков, затевает безумные, явно провальные проекты и так далее. Вульф говорит с Бьянкой по телефону, но слышит удар и стон. Вроде можно зафиксировать точное время преступления, но Вульфу это кажется слишком простым… и, следовательно, подозрительным. В сборнике And Four to Go. |
| 50б. | 1958 | Повесть | Подготовка к убийству / Инсценировка для убийства / (англ. Frame-Up for Murder) |
Эта повесть по сюжету и действующим лицам полностью повторяет повесть Murder Is No Joke («Убийство — не шутка») 1958 года, но немного переработана и дополнена. Появилось несколько дополнительных персонажей, характеристики и описания персонажей переработаны в сторону большей иронии. В сборнике Death Times Three. |
| 51. | 1958 | Роман | Бокал шампанского / (англ. Champagne for One)) |
Знакомый Арчи Гудвина, сославшись на болезнь, просит подменить его на званном вечере в богатом доме. Цель вечеринки — благотворительность, но со странным вывертом. Приглашёны одинокие матери, родившие, не выйдя замуж. Их кавалеры — молодые холостяки из высшего общества. Одна из приглашённых девушек выпивает бокал шампанского и умирает. Гудвин единственный, чьи показания не дают объяснить это как самоубийство. Ему приходится выдержать беспрецедентное давление от сильных мира сего. Его закадычный противник, сержант Перли Стеббинс, демонстрирует чудеса наблюдательности. |
| 52. | 1959 | Роман | Сочиняйте сами / Смертельный плагиат / (англ. Plot It Yourself) |
За короткий срок несколько успешных писателей пали жертвой мошенничества. Схема трюка проста: писателю вручают судебный иск, в котором сюжет его бестселлера объявляется плагиатом. В результате обыска у обвиняемого действительно находят черновик с изложением сюжетной линии. После этого истец (каждый раз подставное лицо) предлагает пойти на мировую сделку — заплатить часть суммы, заявленой в судебном иске. Сами жертвы утверждают, что сюжет они придумали сами, а черновик был подброшен. Ниро Вульф берётся обнаружить настоящего махинатора, но дело о плагиате превращается в дело об убийстве. |
| 53. | 1960 | Повесть | Избавление методом номер три / Третий способ для убийства / (англ. Method Three for Murder) |
Молодая девушка Майра Холт просит Гудвина помочь ей выиграть пари… Проблема в том, что Гудвин только что, в очередной раз, уволился от Вульфа. Поэтому он вынужден консультации с клиенткой проводить на ступеньках крыльца вульфова дома. А тут ещё невесть откуда взявшийся полицейский патруль заглядывает в такси, стоящее перед крыльцом, и обнаруживает в нём труп! В сборнике Three at Wolfe’s Door. |
| 54. | 1960 | Повесть | Отрава входит в меню / Отравление / (англ. Poison a la Carte) |
Десять гурманов, под предводительством цветовода Хьюитта, приглашают Ниро Вульфа на обед. Собственно, им понадобился повар Вульфа — Фриц Бреннер, чтобы приготовить обед. Всего едоков двенадцать, потому что, кроме Вульфа, на обеде присутствует Гудвин. Сервировать столы должны двенадцать специально нанятых красавиц-актрис. Обед с самого начала не заладился. Сначала сосед Гудвина, Винсен Пайл, обругал орхидеи Вульфа, потом начал морщиться, как будто ему в сметану песку подсыпали… а потом взял, да и умер! В сборнике Three at Wolfe’s Door. |
| 55. | 1960 | Повесть | Убийство на родео / Родео в Нью-Йорке / (англ. The Rodeo Murder) |
Лили Роуэн организует родео прямо на улице Нью-Йорка… но одного из гостей находят убитым, а Лили нанимает Вульфа для поиска убийцы. В сборнике Three at Wolfe’s Door. |
| 56. | 1960 | Роман | Слишком много клиентов / (англ. Too Many Clients) |
К Гудвину является некий тип, представляется Томасом Дж. Йигером. Он хочет знать, кто ведёт за ним слежку. Работа пустяковая. Гудвин инструктирует заказчика, расставляет оперативников… но клиент не является на операцию. Взбешённый Гудвин отправляется посчитаться с невежей. Оказывается, что у Томаса Йигера уважительная причина — он был убит за два часа до заказа операции! Гудвин понимет, что расследование было инспирировано самозванцем. Ему предстоит обзавестись клиентом, и поставить западню для убийцы. Не менее сложно заставить Вульфа начать шевелить мозгами. |
| 57а. | 1961 | Повесть | Подделка для убийства / (англ. Counterfeit for Murder) |
К Вульфу является мисс Хетти Энис. Мисс Энис, хоть и выглядит бомжихой, а ведёт себя нелепо, тем не менее у неё — золотое сердце и твёрдый характер. Она владелица старого дома, где много лет живут артисты театров, оказавшиеся на мели. В своём доме мисс Энис находит пачку долларов… слишком похожих на фальшивые. Она нанимает Вульфа вовсе не для поиска фальшивомонетчиков, нет. Она хочет, чтобы Вульф, ни много ни мало, посадил полицию в лужу! Потому что у Хетти с полицией свои счёты. В сборнике Homicide Trinity. |
| 57б. | 1985 | Повесть | Вторжение в особняк / (англ. Assault On A Brownstone) |
Авторский вариант повести 1961 года Counterfeit for Murder («Подделка для убийства»). Был впервые издан после смерти Рекса Стаута. Те же действующие лица, но отличается от прежнего по сюжету. В сборнике Death Times Three. |
| 58. | 1961 | Повесть | Смерть демона / (англ. Death of a Demon) |
К Вульфу записывается на приём Люси Хейзен, с просьбой выслушать её. Люси начинает с того, что выкладывает на стол револьвер. Затем она признаётся, что давно хочет пристрелить своего мужа, Барри Хейзена, вот из этого самого револьвера. Она говорит, что теперь, когда она излила душу, она сможет НЕ убивать мужа. Пока Вульф показывает посетительнице орхидеи, Гудвин включает радио… и слышит сообщение о том, что Барри Хейзен убит сегодня утром выстрелом в спину! В сборнике Homicide Trinity. |
| 59. | 1961 | Роман | Окончательное решение / (англ. The Final Deduction) |
К Вульфу обращается Элтэя Вэйл и утверждает, что её муж Джимми был похищен с целью выкупа. Она заверяет, что готова выполнить все требования похитителей и отдать им деньги. Тогда Вульф выражает удивление в своей необходимости, а Элтэя объясняет наём детектива опасением, что похитители, получив требуемую сумму, немедленно убьют мужа. В этом случае Вульфу следует найти похитителей и убийц. Однако Вульф сразу начинает подозревать неладное, несмотря на то, что Джимми Вэйл после уплаты выкупа благополучно вернулся домой. |
| 60. | 1961 | Повесть | Убей сейчас — заплатишь потом / (англ. Kill Now — Pay Later) |
Старик Пит Васоз, чистильщик обуви, приходит в дом Ниро Вульфа три раза в неделю, чтобы надраить обувь обитателям особняка. В тот день он пришёл на час раньше, сильно удручённый. Он рассказал Вульфу и Гудвину, что только что видел труп другого своего клиента, Денниса Эшби. Мистер Эшби выпал из окна. На следующий день Пит Васоз тоже найден мёртвым. Вульф не сомневается, что оба «несчастных случая» взаимосвязаны и являются убийством. В сборнике Trio for Blunt Instruments. |
| 61. | 1962 | Повесть | Вышел месяц из тумана / (англ. Eeny Meeny Murder Mo) |
Вульф всегда был привередлив в одежде. А тут он случайно капнул на галстук соусом во время ланча. Вульф снимает галстук и кладёт на письменный стол, а сам поднимается в оранжерею. В его отсутствие в особняк приходит Берта Аарон, а Гудвин предлагает её выслушать. Она рассказывает, что работает в некой юридической фирме, и подозревает одного из компаньонов фирмы в контактах с противной стороной. Пока Гудвин ходил наверх доложить о посетительнице, Берту кто-то удушил. Прямо в кабинете у Вульфа, вульфовым же галстуком, испачканом в соусе . В сборнике Homicide Trinity. |
| 62. | 1962 | Роман | Гамбит / (англ. Gambit) |
Во время сеанса одновременной игры отравлен гроссмейстер Пол Джерин, все факты указывают на успешного предпринимателя Мэтью Бланта. Дочь Бланта уверена в невиновности отца и просит Вульфа разыскать настоящего убийцу. Гудвин вычисляет убийцу раньше Вульфа… и Вульф увольняет Гудвина за такое «совершенно неприемлемое» нарушение субординации! |
| 63. | 1963 | Роман | Охота за матерью / Погоня за матерью / Поиски матери / Карибская тайна / (англ. The Mother Hunt) |
Люси Воэн, вдова, обнаруживает в холле своего дома подброшеного младенца. Среди пелёнок записка, что отцом ребёнка является её покойный муж. Люси нанимает Вульфа для поиска матери ребёнка, но свидетели гибнут один за другим! Гудвин влюбляется в Люси, а Вульф пускается в бега. |
| 64. | 1963 | Повесть | Кровь скажет / (англ. Blood Will Tell) |
Гудвину приходит письмо от некоего Дж.Н.Вэнса (англ. James Neville Vance), в котором находится красивый галстук с пятном крови. Чуть позже раздаётся звонок, звонящий представляется Дж.Н.Вэнсом и просит галстук сжечь. Естественно, Гудвин и не думает делать ничего подобного, вместо этого отправляется к Вэнсу. Тот не отрицает, что галстук был сшит по его заказу, но отнекивается от посылки и звонка. Совсем интересно становится, когда обнаруживают труп соседки Вэнса, Бонни Кирк. Череп красавицы расколот бутылкой водки, а на галстуке, пришедшем по почте, её кровь. В сборнике Trio for Blunt Instruments. |
| 65. | 1964 | Повесть | Банальное убийство / (англ. Murder Is Corny) |
Инспектор Кремер является к Вульфу в кабинет. В руках инспектора коробка, в которой лежит несколько початков кукурузы. В кармане инспектора ордер на арест Гудвина по подозрению в убийстве. Оказывается, убит водитель, который доставлял продовольствие с фермы Мак-Леода на кухню Вульфа. Дочь Мак-Леода, красавица Сьюзен, показывает в полиции, что крутила романы с несколькими мужиками. Один из них убитый, второй — Арчи Гудвин! Сьюзен утверждает, что убийство произошло в то время, и в том месте, где Гудвин назначил ей свиданку! В сборнике Trio for Blunt Instruments. |
| 66. | 1964 | Роман | Право умереть / (англ. A Right To Die) |
К Вульфу является седой чёрнокожий мужчина, и слово в слово повторяет речь самого Вульфа, произнесённую им много лет назад в Канова-Спа перед собранием чёрнокожих поваров, официантов и лакеев. Тогда выступление Вульфа позволило ему сломать лёд недоверия и получить информацию. Теперь Вульф связан понятием долга, и берётся помочь Поулу Уипплу не допустить брак его сына Билла и белой девушки Сьюзен. Однако Сьюзен убивают, а Билл арестован по подозрению в её убийстве. |
| 67. | 1965 | Роман | Звонок в дверь / (англ. The Doorbell Rang) |
Клиентка Вульфа - Рэйчел Бранер просит оградить её от преследования всемогущего ФБР. Гудвин, против обыкновения, настроен скептически, и пытается отговорить шефа браться за дело, а Вульф, против обыкновения, преисполнен энтузиазма и желания поработать. Вульф берёт за основу нераскрытое убийство двухмесячной давности, в котором замешаны сотрудники ФБР, и даже вычисляет убийцу… но задачей Вульфа является не раскрытие убийства, а отпор зарвавшемуся ФБР! |
| 68. | 1966 | Роман | Смерть содержанки / Смерть потаскушки / (англ. Death of a Doxy) |
Одного из помощников Вульфа, Орри Кэтера арестовывают по подозрению в убийстве молодой женщины. Вульф, Гудвин, Даркин и Пензер убеждёны в его невиновности, но для спасения товарища нужно найти настоящего убийцу. |
| 69. | 1968 | Роман | Погоня за отцом / (англ. The Father Hunt) |
Молодая девушка, Эми Деново, теряет в автомобильном происшествии мать. В наследство от матери ей достаётся огромная сумма наличностью, и письмо. В письме сказано: «это деньги от твоего отца». Эми нанимает Вульфа для поиска отца, но это крайне не просто… |
| 70. | 1969 | Роман | Смерть хлыща / Форель по-монтански / Убийство на ранчо в стиле Дикого Запада (англ. Death of a Dude) |
Арчи Гудвин гостит на ранчо у своей подруги Лили Роуэн в штате Монтана. Управляющего ранчо подозревают в убийстве человека, обесчестившего его дочь. Арчи принимается за расследование. Совершенно неожиданно к нему на помощь приезжает сам Вульф. |
| 71. | 1973 | Роман | Пожалуйста, избавьте от греха / С больной головы на здоровую / (англ. Please Pass the Guilt) |
Доктор Волмер рассказывает Вульфу, что к его другу-психотерапевту обратился анонимный больной. Пациент жалуется, что «у него руки в крови». Доктор считает, что установление личности больного поможет лечению. Вульф и Гудвин, чтобы помочь доктору, заставляют анонима раскрыться с помощью простейшего детективного приёма. Это Кеннет Мир, заместитель погибшего от взрыва бомбы в редакции телевещательной корпорации Питера Оделла. В результате Гудвину приходится сперва уламывать вдову погибшего прийти к Вульфу на приём, а потом уламывать Вульфа начать расследование. |
| 72. | 1975 | Роман | Семейное дело / (англ. A Family Affair) |
Очень поздно, глубокой ночью, в особняк Вулфа заявляется Пьер Дакос, официант из ресторана «Рустерман». Вульф и Фриц уже спят, а Гудвин только пришёл с вечеринки. Пьер утверждает, что его хотят убить, и умоляет разбудить Вульфа. В ответ Гудвин предлагает лечь поспать, а разговоры перенести на завтра. Он провожает Пьера в Южную комнату, а сам идёт в свою, и тоже собирается ложиться. В этот момент раздаётся взрыв. Бомба, замаскированная под сигару «Дон Педро, Гондурас», взрывается в кулаке Пьера, и убивает его. |
| 1973 | Поваренная книга | Поваренная книга Ниро Вульфа / (англ. The Nero Wolfe Cookbook) |
Сборник рецептов блюд, упоминаемых в историях о приключениях великого детектива. | |
| 1977 | Рассказ | Почему Ниро Вульф любит орхидеи / (англ. Why Nero Wolfe Likes Orchids) |
Первая книжная публикация рассказа, ранее опубликованной в 1963 году в журнале Life. Арчи Гудвин рассказывает об истоках увлечения Вульфа. В сборнике Corsage. |
Другие книги о Ниро Вульфе
Романы Роберта Голдсборо (англ.)
Романы Джона Лескроарта (англ.)
Напишите отзыв о статье "Библиография Ниро Вульфа"
Ссылки
- [nerowolfe.info/nero_books Книги о Ниро Вульфе и Арчи Гудвине]
Отрывок, характеризующий Библиография Ниро Вульфа
– Третье, – не слушая его, продолжал Пьер, – вы никогда ни слова не должны говорить о том, что было между вами и графиней. Этого, я знаю, я не могу запретить вам, но ежели в вас есть искра совести… – Пьер несколько раз молча прошел по комнате. Анатоль сидел у стола и нахмурившись кусал себе губы.– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.
Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.
В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.
С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, что должно было совершиться.
Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать друг друга. И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностью приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.
Когда созрело яблоко и падает, – отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его?
Ничто не причина. Все это только совпадение тех условий, при которых совершается всякое жизненное, органическое, стихийное событие. И тот ботаник, который найдет, что яблоко падает оттого, что клетчатка разлагается и тому подобное, будет так же прав, и так же не прав, как и тот ребенок, стоящий внизу, который скажет, что яблоко упало оттого, что ему хотелось съесть его и что он молился об этом. Так же прав и не прав будет тот, кто скажет, что Наполеон пошел в Москву потому, что он захотел этого, и оттого погиб, что Александр захотел его погибели: как прав и не прав будет тот, кто скажет, что завалившаяся в миллион пудов подкопанная гора упала оттого, что последний работник ударил под нее последний раз киркою. В исторических событиях так называемые великие люди суть ярлыки, дающие наименований событию, которые, так же как ярлыки, менее всего имеют связи с самым событием.
Каждое действие их, кажущееся им произвольным для самих себя, в историческом смысле непроизвольно, а находится в связи со всем ходом истории и определено предвечно.
29 го мая Наполеон выехал из Дрездена, где он пробыл три недели, окруженный двором, составленным из принцев, герцогов, королей и даже одного императора. Наполеон перед отъездом обласкал принцев, королей и императора, которые того заслуживали, побранил королей и принцев, которыми он был не вполне доволен, одарил своими собственными, то есть взятыми у других королей, жемчугами и бриллиантами императрицу австрийскую и, нежно обняв императрицу Марию Луизу, как говорит его историк, оставил ее огорченною разлукой, которую она – эта Мария Луиза, считавшаяся его супругой, несмотря на то, что в Париже оставалась другая супруга, – казалось, не в силах была перенести. Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этой целью, несмотря на то, что император Наполеон сам писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frere [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны и что всегда будет любить и уважать его, – он ехал к армии и отдавал на каждой станции новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку. Он ехал в дорожной карете, запряженной шестериком, окруженный пажами, адъютантами и конвоем, по тракту на Позен, Торн, Данциг и Кенигсберг. В каждом из этих городов тысячи людей с трепетом и восторгом встречали его.
Армия подвигалась с запада на восток, и переменные шестерни несли его туда же. 10 го июня он догнал армию и ночевал в Вильковисском лесу, в приготовленной для него квартире, в имении польского графа.
На другой день Наполеон, обогнав армию, в коляске подъехал к Неману и, с тем чтобы осмотреть местность переправы, переоделся в польский мундир и выехал на берег.
Увидав на той стороне казаков (les Cosaques) и расстилавшиеся степи (les Steppes), в середине которых была Moscou la ville sainte, [Москва, священный город,] столица того, подобного Скифскому, государства, куда ходил Александр Македонский, – Наполеон, неожиданно для всех и противно как стратегическим, так и дипломатическим соображениям, приказал наступление, и на другой день войска его стали переходить Неман.
12 го числа рано утром он вышел из палатки, раскинутой в этот день на крутом левом берегу Немана, и смотрел в зрительную трубу на выплывающие из Вильковисского леса потоки своих войск, разливающихся по трем мостам, наведенным на Немане. Войска знали о присутствии императора, искали его глазами, и, когда находили на горе перед палаткой отделившуюся от свиты фигуру в сюртуке и шляпе, они кидали вверх шапки, кричали: «Vive l'Empereur! [Да здравствует император!] – и одни за другими, не истощаясь, вытекали, всё вытекали из огромного, скрывавшего их доселе леса и, расстрояясь, по трем мостам переходили на ту сторону.
– On fera du chemin cette fois ci. Oh! quand il s'en mele lui meme ca chauffe… Nom de Dieu… Le voila!.. Vive l'Empereur! Les voila donc les Steppes de l'Asie! Vilain pays tout de meme. Au revoir, Beauche; je te reserve le plus beau palais de Moscou. Au revoir! Bonne chance… L'as tu vu, l'Empereur? Vive l'Empereur!.. preur! Si on me fait gouverneur aux Indes, Gerard, je te fais ministre du Cachemire, c'est arrete. Vive l'Empereur! Vive! vive! vive! Les gredins de Cosaques, comme ils filent. Vive l'Empereur! Le voila! Le vois tu? Je l'ai vu deux fois comme jete vois. Le petit caporal… Je l'ai vu donner la croix a l'un des vieux… Vive l'Empereur!.. [Теперь походим! О! как он сам возьмется, дело закипит. Ей богу… Вот он… Ура, император! Так вот они, азиатские степи… Однако скверная страна. До свиданья, Боше. Я тебе оставлю лучший дворец в Москве. До свиданья, желаю успеха. Видел императора? Ура! Ежели меня сделают губернатором в Индии, я тебя сделаю министром Кашмира… Ура! Император вот он! Видишь его? Я его два раза как тебя видел. Маленький капрал… Я видел, как он навесил крест одному из стариков… Ура, император!] – говорили голоса старых и молодых людей, самых разнообразных характеров и положений в обществе. На всех лицах этих людей было одно общее выражение радости о начале давно ожидаемого похода и восторга и преданности к человеку в сером сюртуке, стоявшему на горе.
13 го июня Наполеону подали небольшую чистокровную арабскую лошадь, и он сел и поехал галопом к одному из мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он, очевидно, переносил только потому, что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему; но крики эти, сопутствующие ему везде, тяготили его и отвлекали его от военной заботы, охватившей его с того времени, как он присоединился к войску. Он проехал по одному из качавшихся на лодках мостов на ту сторону, круто повернул влево и галопом поехал по направлению к Ковно, предшествуемый замиравшими от счастия, восторженными гвардейскими конными егерями, расчищая дорогу по войскам, скакавшим впереди его. Подъехав к широкой реке Вилии, он остановился подле польского уланского полка, стоявшего на берегу.
– Виват! – также восторженно кричали поляки, расстроивая фронт и давя друг друга, для того чтобы увидать его. Наполеон осмотрел реку, слез с лошади и сел на бревно, лежавшее на берегу. По бессловесному знаку ему подали трубу, он положил ее на спину подбежавшего счастливого пажа и стал смотреть на ту сторону. Потом он углубился в рассматриванье листа карты, разложенного между бревнами. Не поднимая головы, он сказал что то, и двое его адъютантов поскакали к польским уланам.
– Что? Что он сказал? – слышалось в рядах польских улан, когда один адъютант подскакал к ним.
Было приказано, отыскав брод, перейти на ту сторону. Польский уланский полковник, красивый старый человек, раскрасневшись и путаясь в словах от волнения, спросил у адъютанта, позволено ли ему будет переплыть с своими уланами реку, не отыскивая брода. Он с очевидным страхом за отказ, как мальчик, который просит позволения сесть на лошадь, просил, чтобы ему позволили переплыть реку в глазах императора. Адъютант сказал, что, вероятно, император не будет недоволен этим излишним усердием.
Как только адъютант сказал это, старый усатый офицер с счастливым лицом и блестящими глазами, подняв кверху саблю, прокричал: «Виват! – и, скомандовав уланам следовать за собой, дал шпоры лошади и подскакал к реке. Он злобно толкнул замявшуюся под собой лошадь и бухнулся в воду, направляясь вглубь к быстрине течения. Сотни уланов поскакали за ним. Было холодно и жутко на середине и на быстрине теченья. Уланы цеплялись друг за друга, сваливались с лошадей, лошади некоторые тонули, тонули и люди, остальные старались плыть кто на седле, кто держась за гриву. Они старались плыть вперед на ту сторону и, несмотря на то, что за полверсты была переправа, гордились тем, что они плывут и тонут в этой реке под взглядами человека, сидевшего на бревне и даже не смотревшего на то, что они делали. Когда вернувшийся адъютант, выбрав удобную минуту, позволил себе обратить внимание императора на преданность поляков к его особе, маленький человек в сером сюртуке встал и, подозвав к себе Бертье, стал ходить с ним взад и вперед по берегу, отдавая ему приказания и изредка недовольно взглядывая на тонувших улан, развлекавших его внимание.
Для него было не ново убеждение в том, что присутствие его на всех концах мира, от Африки до степей Московии, одинаково поражает и повергает людей в безумие самозабвения. Он велел подать себе лошадь и поехал в свою стоянку.
Человек сорок улан потонуло в реке, несмотря на высланные на помощь лодки. Большинство прибилось назад к этому берегу. Полковник и несколько человек переплыли реку и с трудом вылезли на тот берег. Но как только они вылезли в обшлепнувшемся на них, стекающем ручьями мокром платье, они закричали: «Виват!», восторженно глядя на то место, где стоял Наполеон, но где его уже не было, и в ту минуту считали себя счастливыми.
Ввечеру Наполеон между двумя распоряжениями – одно о том, чтобы как можно скорее доставить заготовленные фальшивые русские ассигнации для ввоза в Россию, и другое о том, чтобы расстрелять саксонца, в перехваченном письме которого найдены сведения о распоряжениях по французской армии, – сделал третье распоряжение – о причислении бросившегося без нужды в реку польского полковника к когорте чести (Legion d'honneur), которой Наполеон был главою.
Qnos vult perdere – dementat. [Кого хочет погубить – лишит разума (лат.) ]
Русский император между тем более месяца уже жил в Вильне, делая смотры и маневры. Ничто не было готово для войны, которой все ожидали и для приготовления к которой император приехал из Петербурга. Общего плана действий не было. Колебания о том, какой план из всех тех, которые предлагались, должен быть принят, только еще более усилились после месячного пребывания императора в главной квартире. В трех армиях был в каждой отдельный главнокомандующий, но общего начальника над всеми армиями не было, и император не принимал на себя этого звания.
Чем дольше жил император в Вильне, тем менее и менее готовились к войне, уставши ожидать ее. Все стремления людей, окружавших государя, казалось, были направлены только на то, чтобы заставлять государя, приятно проводя время, забыть о предстоящей войне.
После многих балов и праздников у польских магнатов, у придворных и у самого государя, в июне месяце одному из польских генерал адъютантов государя пришла мысль дать обед и бал государю от лица его генерал адъютантов. Мысль эта радостно была принята всеми. Государь изъявил согласие. Генерал адъютанты собрали по подписке деньги. Особа, которая наиболее могла быть приятна государю, была приглашена быть хозяйкой бала. Граф Бенигсен, помещик Виленской губернии, предложил свой загородный дом для этого праздника, и 13 июня был назначен обед, бал, катанье на лодках и фейерверк в Закрете, загородном доме графа Бенигсена.
В тот самый день, в который Наполеоном был отдан приказ о переходе через Неман и передовые войска его, оттеснив казаков, перешли через русскую границу, Александр проводил вечер на даче Бенигсена – на бале, даваемом генерал адъютантами.
Был веселый, блестящий праздник; знатоки дела говорили, что редко собиралось в одном месте столько красавиц. Графиня Безухова в числе других русских дам, приехавших за государем из Петербурга в Вильну, была на этом бале, затемняя своей тяжелой, так называемой русской красотой утонченных польских дам. Она была замечена, и государь удостоил ее танца.
Борис Друбецкой, en garcon (холостяком), как он говорил, оставив свою жену в Москве, был также на этом бале и, хотя не генерал адъютант, был участником на большую сумму в подписке для бала. Борис теперь был богатый человек, далеко ушедший в почестях, уже не искавший покровительства, а на ровной ноге стоявший с высшими из своих сверстников.
В двенадцать часов ночи еще танцевали. Элен, не имевшая достойного кавалера, сама предложила мазурку Борису. Они сидели в третьей паре. Борис, хладнокровно поглядывая на блестящие обнаженные плечи Элен, выступавшие из темного газового с золотом платья, рассказывал про старых знакомых и вместе с тем, незаметно для самого себя и для других, ни на секунду не переставал наблюдать государя, находившегося в той же зале. Государь не танцевал; он стоял в дверях и останавливал то тех, то других теми ласковыми словами, которые он один только умел говорить.
При начале мазурки Борис видел, что генерал адъютант Балашев, одно из ближайших лиц к государю, подошел к нему и непридворно остановился близко от государя, говорившего с польской дамой. Поговорив с дамой, государь взглянул вопросительно и, видно, поняв, что Балашев поступил так только потому, что на то были важные причины, слегка кивнул даме и обратился к Балашеву. Только что Балашев начал говорить, как удивление выразилось на лице государя. Он взял под руку Балашева и пошел с ним через залу, бессознательно для себя расчищая с обеих сторон сажени на три широкую дорогу сторонившихся перед ним. Борис заметил взволнованное лицо Аракчеева, в то время как государь пошел с Балашевым. Аракчеев, исподлобья глядя на государя и посапывая красным носом, выдвинулся из толпы, как бы ожидая, что государь обратится к нему. (Борис понял, что Аракчеев завидует Балашеву и недоволен тем, что какая то, очевидно, важная, новость не через него передана государю.)
Но государь с Балашевым прошли, не замечая Аракчеева, через выходную дверь в освещенный сад. Аракчеев, придерживая шпагу и злобно оглядываясь вокруг себя, прошел шагах в двадцати за ними.
Пока Борис продолжал делать фигуры мазурки, его не переставала мучить мысль о том, какую новость привез Балашев и каким бы образом узнать ее прежде других.
В фигуре, где ему надо было выбирать дам, шепнув Элен, что он хочет взять графиню Потоцкую, которая, кажется, вышла на балкон, он, скользя ногами по паркету, выбежал в выходную дверь в сад и, заметив входящего с Балашевым на террасу государя, приостановился. Государь с Балашевым направлялись к двери. Борис, заторопившись, как будто не успев отодвинуться, почтительно прижался к притолоке и нагнул голову.
Государь с волнением лично оскорбленного человека договаривал следующие слова:
– Без объявления войны вступить в Россию. Я помирюсь только тогда, когда ни одного вооруженного неприятеля не останется на моей земле, – сказал он. Как показалось Борису, государю приятно было высказать эти слова: он был доволен формой выражения своей мысли, но был недоволен тем, что Борис услыхал их.
– Чтоб никто ничего не знал! – прибавил государь, нахмурившись. Борис понял, что это относилось к нему, и, закрыв глаза, слегка наклонил голову. Государь опять вошел в залу и еще около получаса пробыл на бале.
Борис первый узнал известие о переходе французскими войсками Немана и благодаря этому имел случай показать некоторым важным лицам, что многое, скрытое от других, бывает ему известно, и через то имел случай подняться выше во мнении этих особ.
Неожиданное известие о переходе французами Немана было особенно неожиданно после месяца несбывавшегося ожидания, и на бале! Государь, в первую минуту получения известия, под влиянием возмущения и оскорбления, нашел то, сделавшееся потом знаменитым, изречение, которое самому понравилось ему и выражало вполне его чувства. Возвратившись домой с бала, государь в два часа ночи послал за секретарем Шишковым и велел написать приказ войскам и рескрипт к фельдмаршалу князю Салтыкову, в котором он непременно требовал, чтобы были помещены слова о том, что он не помирится до тех пор, пока хотя один вооруженный француз останется на русской земле.
На другой день было написано следующее письмо к Наполеону.
«Monsieur mon frere. J'ai appris hier que malgre la loyaute avec laquelle j'ai maintenu mes engagements envers Votre Majeste, ses troupes ont franchis les frontieres de la Russie, et je recois a l'instant de Petersbourg une note par laquelle le comte Lauriston, pour cause de cette agression, annonce que Votre Majeste s'est consideree comme en etat de guerre avec moi des le moment ou le prince Kourakine a fait la demande de ses passeports. Les motifs sur lesquels le duc de Bassano fondait son refus de les lui delivrer, n'auraient jamais pu me faire supposer que cette demarche servirait jamais de pretexte a l'agression. En effet cet ambassadeur n'y a jamais ete autorise comme il l'a declare lui meme, et aussitot que j'en fus informe, je lui ai fait connaitre combien je le desapprouvais en lui donnant l'ordre de rester a son poste. Si Votre Majeste n'est pas intentionnee de verser le sang de nos peuples pour un malentendu de ce genre et qu'elle consente a retirer ses troupes du territoire russe, je regarderai ce qui s'est passe comme non avenu, et un accommodement entre nous sera possible. Dans le cas contraire, Votre Majeste, je me verrai force de repousser une attaque que rien n'a provoquee de ma part. Il depend encore de Votre Majeste d'eviter a l'humanite les calamites d'une nouvelle guerre.
Je suis, etc.
(signe) Alexandre».
[«Государь брат мой! Вчера дошло до меня, что, несмотря на прямодушие, с которым соблюдал я мои обязательства в отношении к Вашему Императорскому Величеству, войска Ваши перешли русские границы, и только лишь теперь получил из Петербурга ноту, которою граф Лористон извещает меня, по поводу сего вторжения, что Ваше Величество считаете себя в неприязненных отношениях со мною, с того времени как князь Куракин потребовал свои паспорта. Причины, на которых герцог Бассано основывал свой отказ выдать сии паспорты, никогда не могли бы заставить меня предполагать, чтобы поступок моего посла послужил поводом к нападению. И в действительности он не имел на то от меня повеления, как было объявлено им самим; и как только я узнал о сем, то немедленно выразил мое неудовольствие князю Куракину, повелев ему исполнять по прежнему порученные ему обязанности. Ежели Ваше Величество не расположены проливать кровь наших подданных из за подобного недоразумения и ежели Вы согласны вывести свои войска из русских владений, то я оставлю без внимания все происшедшее, и соглашение между нами будет возможно. В противном случае я буду принужден отражать нападение, которое ничем не было возбуждено с моей стороны. Ваше Величество, еще имеете возможность избавить человечество от бедствий новой войны.
