Биджинелли, Пьетро

Пьетро Биджинелли
Pietro Biginelli
Научная сфера:	органическая химия
Место работы:	Флорентийский университет
Альма-матер:	Туринский университет
Научный руководитель:	Ичилио Гварески (итал. Icilio Guareschi)
Известен как:	открыватель именной реакции (англ. Biginelli reaction)

Пьетро Биджинелли (25 июля 1860, Палаццоло-Верчеллезе — 15 января 1937, Рим) — итальянский химик, который открыл трёхкомпонентную реакцию между мочевиной, ацетоуксусным эфиром и альдегидами (реакция Биджинелли). Он также изучал разные аспекты ассенизационной химии (очистка городских стоков) и контроля качества химической продукции.

Биография

Родился 25 июля 1860 года в Палаццоло-Верчеллезе, который затем вернули королевству Пьемонт-Сардинии. Пьетро поступил в Туринский университет, обучаясь под руководством профессора Ичилио Гуарески (Icilio Guareschi), хорошо известным итальянским химиком и историком химии. Известно, что он в 1885 году уже был студентом 4-го курса. К 1891 году Биджинелли работает в химической лаборатории во Флорентийском университете, где 2-мя годами позже он открывает метод, который позже будет известен как синтез пиримидинов Биджинелли. В 1897 он находится уже в Риме, как приват-доцент. В 1901 Пьетро Биджинелли, как заместитель, переехал в химическую лабораторию Государственной медицины в Риме, где он работал ассистентом Бартоломео Госио(Bartolomeo Gosio), химика, известного открытием мышьяксодержащего летучего газа, известного как «газ Госио». С 1925 до 1928 Биджинелли работал директором вышеприведенной химической лаборатории.

Научные интересы

Первой известной работой Пьетро Биджинелли, в которой он был соавтором своего наставника Ичилио Гуарески, была сосредоточена на синтезе и реакционной способности хлорбромнафталина. Уже в университете во Флоренции, Биджинелли открыл трехкомпонентную реакцию между мочевиной, альдегидом и ацетоуксусным эфиром, которая в начале неправильно интерпретирована как реакция приводящая к образованию α- benzuramido-crotonacetic ester или ethyl-alpha-salicyluramido-crotonate с линейным, не циклическим строением. Однако позже он исправил себя и показал, что конечный продукт был фактически пиримидином. Однако , Биджинелли не изменил химические названия полученных ним соединений.

Другой диапазон его исследовательских интересов появился, когда он был ассистентом Бартоломео Госио. В то время было известно, что определенные ядовитые летучие мышьяк-содержащие вещества образуются плесенью, вырастающей на обоях, окрашенных мышьяк-содержащими красками, например "Парижской зеленью". Наконец Госио и Биджинелли имели успех в изоляции и анализе разновидностей: когда газ Госио был пропущен через раствор хлорида ртути в разбавленном растворе хлористого водорода(раствор Биджинелли) сформировался кристаллический осадок.

Маленькая ампула хлорида ртути Госио-Биджинелли по этот день представлена в музее Истории Медицины в Риме, Италия. Под напечатанным названием «Laboratorio Batteriologico della Sanitа Pubblica» написано от руки «arsina penicillare comp. mercurico». Анализируя этот материал и газ непосредственно, показалось, что газ является диэтиларсином. Позже, однако, выявилось, что газ, обнаруженный Госио и Биджинелли, является фактически триметиларсином.

Среди других научных усилий Пьетро Биджинелли следует отметить, что в 1911 он на основании показанного танином свойства формирования аддитивного соединения с водой, спиртом и эфиром, (который устойчив даже в вакууме) а также на потере диоксида углерода и воды с образованием гексагидроксибензофенона, когда танин нагревали в водном растворе с свинцовым суриком(количество выделенной углекислоты было определено), заявил, что танин имеет формулу С₁₄Н₃₂О₂₅ и что это, вероятно, глюкозид.

В 1914 Биджинелли показал, что аристохинин и хинина карбонат, поставляемые на рынок Баером и Зиммером (Bayer and Zimmer) в 1898 году не были солями углекислоты, что настоящий карбонат хинина очень горек, и что эти вещества ничто иное как этиловый эфир хининовой кислоты (С₂₀Н₂₃О₂N₂)СООС₂Н₅ и аристохин, карбонилхинин (С20Н23О2N2) 2СО.

После того как Биджинелли оставил свой пост директора Химической лаборатории государственной медицины, он сфокусировался на проблемах исследования химических товаров, например, различие между настоящими и подделанными таннатами коммерческого хинина, искусственных танинов и т. д.

Отрывок, характеризующий Биджинелли, Пьетро

Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.