Битва за Йонсан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

 Для улучшения этой статьи желательно?:
Битва за Йонсан
Основной конфликт: часть обороны Пусанского периметра, Корейская война

Американские войска наступают через рисовые поля к западу от Йонсана. 1950 год
Дата

1 сентября — 5 сентября 1950

Место

Йонсан-гу, Южная Корея

Итог

победа сил ООН

Противники
ООН Северная Корея
Командующие
Лоуренс Б. Кейзер
Эдвард А. Крейг 		Ли Чон Сон
Пэк Кё Сам
Ли Квон Му
Ким Тэ Хон
Силы сторон
2-я пехотная дивизия
1-я временная бригада морской пехоты
  • 20 тыс.
 4-я дивизия
9-я дивизия

КНА:14 тыс.

Потери
тяжёлые тяжёлые
 
Оборона Пусанского периметра

Битва при Йонсане произошла между силами ООН и Корейской народной армии (КНА) в начальном периоде Корейской войны и длилась с 1 по 5 сентября 1950 близ деревни Йонсан (Южная Корея). Битва стала частью сражения за Пусанский периметр и была одним из масштабных сражений, которые проходили одновременно. Битва закончилась победой сил ООН, после того как многочисленные силы США и южнокорейской армии (ROK) отразили мощную атаку северокорейцев.

В ходе проходящей поблизости второй битвы у реки Нактонган северокорейцы прорвались через позиции 2-й пехотной дивизии армии США вдоль реки Нактонган. Воспользовавшись брешью в обороне северокорейское командование бросило 4-ю и 9-ю северокорейские дивизии в наступление на деревню Йонсан, находившуюся к востоку от реки и представлявшую ворота линий снабжения и переброски подкреплений ООН, что привело к сражению за Йонсан.

Северокорейцам удалось быстро захватить Йонсан поскольку вторая дивизия была рассечена надвое противником, просочившимся в области выступа реки Нактонган. Генерал-лейтенант Уолтон Уокер, понимавший какую опасность несёт наступление противника бросил в контратаку 1-ю временную бригаду корпуса морской пехоты. В ходе трёх дней тяжёлых боёв армейцам и морпехам удалось выбить северокорейцев из города и разбить две атаковавшие дивизии противника. Эта победа стала ключом к победе в битве за выступ реки Нактонган.





Предыстория

Пусанский периметр

После начала Корейской войны и вторжения северокорейцев на территорию Южной Кореи КНА обладала преимуществом в численности и вооружении над армией Южной Кореи (ROK) и силами ООН, отправленных в Южную Корею, чтобы предотвратить её падение. Северокорейская стратегия заключалась в агрессивном преследовании сил ООН и ROK по всем направлениям, ведущим на юг, и в вовлечении их в бои, атаке с фронта и попытках обхода с обоих флангов (манёвром «клещи»), что позволяло им окружать и отсекать части противника. Силы ООН столкнувшиеся с этой стратегией противника вынуждены были отступать в беспорядке часто бросая при этом большую часть снаряжения. Начиная с первоначального наступления 25 июня, северокорейцы в течение июля и начала августа с успехом применяли свою стратегию, разбивая все силы ООН и отбрасывая их на юг. Однако после того как силы ООН находящиеся под командованием восьмой армии США создали в августе Пусанский периметр, силы ООН удерживали непрерывную оборонительную линию вдоль полуострова, которую северокорейцы уже не могли обойти. Их численное преимущество сокращалось ежедневно, поскольку превосходящая система тылового обеспечения ООН доставляла войска и снаряжения силам ООН.

5 августа силы КНА приблизившиеся к Пусанскому периметру предприняли схожую стратегию, наступая фронтально с четырёх главных подходов к периметру. В течение августа 6-я и позднее 7-я северокорейские дивизии сражались с 25-й американской пехотной дивизией в битве при Масане. Первоначально северокорейцам удалось отразить контрнаступление сил ООН, затем они атаковали Комам-ни и высоту Бэтл-Маунтин. Хорошо оснащённым силам ООН, обладавшим большими резервами, удалось отражать периодические атаки северокорейцев. К северу от Масана 4-я северокорейская дивизия вступила в сражение с 24-й американской пехотной дивизией (см. первая битва за реку Нактонган). В ходе этой битвы северокорейцам не удалось удержать свой плацдарм на другом берегу реки, поскольку в бой вступали всё новые многочисленные американские резервы. 19 августа 4-я северокорейская дивизия потерявшая половину своего состава была отброшена за реку. В районе Тэгу три дивизии ООН в ходе т. н. битвы за Тэгу отбили несколько атак пяти северокорейских дивизий, наступавших на город. Особенно тяжкие бои разгорелись в долине Боулинга, где при наступлении была почти полностью уничтожена 13-я северокорейская дивизия. На восточном побережье близ Пхохана силам ROK в сражении за Пхохан удалось отразить атаки трёх северокорейских дивизий. По всему фронту северокорейцы терпели поражения, от которых так и не оправились, впервые их стратегия не сработала.

Сентябрьское наступление

При планировании нового наступления северокорейское командование решило, что любые попытки обойти силы ООН с флангов невозможны ввиду действий американского флота. Вместо этого они остановились на наступлении с фронта с целью прорвать и разрушить периметр, считая это своей единственной надеждой достичь успеха в сражении. Благодаря советским разведданным, северокорейцы были осведомлены, что командование ООН накапливает силы у Пусанского периметра и вскоре пойдёт в наступление, если КНА не добьётся победы. Вторичной целью было окружить Тэгу и уничтожить части ООН и ROK, находящиеся в городе. В качестве части этой боевой задачи северокорейские части должны были сначала перерезать линии снабжения противника ведущие к Тэгу.

20 августа северокорейское командование выпустило оперативные приказы для подчинённых ему частей. Командование решило атаковать силы ООН одновременно с пяти направлений. Эти наступления должны были ошеломить защитников периметра, позволить северокорейцам прорвать линии, хотя бы в одной точке и принудить войска ООН к отступлению. Были организованы пять боевых групп. В центре 2-я, 4-я, 9-я и 10-я северокорейские дивизии должны были прорвать порядки 2-й американской кавалерийской дивизии у выступа реки Нактонган, двигаясь на Мирян и Йонсан.

Битва

На утро 1 сентября 1-й и 2-й полки 9-й дивизии КНА в своём первом наступлении в ходе войны после успешной переправы через реку и просачивания через американские линии находились только в нескольких милях от Ёнсана. 3-й полк дивизии остался в Инчхоне, но командующий дивизией генерал-майор Пак Куо Сам считал что шансы захвата Ёнсана достаточно высоки.

При приближении 9-й дивизии КНА к Ёнсану 1-й полк находился на севере, а 2-й на юге. Дивизия обладала мощными силами поддержки: батальон 76-мм артиллерийских орудий из 1-го корпуса КНА, зенитный артиллерийский батальон, два танковых батальона 16-й бронетанковой бригады КНА, артиллерийский батальон из 4-й дивизии. За 9-й дивизией через реку переправилась 4-я, она была ослаблена, неукомплектована, испытывала недостаток вооружения и большей частью была собрана из необученных пополнений. Захваченный северокорейский документ упоминал об этой группировке, наступавшей от Синбан-ни на выступ реки Нактонган как о главной силе 1-го корпуса. К полудню 1 сентября части 9-й дивизии достигли высот к западу от Ёнсана.

На утро 1-го сентября командование 9-го пехотного полка 2-й американской пехотной дивизии располагало только остатками рассеянной роты Е, войск для защиты Йонсана фактически не было. Оказавшись в такой чрезвычайной ситуации, генерал-майор Лоуренс Б. Кейзер придал полку 2-й сапёрный боевой батальон. На позиции близ Йонсана были также отправлены 72-й танковый батальон и рота разведки 2-й дивизии. Командир полка планировал разместить сапёров на цепи низких холмов окружавших дугой Йонсан с северо-запада.

Наступление северокорейцев

Рота А 2-го сапёрного боевого батальона выдвинулась к южной стороне дороги Йонсан — река Нактонган. Рота D 2-го сапёрного батальона находилась на северной стороне дороги. Приблизительно в 3, 2 км от Йонсана 300 северокорейцев вступили в перестрелку с ротой А. Бой продолжался несколько часов, поддержку сапёрам оказал танк ПВО М19 из 82-го батальона ААА. Тем временем с одобрения генерала Бредли рота D незамедлительно переместилась на высоту, откуда открывался обзор на Йонсан. Пехотный взвод занял позицию в тылу роты. Роте А было приказано отступить к западному краю Йонсана на левый фланг роты D. Там рота А заняла позицию вдоль дороги, слева была позиция роты С сапёрного батальона, за ротой С стояла разведрота 2-й дивизии. Гора, занятая ротой D, на деле представляла собой западную вершину обширной горной гряды лежащей к юго-востоку от города. Дорога на Мирян выходящая на юг из Йонсана огибала западную высоту этой горы и затем поворачивала на восток вдоль южной части подошвы. Таким образом, позиция роты D господствовала не только над городом, но и над выездом из города — дорогой на Мирян.

Северокорейцы также приближались к Йонсану и с южного направления. Разведрота 2-й американской дивизии и танки 72-го танкового батальона вступили с ними в ожесточённый бой. В этом бою сержант первого класса Чарльз У. Тёрнер из разведроты совершил подвиг. Он поднялся на крышу танка, взял на себя управление башенным пулемётом и направлял танковый огонь, который по донесениям уничтожил семь северокорейских пулемётов. Тёрнер и его танк попали под плотный огонь противника, разбивший танковый перископ и антенну, было зафиксировано более 50 попаданий. Тёрнер будучи раненым оставался на крыше танка пока не был убит. Этой ночью северокорейцы перешли через небольшую возвышенность близ Йонсана и вошли в город с юга.

Теперь северокорейцы попытались прорваться через позиции сапёров. После рассвета им не удавалось ввести в битву подкрепления, так как позиция роты D господствовала над городом и подходами к нему. В этой битве бушевавшей до 11.00 у сапёром не было ни артиллерийской ни миномётной поддержки. Роте D удалось компенсировать это обстреливая северокорейскую пехоту из новых 3,5 дюймовых и 2,36 дюймовых ракетных установок. Обстрел из 18 базук вместе с пулемётным огнём и стрельбой из лёгкого стрелкового оружия причинил тяжёлые потери северокорейцам., которые отчаянно пытались пробиться к востоку на Мирян. Танки рот А и В, 72-го танкового батальона на южном и восточном краю Йонсана также оказывали поддержку сапёрам. Из офицерского состава роты D в бою стоившем роте 12 убитыми и 18 ранеными не пострадал только ротный командир. Околица Йонсана и склоны холма к югу от города были покрыты телами северокорейцев и разбитым снаряжением.

Подкрепления

В ходе биты проходившей утром под Йонсаном командиры собрали около 800 человек из 9-го полка подошедших к городу от позиций вдоль реки. Среди них были роты F и G, которые не оказались на пути переправы основных сил северокорейцев и успешно отступили на восток. Для орудий и тяжёлого оборудования у них не было расчётов. В полдень 2 сентября танки и реорганизованный 2-й американский батальон 9-го пехотного полка пошёл в наступление через позиции роты А 2-го боевого сапёрного батальона на Йонсан и к 15.00 восстановил контроль над городом. Позднее два расчёта базук из рота А 2-го боевого сапёрного батальона подбили три танка Т-34 к западу от Йонсана. В течение дня американцы ударами воздушных и наземных сил уничтожили ещё несколько северокорейских танков к юго-западу от города. К вечеру северокорейцы были отброшены к холмам на западе. Вечером 2-й батальон и рота А 2-го боевого сапёрного батальона захватили цепочку низких холмов в 800 м от города. Сапёры наступали на западе, а 2-й батальон на юго-западе. Наступление северокорейцев на Мирян было остановлено. В это время американские части, испытывающие отчаянную нехватку состава начали пополняться корейскими рекрутами, прошедшими обучение по программе KATUSA . Культурные различия между южнокорейскими рекрутами и американскими бойцами породили трения.

2 сентября в 09.35, в то время как северокорейцы пытались сокрушить сапёров на южной оконечности Йонсана и зачистить дорогу на Мирян, Уокер разговаривал по телефону с генерал-майором Дойлом О. Хики, заместителем начальника штаба американского дальневосточного командования в Токио. Уокер описал ситуацию сложившуюся вокруг периметра и заявил, что наиболее опасным является положение в секторе между 2-й и 25-й американскими пехотными дивизиями. Уокер обозначил местоположение своих резервных сил и свои планы по их использованию. Он сказал, что начал выдвижение 1-й временной бригады морской пехоты к Йонсану, но всё ещё не освободил морпехов в виду их занятости и хочет быть уверенным, что генерал Макартур одобрит их использование, поскольку знает, что эта мера приведёт к вмешательству в другие планы дальневосточного командования. Уокер сказал, что не видит, как без этого сможет восстановить линии 2-й дивизии. Хики ответил, что ещё вчера Макартур одобрил использование американских морских пехотинцев, если Уокер сочтёт это необходимым. Через несколько часов после этой беседы Уокер в 13.15 придал 1-ю временную бригаду морской пехоты ко 2-й дивизии и отдал приказ об общем совместном наступлении с вовлечением всех сил дивизии и бригады с задачей разбить северокорейцев к востоку от реки Нактонган в секторе 2-й дивизии и восстановить линию у реки. По завершении миссии морские пехотинцы должны были выйти из под командования 2-й дивизии.

Контратака от 3 сентября

В полдень того же дня командиры 8-й армии, 2-й американской дивизии и 1-й временной бригады морпехов провели совещание на командном посту 2-й дивизии. Было принято решение что морские пехотинцы атакуют 3 сентября в 08.00 вдоль дороги Йонсан — река Нактонган. 9-й пехотный полк, рота В 72-го танкового батальона и батарея D 82-го батальона ААА должны были пойти в наступление северо-восточнее морских пехотинцев и попытаться восстановить связь с 23-м американским пехотным полком, 2-м сапёрным батальоном, остатками 1-го батальона, 9-го полка. Отделения 72-го танкового батальона должны были атаковать на левом фланге или южнее морских пехотинцев и восстановить связь с 25-й дивизией. Командование восьмой армии отдало приказ штабам 24-й американской пехотной дивизии и 19-го американского пехотного полка выдвигаться в область Сусан-ни в 13 км к югу от Миряна и в 24 км восточнее слияния рек Нам и Нактонган. Оттуда они могли вступить в битву как в зоне 2-й, так и в зоне 25-й дивизии.

Войска удерживающие линию на передних холмах к западу от Ёнсана состояли из роты G 9-го пехотного полка находящейся к северу от дороги идущей на запад через Коган-ни к Нактонган, роты А 2-го сапёрного боевого батальона к югу от дороги. Ниже сапёров стояла рота F 9-го пехотного полка. 3 сентября между 03.00 и 04.30 1-я временная бригада морской пехоты выдвинулась вперёд в области сбора. 2-й батальон 5-го полка морской пехоты собирался к северу от Ёнсана, 1-й батальон 5-го полка морской пехоты к югу. 3-й батальон 5-го полка морской пехоты укрепился к юго-западу от Ёнсана вдоль подходов к сектору полка с этого направления.

Ночью сапёрная рота вступила в масштабный бой с северокорейцами и так и не достигла своих целей. На рассвете 3 сентября рота А пошла в атаку с целью захвата высоты являвшейся частью линии выдвижения морских пехотинцев. Компания с боем прошла 91 м по склону до вершины, которую удерживали окопавшиеся северокорейцы. В этой точке командир роты перехватил брошенную северокорейцами гранату, бросил её в сторону от своих людей и при взрыве был ранен её осколками. В итоге рота при поддержке огня танка морской пехоты достигла своей цели, но битва за линию выдвижения этим ранним утром привела к задержке планируемого наступления.

Атака морских пехотинцев началась в 08.55 они наступали через рисовое поле на удерживаемую северокорейцами высоту в 800 м к западу. 1-й батальон 5-го полка морской пехоты находящийся к югу от дороги ведущей с востока на запад достиг своей цели после того как северокорейские солдаты попав под авианалёт дрогнули и бросились вниз по северному склону и пересекли дорогу двигаясь по направлению к высоте 116 в зоне 2-го батальона. Северокорейские подкрепления, двинувшиеся со второго хребта оказались на открытых рисовых полях попали под авиаудары, концентрированный артиллерийский огонь и огонь из винтовок 1-го батальона, что погубило многих из них. В полдень 1-й батальон выдвинулся к высоте 91.

К северу от дороги 2-й батальон, достигший северную вершину высоты 116 в 3, 2 км к западу от Ёнасана попал под сильный огонь противника. Северокорейцы удерживали высоту в течение дня, ночью рота D 5-го полка морской пехоты оказалась изолированной там. В бою к западу от Ёнсана бронетехника морской пехоты подбила четыре танка Т-34, пятый танк был оставлен своим экипажем. Этой ночью морские пехотинцы окопались на линии в 3, 2 км к западу от Ёнсана. Днём 2-й батальон потерял 18 убитыми и 77 ранеными, большинство потерь пришлось на роту D. Общие потери морских пехотинцев 3 сентября составили 34 убитых и 157 раненых. 9-й пехотный полк пошёл в наступление на север на одной линии с морскими пехотинцами, чтобы тем самым скоординировать свою атаку с наступлением морских пехотинцев.

Контратака от 4 сентября

Перед полуночью 3-й батальон 5-го полка морской пехоты получил приказы пройти через порядки 2-го батальона и утром пойти в атаку. Проливные дожди, разразившиеся ночью, снизили боевой дух войск. Северокорейцы вели себя необычно тихо и послали несколько патрульных групп для нападения.

Контратака продолжилась 4 сентября в 08.00 и сначала встретила слабое сопротивление. К северу от дороги 2-й батальон быстро завершил захват высоты 116, с которой ночью отступили северокорейцы. К югу от дороги 1-й батальон захватил, по-видимому, командный пункт 9-й дивизии КНА. Там ещё оставались палатки и разбросанное оборудование, два танка покинутых Т-34 в превосходном состоянии. Танки и наземные войска наступали вдоль дороги заваленной телами северокорейцев, разбитым и брошенным оборудованием. К ночи контратакующие силы продвинулись ещё на 4,8 км.

Ночь до самого рассвета прошла тихо. Затем северокорейцы предприняли атаку против 9-го пехотного полка справа от морских пехотинцев, наиболее мощный удар приняла на себя рота G. Снова начался дождь, и наступление пришлось на самый разгар ливня. Сержант первого класса Лорен Р. Кауфман повёл свой взвод с аванпоста на помощь роте и наткнулся на северокорейцев, занявших круговую оборону на линии хребта. Он заколол штыком передового разведчика и атаковал следующих за ним гранатами и огнём из винтовки. Своей внезапной атакой ему удалось ввести в замешательство и рассеять отряд противника. Кауфман повёл свой взвод дальше на помощь роте G оказавшейся под тяжёлым прессом противника. В последующей битве Кауфман возглавлял штурмы северокорейских позиций и в рукопашном бою заколол свыше четырёх северокорейских солдат, разгромил пулемётное гнездо и уничтожил расчёт вражеского миномёта. Американская артиллерия сосредоточила огонь перед фронтом 9-го пехотного полка, что очень помогло отбить северокорейцев в битве продолжавшейся ночью и днём.

Контратака от 5 сентября

Утром 5 сентября после 10 минутной артподготовки американцы пошли в наступление. Так начался третий день их контрнаступления. Весь день шёл дождь. С развитием наступления морские пехотинцы достигли хребта Обон-ни. 9-й пехотный полк дошёл до холма клеверного листа, где в прошлом месяце полк ожесточённо сражался в ходе первой битвы за выступ реки Нактонган. В первой половине дня американцы заметили северокорейцев, окапывающихся на высоте впереди. Морские пехотинцы подошли к проходу между двумя холмами и заняли позиции перед высотами, удерживаемыми северокорейцами.

В 14.30 приблизительно 300 северокорейских пехотинцев пришли из деревни Тугок и с замаскированных позиций и нанесли удар по роте В на высоте 125 к северу от дороги и к востоку от деревни Тугок. Два танка Т-34 застали врасплох и подбили два передовых танка морской пехоты М-26 «Першинг». Поскольку два подбитых танка М-26 загораживали линию огня четыре остальных отступили чтобы занять более выгодные позиции. Штурмовые команды роты В и 1-го батальона вооружённые 3,5 дюймовыми базуками вступили в бой, обстреляли танки и уничтожили два из них и следующий за ними бронетранспортёр. Северокорейцы пошли в отчаянную атаку, отражая атаку рота В потеряла 25 человек пока ей на помощь не пришли подкрепления из рота А. Обстрел армейской артиллерии и 81 мм миномётов морской пехоты помогли отбить вражеское наступление.

В ходе боёв 5 сентября обе стороны по всему Пусанскому периметру понесли тяжёлые потери. Армейские части потеряли 102 чел. убитыми, 430 ранеными и 587 пропавшими без вести, всего было потеряно 1.119 чел. Части морской пехоты потеряли 35 убитыми, 91 ранеными, но никто не пропал в ходе боёв, всего было потеряно 126 человек. Всего в этот день американцы потеряли 1.245 человек. Число потерь северокорейцев неизвестно, но предположительно они понесли тяжёлые потери.

Северокорейцы отброшены

4 сентября в 20.00 генерал Уокер приказал первой временной бригаде морской пехоты в полночь 5 сентября выйти из оперативного подчинения 2-й дивизии. Он тщетно протестовал против высвобождения бригады, полагая, что ему понадобятся все войска для остановки северокорейского наступления на Пусанский периметр. 6 сентября в 00.15 морские пехотинцы начали покидать свои линии у хребта Обон-ни и направились в Пусан. Они должны были присоединиться к 1-му и 7-му полкам морской пехоты тем самым сформировав новую 1-ю дивизию морской пехоты.

Согласно показаниям пленных американское контрнаступление 3-5 сентября к западу от Йонсана привело к одному из самых кровавых поражений для северокорейской дивизии. Хотя уцелевшие части 9-й дивизии КНА при поддержке ослабленной 4-й дивизии всё ещё удерживали хребет Обон-ни, холм Клеверного листа и 6 сентября снова перешли реку Нактонган к окончанию американского контрнаступления наступательный потенциал дивизии был утрачен. 4-я и 9-я дивизии КНА были уже не способны завершить наступление.

После полуночи 6 сентября 1-й временная бригада морской пехоты получила приказ идти в Пусан и приготовиться к отправке в Японию и слиться с другими частями для формирования 1-й дивизии морской пехоты. Это решение было принято после жарких споров Уокера и Макартура. Уокер заявлял, что не сможет удержать Пусанский периметр без морской пехоты в резерве, а Макартур заявил, что без морской пехоты не сможет провести высадку в Инчхоне. В качестве компенсации Макартур отправил 17-й пехотный полк, а позднее ещё и 65-й для пополнения резерва Уокера, но последний не считал, что необстрелянные войска окажутся эффективными. Уокер считал, что эти переброски поставят под опасность Пусанский периметр, в то время как было неясно удастся ли его удержать.

Послесловие

4-я и 9-я дивизии КНА были почти полностью уничтожены в сражениях у выступа реки Нактонган. К началу наступления 1 сентября 9-я дивизия насчитывала 9350 чел, а 4-я — 5500. После второй битвы за выступ реки Нактонган в Северную Корю вернулось только по несколько сот человек из каждой дивизии. Большая часть северокорейских войск была убита, попала в плен или дезертировала. Невозможно определить точное число северокорейских потерь под Йонсаном, здесь было потеряно значительное количество войск. Весь 2-й северокорейский корпус оказался в похожей ситуации, северокорейская армия, истощенная в боях за Пусанский периметр и отрезанная в Инчхоне, оказалась на грани поражения.

Потери США под Йонсаном также сложно сосчитать, поскольку рассеянные части дивизий в полном составе сражались вдоль выступа реки Нактонган без связи и общие потери в каждом районе не могли быть установлены. 2-я американская дивизия потеряла 1120 убитыми, 2563 ранеными, 67 попавшими в плен и 69 пропавшими без вести во время второй битвы за выступ реки Нактонган. В это число входит 180 человек, потерянных в ходе первой битвы за выступ реки Нактонган в прошлом месяце. Американские войска постоянно отбрасывались, но им удалось предотвратить прорыв Пусанского периметра северокорейцами. 1 сентября дивизия насчитывала 17 498 чел., но находилась на отличной позиции для наступления несмотря на свои потери. 1-я временная бригада морской пехоты потеряла 185 убитыми и 500 ранеными в ходе битвы за Пусанкий периметр, большая часть людей была, возможно, потеряна под Йонсаном.

Снова проявилась фатальная слабость КНА, стоившая ей победы. После впечатляющих первоначальных успехов её коммуникации и система снабжения оказались не способными обеспечивать силы, вышедшие в прорыв, и поддерживать продолжающееся наступление перед лицом массированных ударов авиации, танков и артиллерии, которые могли быть сконцентрированы против сил КНА в критических пунктах. К 8 сентября атаки северокорейцев в районе были отражены.

Напишите отзыв о статье "Битва за Йонсан"

Примечания

Литература

Отрывок, характеризующий Битва за Йонсан

Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Битва_за_Йонсан&oldid=78864733»