Битва за монастырь Святых Апостолов

Битва за монастырь Святых Апостолов
Основной конфликт: привлечь мировое внимание к угрозе жизни армянского населения в восточных провинция Османской империи предшествовавших геноциду армян 1915 года
Монастырь Святых Апостолов в начале XX века
Дата	3 - 27 ноября 1901 года
Место	5 км от города Муш, Османская империя
Итог	Тактическая победа армян
Противники
Отряд бойцов армянского национально-свободительного движения Османская империя Османская империя полк в составе пяти батальонов
Командующие
Андраник Озанян Ферик паша и Али паша.
Силы сторон
от 22 до 47 (22; 30; 47) до 6000
Потери
3 убитыми (Паргев, Газар, Арутюн) 1800 убитыми; 553 (согласно армянским очевидцам, которые были вынуждены поставлять еду и одежду турецким солдатам); 33 (турецкие источники)

Битва за монастырь Святых Апостолов (арм.  Առաքելոց վանքի կռիվը, Ařak’elots vank’i křivë) — вооружённый конфликт в ноябре 1901 года, между военными подразделениями Османской империи и армянским отрядом бойцов национально-свободительного движения (федаи), укрепившихся в монастыре Святых Апостолов (Сурб Аракелоц ванк), расположенный в 5 километрах южнее города Муша, Османской империи. Конфликт длился около 25 дней.

Армянская сторона ставила цель привлечь мировое внимание к тяжёлым условиям существования и к угрозе жизни всего армянского населения в восточных провинциях Османской империи. Операция была осуществлена отрядом Андраника Озаняна совместно с Геворгом Чаушем, Себастаци Мурадом (арм. Սեբաստացի Մուրադը), Акопом Котеяном (арм. Յակոբ Կոտոյեանը), Сейто Погосом (арм. Սէյտօ Պօղոսը) и др., общим числом около 40 бойцов и 8-10 крестьян. В монастыре находились ещё несколько священнослужащих с 60-70 сиротами под своей опекой и обслуга, всего в количестве oколо 80 человек.

Османскими полком в составе 5 батальонов, общим количеством до 6000 солдат, командовали Ферик паша и Али паша.

Предводителем монастыря Святых Апостолов был Архимандрит Оганес Мурадян.

Исторические предпосылки

См. также Армянский вопрос. В 1894 году, султан Абдул-Хамид II ужесточил гонения на армянский народ, которые предшествовали Абдулл-Хамидовской резне 1894—1896 годов, когда были совершены массовые убийства армян. Эти события усилили национально-освободительные настроения среди армянского населения. Социал-демократическая партия Гнчакян и Армянская Революционная Федерация (Дашнакцутюн), были двумя организациями, стоящие во главе армянского национального движения и были активны в регионе. В 1899 году были убиты несколько предводителей армянского национального движения (федаинов). Андранику Озаняну было поручено руководство всеми силами сопротивления, сосредоточенными в районах Муша и Сасуна. Под зашиту и командование Андраника входили 38 деревень.

Желая привлечь внимание иностранных государств, в частности консулов в Муше, к тяжелому положению, а также нависшей угрозе существованию армянского населения, Андраник Озанян и Акоп Котоян (по прозвишу Хаджи Акоп) с соратниками, решили разработать план вооружённой операции, которая привлекли бы внимание общественности и могла бы дать проблеск надежды угнетаемым армянам в Восточных провинциях.

Из воспоминаний Андраника Озаняна:

«В селе Киликузан созвали тайное совещание среди наших бойцов. Я, Геворг, Арутюн, Вагаршак и Хаджи Акоп. Целью нашего совещания было найти средство или выход, чтоб сократить страдания нависающие над армянским народом и прекратить грабёжи и притеснения со стороны курдов и турок, поскольку курды и турки, свободно и без страха за содеянное, в армянских селениях могли совершать преступления и всякого рода насилие, а власти видя всё это не наказывали, не пресекали и не обличали их». Оригинальный текст (арм.)   Կէլիկուզան գիւղին մէջ մեր զինուորներէն գաղտնի խորհրդակցական ժողով մը գումարեցինք։ Ես, Գէորգ, Յարութիւն, Վաղարշակ եւ Հաճի Յակոբ։ Մեր խորհրդակցութեան նպատակն էր միջոց մը եւ ճամբայ մը գտնել, Հայ ժողովուրդին վրայ ծանրացող տառապանքը մեղմելու եւ թրքական ու քրտական հարստահարութիւններն ու հալածանքները դադարեցնելու, քանզի Քիւրտն ու Թուրքը ազատ եւ անվախ Հայ գիւղերուն մէջ իրենց ոճիրներն ու ամէն տեսակ բռնութիւնները կը գործադրէին եւ կառավարութիւնը այս բոլորը տեսնելով չէր պատժեր, չէր սանձահարեր եւ չէր սաստեր:

Битва

В то время, как турецкие солдаты искали фидаинов на Мушской равнине, 3 ноября 1901 Андраник с 30 бойцами (Геворч Чавуш, Арутюн, Вагаршак, Газар, Мисак, Вартан и др.) спустились с гор, к ним присоеденился отряд Себастаци Мурада (арм. Սեբաստացի Մուրադ). Предварительно подготовив и укрепив заградительные и оборонительные сооружения, запасшись провиантом, оружием и боеприпасами, отряд Андраника занял оборону в монастыре Святых Апостолов, что в 5 километрах южнее города Муша. В монастыре собралось около 40 бойцов и 8-10 вооружённых молодых парней-крестьян из ближайших деревень, кроме них в монастыре находились священники, 60-70 сирот, их учителя и подсобные рабочие, в количестве около 80 человек.

Власти, узнав, что в монастыре Святых Апостолов расположились вооружённые повстанцы, направили войска для их уничтожения. Полк, в составе 5 батальонов, под командованием Ферика паши и Али паши, с 6000 солдатами, 7 ноября к 7 часам вечера достиг и осадил уже хорошо укреплённый монастырь. Началась битва за монастырь Святых Апостолов. Только за три дня непрерывных атак, в турецком лагере потери в живой силе составили более 1200 убитых и раненных. После неудачных попыток взятия монастыря и многочисленных потерь, в том числе из-за холодной погоды и эпидемий, турецкое командование вынуждено было пойти на переговоры. На 19 день, от турецкого командования поступили предложения осаждённым об условиях капитуляции и сдачи монастыря. После долгих переговоров, в которых приняло участие и армянское духовенство, а также глава Муша и иностранные консулы, на 24-й день военного конфликта, когда уже иссяк запас боеприпасов, Андраник и его соратники приняли решение об отходе из монастыря. Они прошли сквозь осаду и ушли небольшими группами в горы. Так описывает Лев Троцкий действия Андраника:

«…Андраник одев форму турецкого офицера … обошёл вокруг всех осаждающих, говоря с ними на превосходном турецком (he went the rounds of the entire quard, talking to them in excellent Turkish), … и в то же время показывая путь отхода своим людям (at the same time showing the way out to his own men)»

Послесловие

События монастыря Святых Апостолов укрепило авторитет Андраника и сделали его легендой среди армян. "Андраник не человеческое существо, он призрак, " — так высказывались о нём турки после того как он исчез. Курды верили, что Андраник паша когда ночью снял с себя бурку, из неё выпали множество пуль. .

Жизнь Андраника Озаняна была полна героиизмом и беззаветным служением своему народу.

В 1924 году, в Бостоне, Андраник опубликовал свои мемуары «The Battle of Holy Apostles' Monastery by Gen. Andranik»

«Было необходимо показать турецким и курдским народам, что армянин может взятся за оружие, что армянское сердце может бороться и защищать свои права.» It was necessary to show to the Turkish and Kurdish peoples, that an Armenian can undertake a gun, that an Armenian heart can fight and protect his rights. Andranik, 1924

Литература

• Antranig Chalabian. Military History Monthly, «Bold and fiercely determined, Andranik Ozanian spent most of his life as a revolutionary for his fellow Armenians». — 1995. — Т. Vol. 12.
• Lewon K. Liwlēchean. The Battle of Holy Apostles' Monastery by Gen. Andranik. — London, 2008. — 59 с. — ISBN 9781903656808.
• Antranig Chalabian. General Andranik and the Armenian Revolutionary Movement. — Southfield, 1988. — 588 с. — ISBN 9780962274114.
• Leon Trotsky. [books.google.de/books?id=tEJmenVPZ-IC&lpg=PP1&hl=de&pg=PA250#v=onepage&q&f=false The War Correspondence of Leon Trotsky. The Balkan Wars 1912-13] / transl. Brian Pearce. — New York: Джорджа Вейссмана и Дункана Уильямса,, 1980.
• Rouben Paul Adalian. Historical Dictionary of Armenia. — 2010.
• Philip Mattar. Encyclopedia of the Modern Middle East & North Africa. — Т. A-C. — 195 с.
• Yves Ternon. The Armenians: history of a genocide. — Delmar, New York: Caravan Books, 1990. — С. 114. — ISBN 978-0-88206-508-3.
• Herminé D. Varjabedian. The great 4: Mesrob, Komidas, Antranik, Toramanian. — Shirak Press, 1969.

Отрывок, характеризующий Битва за монастырь Святых Апостолов

– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.