Близнец (фильм)

Близнец
Le Jumeau
Жанр	комедия
Режиссёр	Ив Робер
Автор сценария	Дональд Уэстлэйк (роман) Элизабет Раппно Ив Робер Борис Бергман
В главных ролях	Пьер Ришар
Композитор	Владимир Косма
Длительность	100 мин.
Страна	Франция
Год	1984
IMDb	ID 0087520
Выход фильма «Близнец» (оригинальное название — Le Jumeau)

К:Фильмы 1984 года

«Близнец» (фр. Le jumeau) — французская кинокомедия 1984 года. Экранизация романа американского писателя Дональда Уэстлейка «Двое — это слишком» (англ. Two Much). Режиссёр — Ив Робер. Пьер Ришар играет роль авантюриста Маттиаса Дюваля, который придумывает историю о том, что у него есть брат-близнец, чтобы встречаться одновременно с двумя богатыми сёстрами-близнецами.

Сюжет

Проигравшись в карты, Маттиас Дюваль, владелец небольшой фирмы по производству открыток «Безумный Джокер», вынужден искать временное пристанище у своего друга, адвоката Ральфа на Лазурном Берегу. Вместе с Ральфом и его женой Мари Маттиас идёт на вечеринку, где знакомится с красивой блондинкой-американкой Лиз Кёрнер. Пока Ральф и Мари веселятся на вечеринке, Маттиас с Лиз тайком приезжают домой к Ральфу. В постели Лиз рассказывает ему, что у неё есть сестра-близнец, Бетти. Маттиас, Близнец по знаку Зодиака, согласно гороскопу, всегда ощущавший некую двойственность своей натуры, сочиняет, что у него тоже есть брат-близнец, Маттье. На следующий день Лиз приглашает его на вечеринку в свой дом. Там Маттиас знакомится и с Бетти. Он очарован как обеими сёстрами, так и роскошью дома. Он узнаёт, что Лиз и Бетти недавно осиротели — их отец, крупный американский бумажный магнат, и мать-француженка, недавно погибли в автокатастрофе. Бетти просит Маттиаса передать приглашение его брату приехать к ним в гости. Он примеряет образ своего вымышленного брата-близнеца, являющегося его полной противоположностью — тихий, скромный, воспитанный, аккуратный, в очках (сам Маттиас носит контактные линзы), с гладко зачёсанными назад волосами. Вместе с Бетти Маттиас-Маттье идёт в ресторан. В отличие от своенравной и деловой Лиз, Бетти оказывается романтичной и ласковой. Он рассказывает ей, что они с братом якобы вдвоём работают в фирме в Париже, сменяя друг друга каждые три дня. Наутро Маттиас просыпается в постели у Бетти, не помня, как он там оказался. От неё он с удивлением узнаёт, что вчера они, изрядно выпив, приехали домой к Кёрнерам, и после любви Бетти сделала ему предложение, которое он принял.

Для Маттиаса начинается захватывающая игра, полная риска: встречаясь с одной сестрой, он затем на время исчезает под предлогом работы, чтобы встретиться с другой.

Эрнест Вольпинекс, адвокат семьи Кёрнеров, годами вынашивавший план женитьбы на одной из богатых наследниц, видит в лице Маттиаса и его «брата» опасных соперников. Он приходит в офис к Дювалю и начинает задавать ему вопросы о его жизни и работе. Маттиас ведёт себя дерзко, но Вольпинекс быстро его усмиряет, продемонстрировав приём карате, и даёт обещание навести о нём справки.

Вскоре Бетти и Маттиас-Маттье, который подделывает свидетельство о рождении, тайно женятся. Маттиас, решив, что одной сестры ему вполне достаточно, хочет порвать с Лиз и жить с Бетти, выдавая себя за несуществующего Маттье Дюваля. Но на очередном свидании Лиз неожиданно для него предлагает ему контракт, по которому он, женившись на Лиз, будет получать за это 4000 долларов ежемесячно в течение пяти лет. По словам Лиз, ей необходимо срочно выйти замуж, чтобы сэкономить на налогах, и более подходящей кандидатуры, чем он, не найти. Маттиас соглашается. Наутро он просыпается в постели с Лиз. Он вспоминает, что должен разбудить Бетти, которую вчера вечером оставил в постели, и начинает метаться между спальнями сестёр, так, чтобы ни одна из них не заподозрила подвох.

Вскоре Маттиас, для того, чтобы провести время с Лиз в качестве самого себя, придумывает для Бетти историю о том, что его «брат» улетел в Канаду проведать девушку, которая пыталась покончить с собой из-за него. Вернувшись из театра, Лиз оставляет его одного и уходит с Вольпинексом. Бетти застаёт расстроенного Маттиаса в одиночестве, и они решают заняться сексом, чтобы «познать глубину отличий».

На следующий день в офис «Безумного джокера» приезжает Ральф. По просьбе Дюваля он навёл справки о сёстрах и узнал, что по завещанию отца они юридически неправомочны пользоваться наследством до тех пор, пока не выйдут замуж. Более того, та, которая выйдет замуж первой, имеет право на контрольный пакет акций. Дюваль звонит Бетти, притворяясь Маттье, признаётся ей в любви и сообщает о своём возвращении из Канады, но при встрече устраивает ей скандал, обвиняя её в том, что она переспала с его братом и скрыла истинные причины, по которым вышла за него замуж, и покидает её.

В офисе он встречает Лиз, которая объявляет, что сегодня же они вылетают в США для срочного заключения брака. Маттиас наотрез отказывается, но, получив чек на круглую сумму, соглашается. Вернувшись в Париж поздно вечером, Маттиас оставляет Лиз и идёт ночевать в свой офис. Там его поджидает Бетти, которая обвиняет его в том, что он рассказал об измене брату, устраивает погром и убегает, крича, что любит Маттье. Дюваль поражён, и снова решает исчезнуть для Лиз, чтобы быть с Бетти. Он симулирует свой отъезд в Японию и в роли Маттье уезжает с Бетти на загородную виллу.

Через несколько дней к ним приезжает Лиз для выяснения отношений. Пока сёстры ругаются из-за наследства, Маттиас-Маттье случайно выстреливает из неисправного пистолета, который принял за зажигалку. Позже, в беседе с ним Лиз, веря, что он — это Маттье, признаётся, что скучает по Маттиасу и любит его, чем страшно его изумляет. Вечером помирившиеся сёстры уезжают в Париж «по срочным делам». Ночью на виллу является Вольпинекс с досье на Маттиаса, и заявляет, что узнал всю правду о нём. Он начинает избивать Дюваля. Увидев пистолет, он протягивает его Дювалю, с издёвкой предлагая застрелить себя. Маттиас отталкивает его руку, и в этот момент пистолет выстреливает, убив Вольпинекса. Взволнованный Маттиас пытается сжечь компрометирующие его бумаги, и в результате в доме начинается пожар. Он оставляет охваченный пламенем дом и к утру автостопом добирается до своего парижского офиса. По радио он слышит новости о сгоревшем доме, о найденных в нём сгоревших останках человека, опознанного как Маттье Дюваль, который якобы был застрелен адвокатом Вольпинексом. Дюваль, в восторге от такой интерпретации событий, «возвращается из Японии» и приезжает в парижский дом к сёстрам. Он не знает, что днём ранее они узнали от Вольпинекса о его обмане с братом-близнецом. Теперь Лиз и Бетти начинают вести игру, переодеваясь и по очереди появляясь перед ним в роли Лиз. Очень скоро они «раскрывают карты» и, похоронив прах Вольпинекса под именем Маттье Дюваля, начинают счастливо жить втроём.

В ролях

• Пьер Ришар — Маттиас Дюваль, «Маттье Дюваль»
• Жан-Пьер Кальфон — адвокат Эрнест Вольпинекс
• Камилла Мор — Бетти Кёрнер
• Кэри Мор — Лиз Кёрнер
• Андреа Ферреоль — Эви
• Жак Франц — Ральф
• Франсуаза Дорнер — Мари
• Жан-Пьер Кастальди — Чарли
• Поль Ле Персон — бездомный
• Изабелла Страва — Никки
• Жан-Клод Булло — инспектор
• Анри Лабюссьер — мэр
• Ив Робер — человек в лифте

Интересные факты

• Американский ремейк фильма, «Двое — это слишком» (Two Much) с Антонио Бандерасом и Мелани Гриффит в главных ролях, вышел на экраны в 1995 году.

• Аналогичный сюжет был обыгран в одной из мини-новелл американского сериала «Байки из склепа» (Tales from the Crypt) «Раздвоение личности» (Split Personality) 1992, где роль афериста, представлявшего себя и своего брата, сыграл Джо Пеши. Однако, в духе сериала, финал был не столь оптимистичен: обнаружив обман сестры-близнецы Жаклин (Жаклин Ситрон) и Кристин (Кристин Ситрон) распилили героя Пеши циркулярной пилой и взяли каждая себе по половинке.

Ссылки

• [imdb.com/title/tt0087520/ Близнец (Le jumeau)] на сайте Internet Movie Database
•  (англ.) [www.filmsdefrance.com/FDF_Le_Jumeau_1984_rev.html Краткое описание сюжета и рецензия на фильм] на сайте Films de France.com
•  (фр.) [www.commeaucinema.com/bandes-annonces=20765-ba-10.html Трейлер] на сайте Commeaucimena.com

Отрывок, характеризующий Близнец (фильм)

Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.