Бой под Рабат-Керимом
| Бой под Рабат-Керимом | |||
| Основной конфликт: Персидская кампания | |||
| Дата |
9 (22) декабря 1915 | ||
|---|---|---|---|
| Место |
Рабат-Керим (Северо-Западный Иран) | ||
| Итог |
Победа России | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Бой под Рабат-Керимом 9 (22) декабря 1915 — сражение между частями русского экспедиционного кавалерийского корпуса и персидскими антиправительственными формированиями эмира Хишмета в ходе Персидской кампании Первой мировой войны.
8 (21) декабря, во время окончания Кумской операции, командиром корпуса князем Н. Н. Баратовым были получены сведения, что из селения Рабат-Керим в 50 км к юго-западу от Тегерана на столицу готовится идти отряд мятежников эмира Хишмета из конных фидаинов, персидских жандармов, беглых немецких и австрийских пленных и наёмников с целью разгромить русскую и английскую миссии, и увезти шаха и дипломатов в Исфахан[1].
По приказу Баратова командир Тегеранского отряда войсковой старшина П. К. Беломестнов с 5,5 сотнями (688 шашек) и двумя орудиями, ночью 8/9 (21/22) декабря совершил 70-вёрстный переход, и подступил к Рабат-Кериму, где был встречен сильным огнём противника, занявшего частью сил горный массив. Под командованием эмира Хикмета кроме германских наёмников было 500 пеших жандармов и 1500 конных бахтиар[1][2].
После шестичасовой артиллерийской подготовки Беломестнов повел казаков в атаку на основные силы противника, находившиеся у караван-сарая, а есаул Венков с двумя сотнями при поддержке артиллерии атаковал цепь стрелков в горах. Конные части персов при виде казачьей лавы боя не приняли и обратились в бегство, а пешие части были разбиты наголову, потеряв убитыми 245 человек, половину из которых, в том числе офицеров, русские изрубили шашками[3].
В бою отличился хорунжий 4-го Сводно-Кубанского полка терский казак Пётр Редьков. Командуя 1-й сотней на правом фланге наступления, он под сильным огнём противника выдвинулся вперед, обходным движением заставил вражеский резерв развернуться, и, сдерживая превосходящие силы персов, дал возможность отряду перейти в конную атаку. В решительный момент сражения он бросился во главе взвода в штыковую атаку и погиб в бою. За свой подвиг был посмертно награждён Георгиевским оружием[4].
Дело под Рабат-Керимом помешало германо-турецкой агентуре овладеть особой шаха и использовать его для вовлечения Персии в войну с Антантой[4].
Напишите отзыв о статье "Бой под Рабат-Керимом"
Примечания
Литература
- Корсун Н. Г. [www.grwar.ru/library/Korsun-Alashkert/index.html Алашкертская и Хамаданская операции]. — М.: Воениздат НКО СССР, 1940. — 200 с.
- Стрелянов (Калабухов) П. Н. Казаки в Персии. 1909—1918 гг. — М.: Центрполиграф, 2007. — 442 с. — (Россия забытая и неизвестная). — ISBN 978-5-9524-3057-0
- Шишов А. В. Персидский фронт (1909—1918). Незаслуженно забытые победы. — М.: Вече, 2010. — (Военные тайны XX века). — ISBN 978-5-9533-4866-9
Отрывок, характеризующий Бой под Рабат-Керимом
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.
На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
