Рейд Шарпантье
| Рейд Шарпантье | |||
| Основной конфликт: Персидская кампания Кавказский фронт | |||
| Дата |
9 (22) мая — 13 (26) июня 1915 года | ||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Победа России | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Рейд Шарпантье — 800-километровый рейд конной группы генерала Н. Р. Шарпантье по Иранскому Азербайджану и Турецкой Армении в ходе кампании 1915 года на Персидском театре и Кавказском фронте.
Содержание
Подготовка
Операция была предпринята по инициативе командующего Кавказской армией генерала Н. Н. Юденича, для облегчения положения Азербайджанского отряда, который вел борьбу с турецкими войсками и племенами курдов[1].
Юденич полагал, что «появление внушительной массы регулярной конницы среди воинственных курдских племен, её стройное и бесконечное движение — произведут сильное впечатление на полудикарей», заставив их надолго отказаться от враждебных действий против России, а также помогут быстрее очистить район озера Урмия от турок[1].
Отряд Шарпантье должен пройти вокруг озера от Тавриза до Урмии, произвести впечатление на жителей, а в случае сопротивления наносить необходимые удары. Азербайджанскому отряду генерала Ф. Г. Чернозубова ставилась задача разгромить силы Халил-бея и изгнать турок с персидской территории. По завершении операции пехотные части Азербайджанского отряда и конная группа должны были присоединиться к 4-му Кавказскому армейскому корпусу, готовившемуся наступать на Манцикерт[2].
Для выполнения операции были назначены Кавказская кавалерийская дивизия[3] генерал-лейтенанта Шарпантье, получавшего общее командование отрядом, и 3-я Забайкальская казачья бригада[4] генерала К. Н. Стояновского, перевезенная по железной дороге из Карса в Джульфу, а затем пришедшая в Тавриз[5].
Наиболее серьёзной проблемой для организации похода большого количества конницы было снабжение фуражом, в особенности, сеном, громоздким для транспортировки. Частично эта проблема снималась тем обстоятельством, что рейд проходил в мае, когда трава в предгорьях ещё не была полностью выжжена солнцем, а в местах прохождения группы было достаточное количество ячменя[2].
6 (19) мая конная группа в составе 36 эскадронов и сотен, 12 горных, 10 конных орудий, 8 пулеметов, сосредоточилась в Тавризе. Там части простояли до 10 (23) мая, занимаясь организацией верблюжьего транспорта для подвоза патронов, поскольку почти весь колесный обоз остался в тылу[5].
Рейд
9 (22) мая выступила Забайкальская казачья бригада, шедшая в авангарде, а на следующий день — Кавказская кавалерийская дивизия. Двигаясь на юг, вдоль берега Урмии, отряд 12—13 (25—26) мая собрался у Миандоаба. Эти два дня были затрачены на переправу через реку Джагату, которая в мае разливалась в ширину до полуверсты и не имела бродов[6].
Переправившись, весь отряд сосредоточился у Миандоаба, 14 (27) мая двинулся на Соуч-Булаг, в районе селения Амирабад встретил отряд из 10 рот турецкой пехоты и несколько сотен курдов, которых дивизия Шарпантье легко опрокинула и преследовала до темноты[6][7].
15 (28) мая после небольшой перестрелки был занят Соуч-Булаг, который покинули почти все жители. Здание русского консульства, подожженное курдами, догорало, самого консула полковника Яса курды убили за несколько дней до прихода русских, а его голову возили на пике по соседним селениям[6].
17 (30) мая отряд занял Негеде, на следующий день подошёл к Ошневие, где турецкий жандармский батальон и курды оказали более сильное сопротивление, но были разбиты и бежали в направлении Мосула. 20 мая (2 июня) группа повернула на север, за два перехода по горным тропам достигла Урмии, заняв которую, стояла там в течение недели. На этом задача очищения приурмийского района была выполнена. Войска Халил-бея спешно отступили на турецкую территорию, преследуемые русской пехотой[6].
Движение конной массы произвело колоссальное впечатление на полудиких курдов и вообще на все население района. Длительное, стройное движение массы конницы с большим количеством артиллерии и пулеметов, бесконечными колоннами, в воображении местного населения приняло грандиозные размеры.— Масловский Е. В. Мировая война на Кавказском фронте, с. 164.
Чернозубов оттянул отряд Шарпантье к Дильману, откуда, после тщательной подготовки 1—3 (14—16) июня конница 4-го (17-го) двинулась к Вану, куда прибыла 6 (19) июня. Оттуда она 10-го (23-го) выступила вдоль восточного и северного берега озера Ван и 13-го (26-го) прибыла в Адильджеваз. На пути от Дильмана не было ни одного столкновения с курдами[8].
Итоги
Демонстрация русской военной мощи заставила курдов на некоторое время присмиреть и позволила перебросить пехоту Азербайджанского отряда для участия в сражении при Манцикерте, однако, русские эмигрантские мемуаристы несколько преувеличивают впечатление, которое было произведено на «полудикарей», которым генерал Масловский дает весьма выразительную характеристику:
Курды — народ примитивный, дикий, на очень низкой степени культуры; они кочевники, хищники и не обладают рыцарскими чертами, что так часто отличает кочевников. Упорного боя они не принимают, действуют в конном строю и спешенно ведут бой только на дальних дистанциях; но если они в очень большом превосходстве, то делаются смелыми; пленных не берут и раненых добивают, предварительно изуродовав.— Масловский Е. В. Мировая война на Кавказском фронте, с. 27.
Уже в сентябре, когда летняя жара начала спадать, и появились слухи о предстоящем новом турецком вторжении, курды оживились и начали обстрелы казачьих патрулей. Забайкальская бригада, переброшенная в Азербайджан в июле, по завершении сражения при Манцикерте, к концу года втянулась в постоянные стычки с разбойниками[9].
Напишите отзыв о статье "Рейд Шарпантье"
Примечания
- ↑ 1 2 Масловский, с. 159
- ↑ 1 2 Масловский, с. 160
- ↑ Тверской 16-й драгунский полк, Нижегородский 17-й драгунский полк, Северский 18-й драгунский полк, Хопёрский 1-й казачий полк и Кавказский горно-артиллерийский дивизион
- ↑ Верхнеудинский 3-й казачий полк, Аргунский 2-й казачий полк, 2-я Забайкальская казачья батарея
- ↑ 1 2 Масловский, с. 163
- ↑ 1 2 3 4 Масловский, с. 164
- ↑ Шишов, с. 155
- ↑ Масловский, с. 165
- ↑ Шишов, с. 159
Литература
- Масловский Е. В. Мировая война на Кавказском фронте. — Париж: Возрождение, 1933
- Стрелянов (Калабухов) П. Н. Казаки в Персии. 1909—1918 гг. — М.: Центрполиграф, 2007. — 442 с. — (Россия забытая и неизвестная). — ISBN 978-5-9524-3057-0
- Шишов А. В. Персидский фронт (1909—1918). Незаслуженно забытые победы. — М.: Вече, 2010. — (Военные тайны XX века). — ISBN 978-5-9533-4866-9
Отрывок, характеризующий Рейд Шарпантье
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
