Бой у станицы Медведовской

Бой у станицы Медведовской
Основной конфликт: Гражданская война в России
Дата	15 апреля [2 апреля] 1918 — 16 апреля [3 апреля] 1918
Место	станица Медвёдовская, Кубанская область
Итог	Победа Добровольческой армии
Противники
Добровольческая армия (Белое движение) РККА (Войска Кубанской советской республики)
Командующие
генерал С. Л. Марков А. И. Автономов (главнокомандующий войсками, участвовавшими в бою)
Силы сторон
1-я бригада Добровольческой армии, 2 полевых орудия 75-мм, около 1000 человек 3 бронепоезда, 4000 человек
Потери
15 убитых, 60 раненых 2 бронепоезда и весь их личный состав, другие потери

Бой у станицы Медведовской (или бой под станцией Медвёдовкой; название в белогвардейской историографии — «Подвиг генерала Маркова») — локальное сражение в ходе Гражданской войны, произошедшее в ночь с 15 [2] апреля 1918 на 16 [3] апреля 1918 между отступающими отрядами Добровольческой армии и преследующими их войсками Кубанской советской республики в районе станицы Медвёдовской Кубанской области.

В результате проявленной военной хитрости и личного подвига генерал-лейтенанта С.Л. Маркова остатки Добровольческой армии смогли взять железнодорожную станцию Медвёдовка (Ведмидивка) и станицу Медвёдовскую, захватить и уничтожить один бронепоезд советских сил и заставить отойти второй, взять много трофейных патронов и снарядов, прорвать окружение и уйти от преследования многократно превосходящих советских войск.

Результат боя оценивается современной историографией как спасение остатков Добровольческой армии после неудачного штурма Екатеринодара в конце марта 1918 года от окончательного поражения. Бой у станции Медвёдовской дал возможность остаткам добровольческих сил избежать полного разгрома и продолжить развитие Белого движения на Юге России в 1918—1920 годах.

История

Появление Добровольческой армии у станицы Медвёдовской

Отступавшая от Екатеринодара Добровольческая армия в конце своего Первого Кубанского похода имела в своём составе в начале апреля 1918 года около полутора тысяч человек и её положение было крайне тяжелым. Она имела большое количество раненых, дальнейшие её цели были неизвестны и не определены, настроение добровольцев было подавленным. После гибели 31 марта во время штурма Екатеринодара прежнего командующего, генерал-лейтенанта Лавра Корнилова, ею командовал генерал-лейтенант Антон Деникин. Он вёл отступающую армию от немецкой колонии Гначбау в направлении станицы Дядьковской.

К ночи на 1 апреля армия подошла к немецкой колонии Гначбау, где простояла весь следующий день, приводя себя в порядок и дожидаясь темноты. Деникин распорядился оставить лишь 4 орудия, так как большее количество и не требовалось в связи с мизерным числом оставшихся снарядов. Более 10 добытых с огромным трудом, а теперь ставших бесполезной обузой орудий, утопили в реке, предварительно сняв затворы и испортив лафеты.

Главнокомандующий генерал Деникин решил дезориентировать противника и, сделав ложный маневр, который должен был показать большевикам, что он якобы уводит добровольцев на север, вечером в сумерках отдал приказ двигаться на восток, в направлении железнодорожного полотна, к станице Медвёдовской. Успешное пересечении линии железной дороги означало существенное повышение шансов на спасение армии, так как позволяло вырваться из сетки железной дороги, контролировавшейся красными бронепоездами.

2 апреля Деникин издал приказ № 198, в соответствии с которым следовало «Генералу Маркову с частями 1-й бригады выступить из колонии Гначбау в 17 часов и следовать по направлению Медвёдовской, по взятии которой выставить заслоны к северу и югу по железной дороге, по проходе обоза следовать за ним, составляя арьергард». В обозе армия везла большое количество раненых, при нём находились гражданские лица и Главнокомандующий Добровольческой армией генерал от инфантерии Михаил Алексеев. Ночью 1-я бригада генерал-лейтенанта Сергея Маркова подошла к станице Медвёдовской.

Военный специалист, полковник Арсений Зайцов так охарактеризовал положение Добровольческой армии накануне боя у Медвёдовской:

Потерявшая вождя, упавшая духом, бросившая половину своей артиллерии, окруженная подавляющими силами большевиков, армия, казалось, была на краю гибели. И в эту минуту ей приходилось форсировать с боем железную дорогу, по которой ходили красные бронепоезда.

—

Штурм советского бронепоезда

Около 4 часов утра части Маркова стали переходить через железнодорожное полотно. Генерал Марков захватил железнодорожную сторожку у переезда и расставил пехотные части вдоль железнодорожного полотна, выслал в направлении станицы отряд разведчиков для атаки противника и начал организацию переправы через железную дорогу раненых, обоза и артиллерии. У сторожки сосредоточился весь штаб Добровольческой армии с генералами Деникиным и Алексеевым. В это время от станции в сторону сторожки двинулся красный бронепоезд.

Когда бронепоезд подошел на близкое расстояние, пишет исследователь Н. Калиткина, «Марков, осыпая бронепоезд нещадными словами, оставаясь верным себе: „Стой! Такой-растакой! Сволочь! Своих подавишь!“, бросился на пути. Когда тот действительно остановился, Марков отскочил (по другим сведениям тут же бросил гранату), и сразу две трёхдюймовые пушки в упор выстрелили гранатами в цилиндры и колеса паровоза. Завязался горячий бой с командой бронепоезда, которая в результате была перебита, а сам бронепоезд — сожжён».

Согласно описанию очевидца события, генерала Деникина, приводимых также в работе Зайцова, бой представляется таким образом:

Медленно, с закрытыми огнями, — описывает этот бой генерал Деникин, — бронепоезд надвигается на нас… Поезд уже в нескольких шагах от переезда. У будки все: генерал Алексеев, командующий армией со штабом и генерал Марков… Марков с нагайкой в руке бросился к паровозу.

— Поезд, стой. Раздавишь, с…..с…. Разве не видишь, что свои?..

Поезд остановился.

Пока ошалевший машинист пришел в себя, Марков выхватил у кого-то из стрелков ручную гранату и бросил её в машину. Мгновенно из всех вагонов открыли по нам сильнейший огонь из ружей и пулеметов. Только с открытых орудийных площадок не успели дать ни одного выстрела.

Между тем Миончинский (командир батареи) придвинул к углу будки орудие и под градом пуль почти в упор навел его на поезд.

— Отходи в сторону от поезда, ложись! — раздался громкий голос Маркова.

Грянул выстрел, граната ударила в паровоз, и он с треском повалился передней частью на полотно. Другая, третья — по блиндированным вагонам… И тогда со всех сторон бросились к поезду «марковцы». С ними и их генерал. Стреляли в стены вагонов, взбирались на крышу, рубили топорами отверстия и сквозь них бросали бомбы… Скоро все кончилось. Слышался ещё только треск горящих патронов…

—

После уничтожения команды бронепоезда станица была обстреляна из орудия захваченного бронепоезда под руководством полковника Дмитрия Миончинского. Другой бронепоезд красных, подошедший с юга, из-за огня белых вынужден был отойти. Отряд Африкана Богаевского был выдвинут в сторону станицы в качестве заслона. Основные силы 1-й бригады атаковали станицу, не дав разгрузиться эшелонам советских войск, часть которых спешно и в беспорядке отошла от станции Медвёдовка, на станции белыми захвачены вагоны с припасами. В ходе кровопролитного ночного боя вся станица Медвёдовская была взята силами Добровольческой армии к утру 3 апреля, офицерская рота 1-й бригады при этом понесла значительные потери.

Результаты

После неудачного штурма Екатеринодара, гибели Корнилова и необходимости отступления остатков армии под натиском превосходящих сил дело Добровольческой армии фактически считалось безнадёжным и проигранным. Одержанная добровольцами победа у станции Медвёдовка способствовала появлению у них новой надежды на успех.

В результате боя добровольцами также были захвачены на бронепоезде существенные в условиях небольшой армии трофеи: 100 тыс. патронов (Деникин пишет о 10 тыс.) и около 400 артиллерийских снарядов.

Память

В искусстве

Внешние видеофайлы
	[www.youtube.com/watch?v=Tq6fgg4ZioY Видеоклип на песню «Смело вперёд,за Отчизну Святую!» в исполнении хора «Валаам»]

В марковских частях впоследствии была сочинена песня «Смело вперёд, за Отчизну Святую!», в которой был воспет подвиг генерала Маркова и результат боя на станции Медвёдовка:

Как под Медвёдовкой лихо-то дралися!

Марков там был генерал

С ним в бронированный поезд ворвалися

И большевик побежал

В современное время песня стала известна после её исполнения хором певческой культуры «Валаам» и выпуска записи в релизе «Тернистый путь борьбы и муки. Песни белого движения и русского зарубежья». (iml cd 114, 2004).

В литературе

События боя у станицы Медвёдовской описаны в мемуарах участников событий: генерал-лейтенанта Антона Деникина («Очерки русской смуты»), генерал-лейтенанта Африкана Богаевского («Ледяной поход. Воспоминания 1918 г.»), подполковника Василия Павлова («Марковцы в боях и походах за Россию»), члена Государственной думы Льва Половцова («Рыцари тернового венца») и ряда других.

Литература

Исследования

• Калиткина Н. Л. «Я смерти не боюсь». Генерал-лейтенант С. Л. Марков // [moreandr.narod.ru/lib_ru/markovtsi/mark1s.htm#gx11 Марков и марковцы] / Под ред. В. Ж. Цветкова, сост. Р. К. Гагкуев, Н. Л. Калиткина, В. Ж. Цветков. — книга. — Москва: Посев, 2001. — С. 59-72. — 552 с. — (Белые воины). — 2000 экз. — ISBN 5-85824-146-8.
• Зайцов А. А. Глава 3. Австро-германская оккупация и 1-й Кубанский поход Добровольческой армии. // [www.dk1868.ru/history/zaitsov3.htm 1918: Очерки истории русской Гражданской войны: Судьбы; События; Документы и др.]. — Париж, 1934. — 368 с. — ISBN 5-901679-16-4.
• Карпенко С. В. Белые генералы и красная смута / С. В. Карпенко. — М.: Вече, 2009. — 432 с. (За веру и верность). ISBN 978-5-9533-3479-2
• Белое движение. Поход от Тихого Дона до Тихого океана. — М.: Вече, 2007. — 378 с. — (За веру и верность). — ISBN 978-5-9533-1988-1

Мемуары

• Павлов В. Е. Бой у станции Медвёдовской // Марковцы в боях и походах за Россию. — в 2-х кн.. — Париж, 1962. — Т. 1 (1917—1918).
• Деникин А. И. Глава XXVII. Вступление мое в командование Добровольческой армией. Снятие осады Екатеринодара. Бои у Гначбау и Медвёдовской. Подвиг генерала Маркова // [militera.lib.ru/memo/russian/denikin_ai2/2_27.html Очерки русской смуты]. — Paris: J. Povolozky-Editeurs., 1922. — Т. II. Борьба Генерала Корнилова. Август 1917 г. — апрель 1918 г..
• Половцов Л. В. XXVIII. Бой с броневыми поездами у ст. Медвёдовской, XXIX. Последствия боя под Медвёдовской // [white-force.ru/publ/1-1-0-30 Рыцари Тернового Венца] = Рыцари Терноваго Вѣнца. — Прага, 1935. — 240 с.
• Богаевский А. П. Глава XIV. Переход через железную дорогу у станицы Медвёдовской. Подвиг генерала Маркова. Станица Дядьковская. Раненые. Снова на Дон. Окончание 1-го Кубанского похода // [militera.lib.ru/memo/russian/bogaevsky_ap/index.html Ледяной поход. Воспоминания 1918 г.]. — Нью-Йорк: Издание «Музея Белого движения» Союза первопоходников, 1963. — С. 139-148. — 148 с.

Ссылки

• Павлов В. Е. [ruskline.ru/monitoring_smi/2008/04/30/boj_u_stancii_medvedovskoj/ Бой у станции Медвёдовской]. Русская линия, ИА "Белые воины" (30 апреля 2008). — Главы из книги «Марковцы в боях и походах» …. Проверено 10 ноября 2012. [www.webcitation.org/6DIkOnwQ4 Архивировано из первоисточника 30 декабря 2012].

Отрывок, характеризующий Бой у станицы Медведовской

В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.