Бок, Тимофей-Эбергард фон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Тимотеус Эбергард фон Бок
Timotheus Eberhard von Bock
Дата рождения:

12 ноября (24 ноября) 1787(1787-11-24)

Место рождения:

Тарту, Лифляндская губерния

Гражданство:

Россия Россия

Дата смерти:

11 апреля (23 апреля) 1836(1836-04-23) (48 лет)

Место смерти:

Выйсику близ Пыльтсамаа, Лифляндская губерния

Отец:

Georg Karl Heinrich von Bock

Мать:

Katharina Berens von Rentenfeld (Rautenfeld)

Супруга:

Ewa Catharina Mättik

Дети:

сын – Бок, Георгий Тимофеевич

Награды и премии:
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Тимотеус Эбергард фон Бок (Тимофей-Эбергард Георгиевич фон Бок, Тимофей-Эбергард Егорович фон Бок; 12 ноября [24 ноября1787 года, Тарту, ныне — Эстония — 11 апреля [23 апреля1836 года, Выйсику близ Пыльтсамаа, ныне — Эстония) — барон, флигель-адъютант, полковник.





Биография

В 1806 году, с восемнадцати лет, начал военную службу. Участвовал в войнах с турками (1807) и французами в (1812). Принял активное участие в Бородинском сражении.

В 1815 году, во время своего отпуска, познакомился в Дерпте с В. А. Жуковским. Благодаря Жуковскому познакомился с А. И. Тургеневым и Н. М. Карамзиным.

В 1816 году Тимотеус ушёл в отставку в звании полковника, поселился в своем имении Выйсику близ Пыльтсамаа.

В 1818 году отправил Александру I «записку», предназначенную для прочтения в Лифляндском ландтаге[1]. Она содержала 52 пункта разработанной им конституции. Повелением императора лифляндскому губернатору надлежало немедленно арестовать автора письма, который был объявлен умалишённым и безумцем. Заключён в Шлиссельбургскую крепость на 9 лет[1], вышел оттуда при Николае I.

24 апреля 1836 года родные нашли его мёртвым, лежащим на полу своей комнаты[2].

Бок является героем романа Яана Кросса «Императорский безумец».

Записки правдоискателя

Тимотеус фон Бок остался в истории не только храбрым воином, но и неугомонным правдоискателем, или даже вольнодумцем. В свои 23 года во время войны с Турцией молодой корнет фон Бок послал императору письмо, в котором, помимо изложения своих взглядов на войну, обвинял и упрекал своего главнокомандующего Н. М. Каменского в некомпетентности[2]. Позже Тимотеус предлагал императору свою помощь в заключении мира с Турцией. Через несколько лет фон Бока послали в Англию с важным поручением. После этой поездки фон Бок настаивал на том, чтобы император отстранил графа А. А. Аракчеева от государственных дел[2].

Позже фон Бок осмелился в письме М. Б. Барклаю-де-Толли упрекнуть и самого императора[2]. Но боевому офицеру пока всё сходило с рук.

После завершения службы барон, живший на юге Эстонии, удивлялся местному феодальному рабству. Тимотеус считал каждого эстонца своим соотечественником, поэтому возмущение Бока плавно переросло в цель, которую он видел в искоренении этого зла[2].

7 апреля 1818 года Тимотеус направил очередное письмо Александру I[1]. В это письмо, представлявшее собой изложение собственной версии конституции, фон Бок вложил всю свою ненависть к рабству и угнетению.

Император в ответ на эту наглость приказал губернатору немедленно арестовать барона и заключить его как опасного государственного преступника в Шлиссельбургскую крепость.

Его жена летом 1825 года добилась аудиенции у Александра I, в которой просила вернуть свободу своему мужу. Царь, пообещав освободить мужа, слово своё не сдержал, сославшись на то, что Тимотеус всё ещё очень зол на него[2].

В 1827 году Николай I проявил милость и отпустил больного фон Бока на свободу, правда, без права выезда[2].

Семья

Отец — Георг Бок, владел одним из крупнейших имений Лифляндии площадью 19 300 га земли, при котором было 2 500 душ крепостных[2]. В семье из поколения в поколение шло предание, что бабушка по отцовской линии Е. Шульц была внебрачной дочерью Петра I[2], поэтому Тимотеуса приравнивали по крови царю Александру I.

Мать — Katharina Berens von Rentenfeld (Rautenfeld)

Жена — Эва Маттик, простая крестьянка, дочь кучера. Венчание состоялось 12 октября 1817 года в Тартуском православном Успенском соборе, Эва приняла ради этого православие и при крещении получила новое имя — Екатерина[2].

Сын — Бок, Георгий Тимофеевич.

Награды

Источник —[2]:

Напишите отзыв о статье "Бок, Тимофей-Эбергард фон"

Примечания

  1. 1 2 3 [www.rvb.ru/19vek/zhukovsky/02comm/124.htm В. П. Петушков. Комментарии: В. А. Жуковский. К Т. Е. Боку]
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 [www.las-flores.ru/estonia/history/estonia-great-people-timoteus.html Тимотеус Эбергард фон Бок — наследие судьбы достойной и печальной]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Бок, Тимофей-Эбергард фон

– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.