Борал, Угур

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Угур Борал
Общая информация
Родился 14 апреля 1982(1982-04-14) (42 года)
Токат, Турция
Гражданство Турция
Рост 178 см
Вес 72 кг
Позиция левый полузащитник
Информация о клубе
Клуб без клуба
Карьера
Клубная карьера*
2000—2006 Генчлербирлиги 85 (21)
2001—2002   Коджаэлиспор 19 (2)
2003—2004   Анкараспор 14 (1)
2006—2011 Фенербахче 84 (7)
2011—2012 Самсунспор 10 (1)
2012—2015 Бешикташ 26 (1)
Национальная сборная**
2006—2010 Турция 12 (1)
Международные медали
Чемпионаты Европы
Бронза Австрия/Швейцария 2008

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов, откорректировано по состоянию на 1 июля 2015.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Угу́р Бора́л (тур. Uğur Boral; 14 апреля 1982, Токат) — турецкий футболист, левый полузащитник.





Карьера

Угур начал свою профессиональную карьеру в клубе «Генчлербирлиги». В 2006 году подписал контракт с клубом «Фенербахче».

В 2007 году, в первом для себя матче в Лиге чемпионов, сделал дубль в ворота московского ЦСКА.

В 2008 году был вызван в состав сборной Турции на Евро-2008, где вышел на поле и сумел отличиться в полуфинале против Германии.

Достижения

Напишите отзыв о статье "Борал, Угур"

Примечания

Ссылки

  • [www.transfermarkt.com/ugur-boral/profil/spieler/7346 Профиль на сайте transfermarkt.com(англ.)
  • [int.soccerway.com/players/ugur-boral/4743 Профиль на сайте soccerway.com(англ.)
  • [www.national-football-teams.com/player/13172.html Статистика на сайте National Football Teams(англ.)


Отрывок, характеризующий Борал, Угур

Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.