Бостром, Александра Леонтьевна

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Бостром и Тургенев (фамилия)

Александра Бостром
Имя при рождении:	Александра Леонтьевна Тургенева
Место рождения:	Коровино Самарская губерния
Род деятельности:	писатель
Годы творчества:	1860—1906
Жанр:	роман, повесть, рассказ, очерк, драматургия
Язык произведений:	русский

Александра Леонтьевна Бостром (урожд. Тургенева, по мужу Толстая; 1854, с. Коровино Самарской губернии — 1906, Самара) ― русская писательница, мать писателя Алексея Николаевича Толстого.

Биография

Александра Леонтьевна Тургенева родилась в семье Леонтия Борисовича Тургенева и Екатерины Александровны Багговут 25 ноября 1854 года в селе Коровино. Окончила Самарскую женскую гимназию. Александре Леонтьевне едва исполнилось 19 лет, когда в Самару приехал граф Николай Александрович Толстой. Графа окружал ореол героя, он был богат, красив, представлял собой блестящую партию для молодой девушки, поэтому, когда посватался к Александре Леонтьевне, получил согласие. В 1873 году их обвенчали.

Знакомство на одном из светских вечеров с либералом-народником, земским чиновником из Николаевска Алексеем Аполлоновичем Бостромом перевернуло жизнь Александры Леонтьевны. В ноябре 1881 года уехала в Николаевск к Бострому. Мольбы и угрозы мужа, моральное давление родителей, боязнь за любимого человека, которому угрожал граф, заставили Александру Леонтьевну вскоре вернуться в Самару к мужу.

Николай Александрович увёз её в Петербург и, чтобы удержать, издал написанный ею роман «Неугомонное сердце» (1882 г.), в котором передана душевная драма, мучившая в то время саму Александру Леонтьевну. В конце апреля 1882 года Александра Леонтьевна написала Бострому полное отчаяния письмо о том, что она беременна и отец ребёнка — Толстой. В мае 1882 года она, скрыв от мужа, что ждёт ребёнка, окончательно уходит к Бострому, оставив троих детей.

20 августа 1882 года в поезде, только что отошедшем от станции Безенчук в сторону Сызрани, в одном из купе 1-го класса раздался выстрел. Стрелял граф Николай Толстой в своего соперника Алексея Бострома. Бостром был легко ранен. Страшный переполох вызвал этот инцидент в Самаре, много людей пришло в здание окружного суда, когда началось слушание по делу графа Н. А. Толстого и его жены Александры. В «Неделе» и «Московском телеграфе» (обе январь, 1883) появились статьи в поддержку Александры Леонтьевны, которую назвали «провинциальной Анной Карениной». Выстрел графа поставил власти в затруднительное положение. Буква закона усадила графа на скамью подсудимых, но сочувствие публики было на его стороне. Его, защищавшего семейные устои и свою честь против грехов и постыдных поступков жены, считали правым в этом громком деле, поэтому решение мирского и духовного судов было предрешено: граф Николай Толстой оправдан, брак расторгнут, а епархиальное начальство постановило: Александру Леонтьевну, графиню Толстую, оставить «во всегдашнем безбрачии».

Единственным средством к существованию стал хутор Сосновка, куда Александра Леонтьевна с А. А. Бостромом и десятимесячным сыном Алёшей переехали в октябре 1883 года.

На протяжении всей дальнейшей жизни Александра Леонтьевна усердно занималась литературным творчеством и смогла увлечь им своего младшего сына Алексея.

Автор 10 книг прозы для взрослых, детей и юношества, романа «Неугомонное сердце». Печаталась в «Самарской газете», «Саратовском листке», журнале «Русское богатство» и других изданиях. В Самаре познакомилась с М. Горьким, Е. Чириковым.

С мая 1897 по август 1898 г. жила в Сызрани вместе с сыном Алексеем — учащимся 4-го класса местного реального училища (ныне — механико-технологический техникум).

Скончалась от менингита 25 июля 1906 года в Самаре, похоронена на Всехсвятском кладбище.

Творчество

Первая повесть «Воля», написанная Александрой в 16 лет, была о прислуге в помещичьем доме. Первый роман А. Бостром «Неугомонное сердце» (СПб., 1882), имевший нравственно-описательный характер и популярную в то время народническую тенденцию, получил в журнале «Отечественные записки» довольно жёсткую критику. Интерес вызвал сборник «Захолустье» (1886) ― о тусклой безрадостной жизни провинциальной интеллигенции. Здесь явно проявилась приверженность Александры Бостром к идеям народничества.

И сейчас интересны очерки А. Бостром, ― не только с этнографической точки зрения, но и как картина социального неравенства русской деревни, трудной жизни деревенской интеллигенции. Это очерки «Докторша», «Филатово сено», «Лагутка» («Саратовский листок», 1889, № 120), «Выборщики» (там же, 189С, № 20, 21), «Рассказ о том, как в деревне Малиновке холеру встречали» («Самарская газета», 1893, № 38), «Мария Руфимовна» (там же, 1892, № 251—253).

Пользовались популярностью её, неоднократно переиздававшиеся, познавательные рассказы для детей: «Подружка» (1892), «Два мирка» (1904), «Как Юра знакомится с жизнью животных» (1907) и др. Ею написано более 10 пьес, из которых опубликована только одна.

Известный критик и литературовед А. М. Скабичевский писал: «Нельзя сказать, чтобы г-жа Бостром обладала особенно сильным творческим талантом… Это писатель-фотограф в полном смысле слова, но надо отдать ей справедливость,— списывает она до мельчайших деталей верно, вы видите в её произведениях бездну наблюдательности, анализа, а главное — ума…».

Сын А. Бостром ― известный писатель Алексей Николаевич Толстой ― описал её в повести «Детство Никиты». Но мать не дожила года до выхода первой книги её сына.

Книги

• Нянька. ― СПб., 1889;
• Сестра Верочка. ― СПб., 1904;
• Афонькино счастье. ― СПб., 1904;
• Первая поездка. ― СПб., 1907;
• Сторож Миша ― СПб., 1914;
• Кот Василий Иванович. ― М.—Л., 1928;
• Наседка. ― М., 1928;
• Как волчиха на свете жила ― М.— Л., 1930;
• Рассказы и очерки. ― Куйбышев, 1983.

Литература

• Оклянский Ю. Шумное захолустье. Из жизни двух писателей. 3-е изд., ― Куйбышев, 1982;
• Скобелев В. Ранний Толстой: пути формирования личности // А. Толстой и Самара. Из архива писателя. — Куйбышев, 1982.

Ссылки

• [archive.is/20130126160031/www.istrodina.com/rodina_articul.php3?id=1814&n=93 Ю. Оклянский. Рай-тюрьма]
• [www.lib.syzran.ru/personaliy/pers_B/Bostrom.htm Александра Леонтьевна Бостром]
• [vestnik_old.ulsu.ru/issues/726/9/ Возвышенная, чистая, прекрасная…]
• [venec.ulstu.ru/lib/disk/2011/Bespalova.pdf Беспалова Е. К., Рыкова Е. К. Симбирский род Тургеневых]
• [www.e-reading-lib.org/book.php?book=1006247 Александра Бостром. Рассказы и очерки]

Отрывок, характеризующий Бостром, Александра Леонтьевна

– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.