Браницкий, Ян Клеменс

Ян-Клеменс Браницкий Jan Klemens Branicki<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб Гриф</td></tr>
Гетман польный коронный
1735 — 1752
Предшественник:	Станислав Хоментовский
Преемник:	Вацлав Пётр Ржевуский
Гетман великий коронный
1752 — 1771
Предшественник:	Юзеф Потоцкий
Преемник:	Вацлав Ржевуский
Рождение:	21 сентября 1689(1689-09-21) Тыкоцин, Речь Посполитая
Смерть:	9 октября 1771(1771-10-09) (82 года) Белосток, Речь Посполитая
Род:	Браницкие
Отец:	Браницкий, Стефан Николай
Мать:	Катаржина Сапега
Супруга:	1) Катаржна Барбара Радзивилл 2) Барбара Шембек 3) Изабелла Понятовская
Награды:

Иоанн-Клементий или Ян-Клеменс Браницкий (Jan Klemens Branicki; 21 сентября 1689 — 9 октября 1771) — последний и наиболее значительный представитель польского дворянского рода Браницких герба Гриф. Гетман великий коронный с 1752 года. Строитель города Белосток и «подляшской Версалии».

В царствование Августа III, при помощи французского посла де Брольи, Браницкий стал во главе так называемой «народной», а впоследствии «гетманской» партии, которая, имея в числе своих приверженцев такие могущественные роды, как Радзивиллы и Потоцкие, боролась со стремившими достигнуть путём реформ власти Чарторыйскими.

Биография

Он был единственным сыном Стефана-Николая Браницкого, воеводы подляшского (ум. 1709) и Екатерины, урождённой Сапега, и внуком Иоанна-Клементия, придворного коронного маршала и Александры-Екатерины, урождённой Чарнецкой. Молодость свою он провёл во французском войске; затем, вернувшись в Польшу, занимал многочисленные должности, а в 1720 года был назначен генералом коронной артиллерии.

Овдовев после 1-го брака с Катаржиной Барбарой Радзивилл (1693—1730), дочерью великого канцлера литовского Радзивилла в 1730 году, он вступил в 1732 году во второй брак с Барбарой, урождённой Шембеко, разведённой с Северином Юзефом Ржевуским, с которою впоследствии и сам развелся. После смерти Августа Сильного он деятельно поддерживал саксонскую партию и за своё усердие подвергся даже заключению в лагере противников (Война за польское наследство, 1734).

С воцарением Августа III Браницкий принял главное начальство над польским войском и вскоре был назначен польным коронным гетманом (1735), затем — краковским воеводой (1746), а в 1752 году великим коронным гетманом. В 1748 году он женился на 18-летней Изабелле Понятовской (1730—1808), дочери каштеляна краковского Станислава Понятовского и старшей сестре будущего короля.

После смерти польского короля Августа III и сына его Фридриха-Христиана, Ян Клеменс Браницкий сам стал мечтать о короне, рассчитывая на поддержку Франции. Но когда планы его разрушились, после избрания королём его шурина Станислава Понятовского, Браницкий должен был волей-неволей признать нового монарха и удалился в свою резиденцию Белосток, который стал центром всех недовольных правительством.

Здесь, занимаясь устройством и украшением города, Браницкий должен был пережить упадок великогетманского достоинства, подвергшегося в то время значительным ограничениям, шедшим вразрез со сложившимися веками у польской шляхты взглядами на этот государственный пост, и неудачу Барской конфедерации, которой тайно содействовал. Великий гетман коронный и каштелян краковский Ян Клеменс Браницкий скончался 9 октября 1771 года, на 82-м году, не оставив после себя потомства. Имения его перешли к графам Иоанну и Феликсу Потоцким и графине Марианне Мостовской, урождённой Потоцкой.

Должности

Великий подчаший литовский (1723), шеф пехотного полка (1726), генерал коронной артиллерии (1728), гетман польный коронный (1735—1752), воевода краковский (1746—1762), гетман великий коронный (1752—1771), каштелян краковский (1762—1771), староста бранский, бельский, янувский, богуславский, злоторыйский, кросненский, мостиский и езижерский.

Источник

При написании этой статьи использовался материал из Русского биографического словаря А. А. Половцова (1896—1918).

Отрывок, характеризующий Браницкий, Ян Клеменс

Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.