Брюллова-Шаскольская, Надежда Владимировна

Надежда Владимировна Брюллова-Шаскольская
Партия:	Эсеры
Род деятельности:	специалист по национальному вопросу, этнограф, востоковед
Супруг:	Пётр Шаскольский

Надежда Владимировна Брюллова-Шаскольская (18 ноября 1889, Санкт-Петербург — 9 октября 1937, Ташкент) — деятель партии эсеров, этнограф, востоковед, литератор.

Биография

Родилась 18 (30) ноября 1886 года в Петербурге в дворянской семье Брюлловых. Внучка архитектора и художника А. П. Брюллова.

По окончании в 1908 историко-филологического отделения Высших женских (Бестужевских) курсов, где специализировалась по истории религии, была послана в заграничную командировку Гейдельбергский университет (Германская империя). В 1909 в Штутгарте вышла замуж за приват-доцента П. Б. Шаскольского.

Незадолго до отъезда за границу Брюллова вступила в партию социалистов-революционеров.

В начале Первой мировой войны супруги Шаскольские вернулись в Россию. По приезде в Россию Н. В. Брюллова-Шаскольская начала преподавать русский язык и литературу в столичной Василеостровской женской гимназии и вела отдел римской истории в «Энциклопедическом словаре» Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона (в частности, ей принадлежит авторство статей «Гений», «Жрецы» и «Вотивы» в вышеуказанном словаре). В 1915—1916 годах сдала на «отлично» три цикла испытаний на диплом 1-й степени Петроградского университета. В это же время она несколько раз задерживалась полицией в Петрограде и Полтаве по подозрению в принадлежности к ПСР.

Еще более активно Брюллова-Шаскольская включилась в партийную работу в 1917 году. В эсеровской среде она получила известность как ведущий специалист по национальному вопросу. Она избирается в Северный областной и Петроградский губернский комитеты ПСР и представляет эсеров в бюро Совета национально-социалистических партий. Делегат 3-го съезда ПСР (25.5.-4.6.1917), на котором выступила в качестве основного докладчика по национальному вопросу. На 4-м съезде ПСР (26.11-5.12.1917) выступила за реорганизацию партии на федеративных началах, за объединение национально-социалистических партий. Вместе с мужем Брюллова-Шаскольская деятельно участвовала в работе просветительского Общества в память 27 февраля 1917 года «Культура и Свобода», а также в Комитете гражданского просвещения им. Е. К. Брешко-Брешковской.

После смерти мужа П. Б. Шаскольского в 1918, вместе с тремя детьми (см. Шаскольская, Марианна Петровна), Н. В. Брюллова-Шаскольская выехала на Украину. В 1919—1920 преподавала в Харьковском университете в качестве экстраординарного профессора по кафедре истории религии. В Харькове Брюллова-Шаскольская встречается с В. Г. Короленко, вместе с которым участвует в благотворительных акциях помощи голодающим.

После занятия Харькова Красной армией вернулась в Петроград, преподавала историю религии в Географическом институте, Европейском университете, принимала участие в работе Вольной философской ассоциации, музея антропологии и этнографии. Летом 1920 участвовала в работе 2-й Всероссийской конференции Меньшинства ПСР и была избрана в Центральное бюро МПСР.

Аресты и гибель

На процессе над эсерами в 1922 году её дело было выделено в особое производство, 25.7.1922 Брюллова-Шаскольская была арестована и в декабре выслана в административном порядке на три года в Ташкент.

В 1923 вновь арестована и отправлена в Самарканд, а затем в Полторацк. В ссылке она приступила к серьёзным этнографическим исследованиям, занималась музейной работой.

Вернувшись в Ленинград лишь в конце 1928 или начале 1929 года, Брюллова-Шаскольская занялась научно-литературной работой, выпустив несколько книг по этнографии и истории.

25 февраля 1933 года последовал новый арест по делу так называемого «Народнического центра» и новая ссылка в Ташкент на три года.

В конце жизни Брюллова-Шаскольская работала заведующей отделом кочевых народов в Среднеазиатском музее и преподавала в Среднеазиатском финансово-экономическом институте, будучи доцентом по кафедре иностранных языков.

24.4.1937 вновь арестована органами НКВД и 26.09.1937 постановлением тройки НКВД приговорена к расстрелу за «проведение контрреволюционной антисоветской агитации и пропаганды».

Расстреляна 9 октября 1937 года в Ташкенте.

По делам 1933 и 1937 годов реабилитирована, соответственно, в 1989 и 1957 годах.

Библиография

• Три книги Пирроновых положений // Секст Эмпирик; Пер. с греч., предисл. и примеч. Н. В. Брюлловой-Шаскольской; Под ред. [и с предисл.] А. И. Малеина. СПБ, 1913.
• Брюллова-Шаскольская Н. В. Народности России и их требования.
• Брюллова-Шаскольская Н. В. Национальный вопрос в России.
• Брюллова-Шаскольская Н. В. Национальный вопрос на IV съезде // Партийные известия, 1917.
• Брюллова-Шаскольская Н. В. Партия социалистов-революционеров и национальный вопрос.
• Брюллова-Шаскольская Н. В. Как жить между собою народам России? Опубликовано издательством изд. союза солдат-республиканцев, 1917.
• Брюллова-Шаскольская Н. В. Проблема личности в творчестве Х. Н. Бялика.
• Брюллова-Шаскольская Н. В. Племенной и родовой состав туркмен / Народное Хоз-во Ср. Азии 1927 № 4.
• Брюллова-Шаскольская Н. В. Родовые деления туркмен (Доклад, читанный в научном обществе Туркменистана) // Туркменская искра, 7 марта 1927, № 54 (687).
• Брюллова-Шаскольская Н. В. На Амударье: этнографическая экспедиция в Керкинский округ ТССР // Новый Восток, № 16—17, 1927.
• Брюллова-Шаскольская Н. В. Пережитки древних форм брака у туркмен // Известия Средазкомстариса, Ташкент, 1928.
• Брюллова-Шаскольская Н. В. Крестьянские восстания в годы наполеоновских войн. — М., 1931.

Отрывок, характеризующий Брюллова-Шаскольская, Надежда Владимировна

– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?