Вайс, Бернхард (юрист)

Бернхард Вайс
Награды:

Эта статья — о юристе. О богослове см. Вайс, Бернхард (богослов).

Бернхард Вайс (нем. Bernhard Weiß, 30 июля 1880, Берлин — 29 июля 1951, Лондон) — немецкий юрист, вице-президент полиции Берлина в период Веймарской республики.

Биография

Бернхард Вайс родился в 1880 году в Берлине в семье торговца зерном Макса Вайса и его жены Эммы. Родители принадлежали к либеральным еврейским кругам. Отец был председателем еврейской общины в Берлине. Бернхард Вайс получил юридическое образование в университетах Берлина, Мюнхена, Фрайбурга и Вюрцбурга. Защитил докторскую диссертацию. В 1904—1905 годах служил в армии.

В Первую мировую войну был призван на фронт, дослужился до ротмистра и был награждён Железным крестом первой и второй степени.

Летом 1918 года получил назначение на должность заместителя начальника уголовной полиции Берлина. В 1925 году был назначен начальником уголовной полиции Берлина. Модернизировал её деятельность, уделив особое внимание внедрению технических новшеств. Самым известным нововведением Вайса стала оснащенная по последнему слову техники мобильная криминальная лаборатория. Неофициально её называли «фургоном Вайса». Стараниями Вайса к концу 20-х годов берлинская уголовная полиция считалась не менее эффективной службой, чем Лондонский Скотланд-Ярд. В 1927 году Бернхард Вайс стал вице-президентом берлинской полиции.

Вайс входил в руководство леволиберальной Немецкой демократической партии (НДП). Он не забывал также и о своих корнях: состоял в совете попечителей Берлинской раввинской семинарии и в центральном комитете Объединения германских граждан иудейского вероисповедания.

После беспорядков на одном из собраний НСДАП 5 мая 1927 года по инициативе Вайса берлинская полиция временно закрыла местное отделение партии. С тех пор Вайс стал постоянным объектом травли в издаваемой Геббельсом газете «Der Angriff» («Атака»). Для этого Геббельс придумал ему имя — Исидор: «Исидор — это типаж, дух, лицо, правильнее сказать, физиономия», «Исидор — это изуродованный трусостью и лицемерием поним так называемой демократии». Для национал-социалистов Вайс стал олицетворением ненавистной им Веймарской «системы».

24 июня 1932 года Геббельс записал в свой дневник:

С ним нужно расправиться. Для каждого берлинского национал-социалиста он является представителем системы. Если ему придет конец, то и систему уже нельзя будет долго удержать.

Защищаясь от волны оскорблений, Вайс как законопослушный чиновник делал ставку на правосудие. В ходе 40 судебных разбирательств он добился 34 обвинительных приговора.

Почти сразу после прихода нацистов к власти в 1933 году Бернхард Вайс был вынужден бежать из Германии в Прагу, а оттуда — в Лондон. В Англии он вел тихую эмигрантскую жизнь, основав небольшую полиграфическую компанию. В 1951 году скончался в Лондоне от рака.

В 2007 году Союз еврейских военнослужащих Бундесвера учредил Медаль Бернхарда Вайса «За терпимость и понимание». Ею награждают «не выдающихся военачальников, а тех солдат, которые мужественно выступили против ксенофобии и антисемитизма».

Литература

Dietz Bering: Kampf um Namen. Bernhard Weiß gegen Joseph Goebbels. Verlag Klett-Cotta, Stuttgart 1991.

Отрывок, характеризующий Вайс, Бернхард (юрист)

Граф хотел уехать, но Элен умоляла не испортить ее импровизированный бал. Ростовы остались. Анатоль пригласил Наташу на вальс и во время вальса он, пожимая ее стан и руку, сказал ей, что она ravissante [обворожительна] и что он любит ее. Во время экосеза, который она опять танцовала с Курагиным, когда они остались одни, Анатоль ничего не говорил ей и только смотрел на нее. Наташа была в сомнении, не во сне ли она видела то, что он сказал ей во время вальса. В конце первой фигуры он опять пожал ей руку. Наташа подняла на него испуганные глаза, но такое самоуверенно нежное выражение было в его ласковом взгляде и улыбке, что она не могла глядя на него сказать того, что она имела сказать ему. Она опустила глаза.
– Не говорите мне таких вещей, я обручена и люблю другого, – проговорила она быстро… – Она взглянула на него. Анатоль не смутился и не огорчился тем, что она сказала.
– Не говорите мне про это. Что мне зa дело? – сказал он. – Я говорю, что безумно, безумно влюблен в вас. Разве я виноват, что вы восхитительны? Нам начинать.
Наташа, оживленная и тревожная, широко раскрытыми, испуганными глазами смотрела вокруг себя и казалась веселее чем обыкновенно. Она почти ничего не помнила из того, что было в этот вечер. Танцовали экосез и грос фатер, отец приглашал ее уехать, она просила остаться. Где бы она ни была, с кем бы ни говорила, она чувствовала на себе его взгляд. Потом она помнила, что попросила у отца позволения выйти в уборную оправить платье, что Элен вышла за ней, говорила ей смеясь о любви ее брата и что в маленькой диванной ей опять встретился Анатоль, что Элен куда то исчезла, они остались вдвоем и Анатоль, взяв ее за руку, нежным голосом сказал:
– Я не могу к вам ездить, но неужели я никогда не увижу вас? Я безумно люблю вас. Неужели никогда?… – и он, заслоняя ей дорогу, приближал свое лицо к ее лицу.
Блестящие, большие, мужские глаза его так близки были от ее глаз, что она не видела ничего кроме этих глаз.
– Натали?! – прошептал вопросительно его голос, и кто то больно сжимал ее руки.
– Натали?!
«Я ничего не понимаю, мне нечего говорить», сказал ее взгляд.
Горячие губы прижались к ее губам и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен. Наташа оглянулась на Элен, потом, красная и дрожащая, взглянула на него испуганно вопросительно и пошла к двери.
– Un mot, un seul, au nom de Dieu, [Одно слово, только одно, ради Бога,] – говорил Анатоль.
Она остановилась. Ей так нужно было, чтобы он сказал это слово, которое бы объяснило ей то, что случилось и на которое она бы ему ответила.
– Nathalie, un mot, un seul, – всё повторял он, видимо не зная, что сказать и повторял его до тех пор, пока к ним подошла Элен.
Элен вместе с Наташей опять вышла в гостиную. Не оставшись ужинать, Ростовы уехали.
Вернувшись домой, Наташа не спала всю ночь: ее мучил неразрешимый вопрос, кого она любила, Анатоля или князя Андрея. Князя Андрея она любила – она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это было несомненно. «Иначе, разве бы всё это могло быть?» думала она. «Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его. Что же мне делать, когда я люблю его и люблю другого?» говорила она себе, не находя ответов на эти страшные вопросы.


Пришло утро с его заботами и суетой. Все встали, задвигались, заговорили, опять пришли модистки, опять вышла Марья Дмитриевна и позвали к чаю. Наташа широко раскрытыми глазами, как будто она хотела перехватить всякий устремленный на нее взгляд, беспокойно оглядывалась на всех и старалась казаться такою же, какою она была всегда.
После завтрака Марья Дмитриевна (это было лучшее время ее), сев на свое кресло, подозвала к себе Наташу и старого графа.
– Ну с, друзья мои, теперь я всё дело обдумала и вот вам мой совет, – начала она. – Вчера, как вы знаете, была я у князя Николая; ну с и поговорила с ним…. Он кричать вздумал. Да меня не перекричишь! Я всё ему выпела!