Веккьетта

Веккьетта

Веккьетта (итал. Il Vecchietta, настоящее имя Лоренцо ди Пьетро, итал. Lorenzo di Pietro; ок. 1410, Сиена — 6 июня 1480, Сиена) — итальянский художник, скульптор, архитектор и ювелир. Сиенская школа.

О Веккьетте сообщает в своих «Жизнеописаниях» Джорджо Вазари, и описывает его как человека мрачного и нелюдимого, вечно погруженного в раздумья, и потому прожившего недолго. Позднейшие исследователи пытались имя этого художника увязать с какими-либо архивными данными. Сейчас общепризнанной считается версия, что описанный Вазари Веккьетта — это Лоренцо ди Пьетро ди Джованни, который был крещен в Сиене в 1410 году. Имя этого человека появляется в документах в 1428 году среди членов гильдии художников Сиены.

Многие исследователи считают, что его учителем был Сассетта. Не вызывает сомнений и то, что на него ещё в начале карьеры произвело сильное впечатление творчество Донателло, который был в Сиене в 1427 году. В качестве третьего художника, повлиявшего на Веккьетту, следует назвать Мазолино да Паникале, с которым Веккьетта работал над фресками в ц. Колледжата в Кастильоне д’Олона, Ломбардия («Погребение св. Стефана» и «Погребение св. Лаврентия» ок. 1435-39), созданными по заказу кардинала Бранда Кастильоне. Кроме того, он выполнил фрески в капелле кардинальского дворца в Кастильоне, изобразив евангелистов и святых. Несмотря на то, что они сохранились фрагментарно, даже по этим остаткам можно видеть, что эффекты освещения и соразмерность фигур Веккьетта мог передать лучше, чем кто-либо из тогдашних сиенских художников. В них чувствует уже не столько сиенский дух, сколько дух живописи Тосканы. По возвращении в Сиену, Веккьетта принимает участие в росписи госпиталя Санта Мария делла Скала, в котором кроме него работали Доменико ди Бартоло и Приамо делла Кверча. Веккьетта написал там фреску «Видение святой Сороре». Это аллегорическая фреска, на которой изображен коленопреклоненный сапожник Сороре, считающийся основателем госпиталя, стоящим напротив своей матери, над головой которой развернулась сцена её видения, случившегося перед рождением её сына: Богоматерь в окружении ангелов спустила с небес лестницу (лестница по итальянски scala — именно так называется госпиталь), по которой поднимаются в небеса под её защиту голенькие детишки-сироты. Справа в нише он изобразил рельефы Адама и Евы, а слева рельефы Каина и Авеля; они как бы символизируют собой первородный грех и Ветхий Завет. На входной стене этого госпиталя Веккьетта написал три сцены из жизни Товия, но они не сохранились. Здесь же он расписал дверцы реликвария — «Страсти христовы», «Святые» и «Блаженные» (1445. Сиена. Пинакотека), а в 1446-49 годах создал фрески в местнoq сакристии. Вершиной его творчества стали росписи свода в баптистерии сиенского собора(1450-53) — фрески «Символы веры», «Пророки» и «Сивиллы» (которые не сохранились так как были записаны в XIX веке), а также фрески в апсиде — «Избиение Христа» и «Путь на Голгофу».

Среди его немногочисленных станковых работ следует назвать большой триптих «Вознесение Марии со святыми» (1462.Пиенца, собор), и алтарь «Мадонна со святыми» и «Благовещение» (ок. 1460. Пиенца, епархиальный музей).

Кроме того, Веккьетта был замечательным скульптором, оставившим после себя несколько прекрасных статуй, среди которых следует в первую очередь назвать большой киворий, сооруженный им в церкви госпиталя Санта Мария делла Скала, украшенный фигурами ангелов (1467—1472 гг., ныне он украшает главный алтарь этого храма).

Работы художника

• www.wga.hu/frames-e.html?/html/v/vecchiet/index.html

Литература

• А. Плюшар. Энциклопедический лексикон, том 9. — Типография А. Плюшара; С.-П., 1837 — с. 239 (Веккiетта, Лоренсо).

Ссылки

• [painting.narod.ru/42.html Джорджо Вазари о Веккьетте]

Отрывок, характеризующий Веккьетта

Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.