Вертепов, Дмитрий Петрович

Дмитрий Петрович Вертепов
Род деятельности:	полковник, вице-председатель Союза Чинов Русского Корпуса, редактор журнала «Наши Вести»
Дата рождения:	17 декабря 1897(1897-12-17)
Место рождения:	Прохладный
Подданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	28 февраля 1976(1976-02-28) (78 лет)
Место смерти:	Нью-Йорк, США

Дмитрий Петрович Вертепов (17 декабря 1897, станица Прохладная, Терской области — 28 февраля 1976, Нью-Йорк) — офицер Белой армии. Вице-председатель Союза Чинов Русского Корпуса, редактор журнала «Наши Вести» (1952—1976).

Биография

Родился в семье офицера Терского казачьего войска. После окончания в 1916 году Владикавказского кадетского корпуса продолжил учёбу в Николаевском кавалерийском училище (1917).

Служба и участие в боевых действиях

Принял участие в боях Первой мировой войны в августе 1916 года в составе 2-й Сводной казачьей дивизии, под командой генерала П. Н. Краснова, входившей в состав 4-го Конного корпуса генерала Гилленшмидта. За отличия в сражениях Вертепову было присвоен чин старшего урядника.

Служил хорунжим Волгской запасной сотни и 1-го Волгского Его Императорского высочества наследника Цесаревича полк Терского казачьего войска.

Участник Терского восстания против большевиков, был командиром сотни ст. Прохладной. Затем примкнул к «белому движению».

Участник Гражданской войны. Служил в частях Добровольческой армии и Вооружённых сил Юга России. С января 1919 года — младший офицер 2-го Горско-Моздокского полка, с сентября 1919 года — сотник Терской гвардейской сотни.

Находился в рядах Русской Армии до еë эвакуации из Крыма. С осени 1925 года в составе дивизиона лейб-гвардии Кубанской и Терской сотен служил в пограничной службе Королевства Югославия в чине подъесаула.

Во время Второй мировой войны поступил на службу в Русский охранный корпус, действовавший на стороне немцев. В составе корпуса участвовал в акциях против титовских партизан, сражался против частей Красной армии, румынских и болгарских соединений.

В 1945—1946 годах находился в в лагере Келлерберг (Австрия).

Эмиграция

В 1957 году эмигрировал в Соединенные Штаты, где продолжал активную деятельность в белых эмигрантских организациях. Есаул.

Был избран вице-председателем Союза Чинов Русского Корпуса. С 1952 года до своей смерти в 1976 году — редактор журнала «Наши Вести» и сотрудник журнала «Военная Быль».

С 6 ноября 1974 года — гвардии полковник.

В 1965 году в США в издательстве журнала «Наши вести» под редакцией Д. П. Вертепова вышла книга «Русский Корпус на Балканах во время 2-й мировой войны».

Ссылки

• [nashi-vesti.narod.ru/spiski.html «Наши Вести»]
• Вертепов Д. П. [www.bookshunt.ru/b369017_russkij_korpus_na_balkanah_1941_1945_gg Русский Корпус на Балканах — 1941—1945 гг.] — Изд. «Вече», 2008.

Отрывок, характеризующий Вертепов, Дмитрий Петрович

После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.