Вильнюсская конференция

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ви́льнюсская конфере́нция (лит. Vilniaus konferencija) — съезд литовских делегатов в Вильнюсе 1822 сентября 1917 года, созванный с разрешения немецких оккупационных властей, своими решениями положивший начало созданию литовского государства и избравший Совет Литвы из 20 человек.

Конференция проходила под руководством Йонаса Басанавичюса в здании Театра на Погулянке с участием делегатов, приглашённых организационным комитетом (включавшем Миколаса Биржишку, Пятраса Климаса, Антанаса Сметону, Йонаса Станкявичюса, Юргиса Шаулиса), поскольку немецкие власти проведение выборов не разрешили. Комитет стремился собрать представителей различных слоёв и политических взглядов, по 5—8 делегатов от каждого уезда Литвы. Из приглашённых 264 делегатов в конференции приняло участие 214 человек.

17 сентября 2007 года на здании бывшего театра на Погулянке (ныне Русский драматический театр Литвы) на улице Басанавичяус (Jono Basanavičiaus g. 13) в Вильнюсе при участии президента Валдаса Адамкуса была открыта мемориальная плита с текстом на литовском языке.[1] [2]

Напишите отзыв о статье "Вильнюсская конференция"



Примечания

  1. [www.president.lt/lt/news.full/8260 Prezidentas dalyvavo atidengiant Vilniaus lietuvių konferenciją įamžinusią paminklinę lentą] (лит.)
  2. [www.delfi.lt/news/daily/lithuania/article.php?id=14426939 V. Adamkus: be Vilniaus konferencijos nebūtų buvę ir Kovo 11-osios] (лит.)

Отрывок, характеризующий Вильнюсская конференция

– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.