Возницын, Прокофий Богданович

Проко́фий Богда́нович Возни́цын — сын владимирского дворянина Б. Гурьевича, служил по дипломатической части при царях Алексее Михайловиче, Фёдоре Алексеевиче и Петре Великом.

Поездки в Вену и Варшаву

В 1668 он ездил с иностранцем Келлерманом в Вену домогаться, чтобы император прислал в 1669 послов своих на съезд по поводу Андрусовского договора, русских и польских уполномоченных, а из Вены — в Венецию объявить об этом договоре дожу. Позже он ещё несколько раз ездил с дипломатическими поручениями в Варшаву.

Поездка в Константинополь

В 1681, получив звание дьяка, Возницын отправился в Константинополь в посольство окольничего Чирикова, который там скончался. Возницын, вступив в обязанности посла, убедил султана отказаться от притязаний на Украину. Пётр Великий произвёл Возницына в думные дьяки и определил членом приказа Казанского дворца. В 1697 в «великом посольстве», снаряжённом Петром за границу, Возницын был третьим послом, в звании Волховского наместника.

В Кёнигсберге

В Кёнигсберге Возницын участвовал (22 июня) в заключении дружественного договора с Пруссией. Из Голландии посольство прибыло в Вену; но когда Пётр, получив известие о возмущении стрельцов, поспешил в Россию, в Вене для окончания начатых переговоров о мире с Оттоманской Портой в звании посла остался один Возницын, скоро отправившийся по Дунаю на конгресс в Карловичах. С пути он сообщал Петру о неблагонадёжности австрийцев. Вскоре он убедился в своих подозрениях, узнав, что император тайно от союзников заключил с султаном перемирие.

Начало конгресса

При начале конгресса произошел раздор между уполномоченными, в особенности со стороны польского уполномоченного Малаховского, дозволившего себе оскорбительные выражения на счет достоинства русского государя, с послом которого он не хотел иметь свиданий; цесарские же послы старались препятствовать турецкому представителю не только видеться, но и сноситься с Возницыным. Последний при таком положении дел мог только советовать своему государю не ослабевать в военных приготовлениях, опасаться поляков и шведов и заблаговременно укрепиться союзом с бранденбургским курфюрстом и датским королём; в то же время он тайно успел склонить на свою сторону драгомана Порты, Александра Маврокордато, и настоял, чтобы конференции с турецкими послами были открыты в присутствии английского и голландского министров. Турецкий уполномоченный требовал возвращения Азова и пяти днепровских крепостей, а Возницын, наоборот, требовал придачи к ним еще Керчи. Наконец, Возницыну удалось заключить перемирие на два года с тем, чтобы вопрос о спорных крепостях был решён при заключении мирного договора. Трактат был подписан 14 января 1699 г.

Возвращение в Россию

Возвратясь в Россию, Возницын в звании думного советника по-прежнему занял место в посольском приказе. Послом в Константинополь для заключения мира послан был Украинцов, который по возвращении оттуда старался выставить действия Возницына в Карловичах в дурном свете, уверяя, что Возницын обнадёжил турецких уполномоченных обещанием уступок со стороны царя. Возницын письменно оправдывался перед государем, но, по-видимому, навсегда утратил своё прежнее значение: с этого времени о нём уже не встречается известий, и неизвестно, когда он скончался.

См. также

• Великое посольство
• Возницыны

Литература

• Голиков, «Дополнения к деяниям Петра Великого», тт. IV и V (или в изд. Полевого по указателю);
• «Словарь достопамятных людей» (ч. I) Бантыша-Каменского, пользовавшегося при изложении биографии Возницына дипломатическими бумагами московского архива Министерства иностранных дел.

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Возницын, Прокофий Богданович

– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.