Всероссийский центральный исполнительный комитет Советов рабочих и солдатских депутатов

Всероссийский центральный исполнительный комитет Советов рабочих и солдатских депутатов (ВЦИК) (июнь — октябрь 1917) — постоянный орган, сформированный I Всероссийским съездом Советов рабочих и солдатских депутатов (проходившим с 3 (16) июня по 24 июня (7 июля) 1917 года в Петрограде).

Съезд избрал ВЦИК в составе 320 депутатов. В него вошли 123 меньшевика, 119 эсеров, 58 большевиков, 13 «объединённых социал-демократов», 7 прочих, что примерно соответствовало эсеро-меньшевистскому составу делегатов I Съезда Советов. Председателем ВЦИК стал меньшевик Н. С. Чхеидзе.

После июльских событий представители ВЦИК приняли участие в работе Комиссии по водворению порядка в Петрограде, созданной Временным правительством. ВЦИК поддержал действия Временного правительства, приветствовал назначение эсера А. Ф. Керенского министром-председателем правительства и принял решение о признании за правительством неограниченных полномочий.

До августа 1917 года заседал в Таврическом дворце, после чего переехал в Смольный.

В начале сентября, после ликвидации корниловского мятежа, ВЦИК совместно с Исполкомом Всероссийского Совета крестьянских депутатов инициировал созыв Демократического совещания — в противовес августовскому Московскому государственному совещанию. В телеграмме, приглашавшей представителей партий и общественных организаций принять участие в совещании, подписанной председателями ЦИКов Н. С. Чхеидзе и Н. Д. Авксентьевым, говорилось о «созыве в Петрограде съезда всей организованной Демократии России для создания сильной революционной власти, способной объединить всю революционную Россию для отпора внешним врагам и для подавления всяких покушений на завоёванную свободу».

ВЦИК пытался противодействовать начавшемуся в августе процессу большевизации Советов, который активизировался в сентябре — октябре 1917 года и сопровождался вытеснением из этих органов власти ранее доминировавших в них умеренных социалистов, в первую очередь эсеров и меньшевиков.

К началу ноября большевики занимали до 90 % мест в Петроградском Совете, до 60 % в Московском, большинство мест в 80 местных Советах крупных промышленных городов. В сентябре большевик Ногин В. П. стал председателем Президиума Моссовета, Лев Троцкий — председателем Петросовета. На сторону большевиков перешли солдатские комитеты, в первую очередь Северного и Западного фронтов, Петроградский гарнизон и Центробалт. На II съезде депутатов Балтфлота был избран большевистско-левоэсеровский ЦК Балтфлота. «Большевизация» солдатских комитетов, начавшись снизу, дошла до комитетов полкового уровня. В то же время армейские комитеты вплоть до ноября 1917 года оставались эсеро-меньшевистскими.

Получив абсолютное большинство мест в Петросовете, большевики начали активную работу по завоеванию приближающегося II Всероссийского съезда Советов, и, соответственно, его постоянного органа — ВЦИК. В преддверии II Съезда большевистский Петросовет организовал проведение I Съезда Советов Северной области, в которую был включён Петроград, с участием представителей Балтийского флота. Съезд, прошедший 11—13 (24—26) октября в Петрограде, характеризовался резким преобладанием радикальных социалистов — большевиков и левых эсеров.

Эсеро-меньшевистский ВЦИК отказался признавать законность этого съезда, обвинив большевиков в нарушении процедур избрания делегатов. С другой стороны, руководство РСДРП(б), и в первую очередь лично Ленин, рассматривали возможность объявить высшей властью именно Съезд Северной области, однако делегаты приняли резолюцию о том, что вопрос о власти должен решить II Всероссийский съезд Советов. Северный областной комитет, избранный на съезде в составе 11 большевиков и 6 левых эсеров, развернул бурную деятельность по подготовке II Всероссийского съезда. Эта деятельность проходила на фоне нежелания меньшевиков и правых эсеров вообще созывать этот Съезд как фактически предрешавший волю Учредительного собрания по вопросу о власти в стране. Особенно сильным было противодействие правоэсеровских постоянных органов I Всероссийского Съезда Советов крестьянских депутатов. Ричард Пайпс также указывает, что инициатива областного Съезда Советов по созыву II Всероссийского Съезда Советов сама по себе являлась незаконной и не согласованной со старыми советскими органами. Согласно существовавшим на тот момент процедурам, созывать новый Всероссийский съезд Советов имел право только ВЦИК — постоянный орган предыдущего Съезда, однако ВЦИК был по составу эсеро-меньшевистским, и созывать новый Съезд он не собирался. Старый ВЦИК заявил, что в связи с нарушениями II Съезд будет лишь незаконным «частным совещанием отдельных Советов». 19 октября официальная советская газета «Известия» отметила, что

Никакой другой комитет [кроме ВЦИК] не уполномочен и не имеет права брать на себя инициативы созывать съезд. Тем менее имеет на то право Северный областной съезд, созванный с нарушением всех правил, установленных для областных съездов и представляющий случайно и произвольно подобранные Советы.

Эсеро-меньшевистский ВЦИК обвинил большевиков в махинациях при организации выборов II Съезда; в нарушение избирательных процедур, большевики организовали выборы солдатских делегатов не от эсеро-меньшевистских солдатских комитетов уровня армий, а от настроенных в основном пробольшевистски солдатских комитетов уровня полков, дивизий и корпусов, причём большевики развернули деятельность по переизбранию и армейских комитетов. Кроме того, большевики в полной мере воспользовались существовавшей тогда в системе Советов хаотичностью и непропорциональным представительством, искусственно завысив число делегатов от тех Советов, где они имели большинство. В результате, например, 10 % делегатов Съезда составили латыши, что никак не соответствовало их доле в населении. Крестьянское большинство населения страны, поддерживавшее в первую очередь эсеров, на Съезде вообще не было представлено; II Всероссийский Съезд крестьянских депутатов проходил, как и I Съезд, отдельно от Съезда рабочих и солдатских депутатов.

Заранее объявив II Съезд Советов незаконным, ВЦИК, однако, согласился на его созыв, перенеся только дату открытия Съезда с 20 на 25 октября.

Съезд открылся 25 октября (7 ноября) в 22:40, в разгар начавшегося в Петрограде вооружённого восстания. Крестьянские советы и все солдатские комитеты уровня армий отказались участвовать в деятельности съезда. Меньшевики и эсеры осудили выступление большевиков как «незаконный переворот». Старый состав ВЦИК также осудил большевиков, заявив, что

Центральный исполнительный комитет считает II съезд несостоявшимся и рассматривает его как частное совещание делегатов-большевиков. Решения этого съезда, как незаконные, Центральный исполнительный комитет объявляет необязательными для местных Советов и всех армейских комитетов. Центральный исполнительный комитет призывает Советы и армейские организации сплотиться вокруг него для защиты революции. Центральный исполнительный комитет созовёт новый съезд Советов, как только создадутся условия для правильного его созыва.

26 октября (8 ноября) на вечернем заседании съезда Ленин предложил распустить старый состав ВЦИК, выбрав вместо него новый состав ВЦИК и сформировав временное рабоче-крестьянское правительство — Совет Народных Комиссаров.

Среди 101 членов нового ВЦИК было 62 большевика и 29 левых эсеров. Хотя большевики и левые эсеры заранее обеспечили себе большинство, во ВЦИК были также представлены близкая к большевикам фракция меньшевиков-интернационалистов, украинские социалисты, имелся один представитель радикальной фракции эсеров-максималистов. Представители умеренных социалистов из-за своего бойкота в состав ВЦИК так и не вошли. Председателем ВЦИК стал Л. Б. Каменев. 27 октября (9 ноября) Съезд выпустил обращение к местным Советам с призывом «сплотиться вокруг нового состава ВЦИК», полномочия комиссаров прежнего (эсеро-меньшевистского) состава ВЦИК в армии и на местах объявлялись прекращёнными.

1 (14) ноября 1917 года новый ВЦИК принял резолюцию «Об условиях соглашения с другими партиями», в которой прямо указал, что считает «соглашение социалистических партий желательным». Условия подобного соглашения были выдвинуты следующие:

1. Признание программы Советского правительства, как она выражена в декретах о земле, мире и обоих проектах о рабочем контроле.

2. Признание необходимости беспощадной борьбы с контрреволюцией (Керенский, Корнилов и Каледин).

3. Признание Второго Всероссийского съезда единственным источником власти.

4. Правительство ответственно перед Центральным Исполнительным Комитетом.

5. Дополнение Центрального Исполнительного Комитета, кроме организаций, не входящих в состав Советов, представителями от непредставленных в нём Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов; пропорциональное представительство покинувших съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, Всероссийских профессиональных организаций, как то: Совета профессиональных союзов, Союза фабрично-заводских комитетов, Викжеля, Союза почтово-телеграфных рабочих и служащих, при условии и только после перевыборов Всероссийского Совета крестьянских депутатов и тех воинских организаций, которые не переизбирались за последние три месяца.

15 (28) ноября 1917 года произошло слияние ВЦИК, избранного II Всероссийским съездом Советов рабочих и солдатских депутатов, с Исполнительным комитетом (108 чел.), избранным на Чрезвычайном Всероссийском крестьянском съезде, после чего левые эсеры всё же согласились войти в Совнарком, составив с большевиками правительственную коалицию.

См. также

• I Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов
• II Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов
• Всероссийский центральный исполнительный комитет
• Всероссийское демократическое совещание

Отрывок, характеризующий Всероссийский центральный исполнительный комитет Советов рабочих и солдатских депутатов

– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.