Чернов, Василий Егорович

Василий Егорович Чернов
Место рождения:	Тифлисская губерния, Российская империя
Научная сфера:	педиатрия
Место работы:	Московский университет, Киевский университет
Альма-матер:	Императорская медико-хирургическая академия
Известен как:	детский врач, первый председатель Киевского клуба русских националистов

Василий Егорович Чернов (2 марта 1852 — 9 сентября 1912, Киев) — русский учёный-медик, общественный и политический деятель. Профессор Императорского Киевского университета св. Владимира, действительный статский советник, организатор и первый председатель Киевского клуба русских националистов.

Биография

Родился в Тифлисской губернии, в семье солдата. Учился в Воронежской гимназии и Императорской медико-хирургической академии, окончил которую в 1874 году, и в этом же году был признан лекарем. С 1877 года состоял на военно-медицинской службе, принимал участие в русско-турецкой войне 1877—1878 годов. В 1880 году уволился из военно-медицинского ведомства, был определен сверхштатным младшим медицинским чиновником при медицинском департаменте Министерства внутренних дел. 21 мая 1883 года Чернов защитил докторскую диссертацию «О всасывании жира взрослыми и детьми во время лихорадочных заболеваний и вне их» (СПб., и на немецком языке в «Virchow’s Arch.», том 89). С 1883 года он служил в Общине сестёр милосердия св. Георгия в Можайском районе Санкт-Петербурга, 1 августа 1884 года уволился из МВД, а в 1886 году был определен исполняющим должность главного врача детской больницы св. Ольги Императорского человеколюбивого общества в Москве, кроме того был утвержден в должности попечителя Усачевско-Черняевского женского училища. В 1887 году переехал в Москву, где был назначен главным врачом больницы св. Ольги, и вскоре стал приват-доцентом Московского университета, где начал преподавать учение о детских болезнях. В 1889 году Чернова назначили экстраординарным профессором на кафедру детских болезней Университета св. Владимира в Киеве.

Чернов активно участвовал в организации медицинского дела в стране. Он был участником Четвёртого съезда Общества русских врачей в Москве, бактериологического съезда в Пятигорске в 1903 году, Первого международного гигиенического конгресса в Нюрнберге в 1904 году. С 1892 года он был директором Киевского Мариинского детского приюта, в 1896 году он был назначен директором Киевского Бактериологического института. Кроме того, он был организатором и директором детской клиники при Александровской больнице в Киеве, а также учредителем педагогического совета Медицинского общества при Высших женских курсах, одним из основателей Общества борьбы с заразными болезнями, организатором женских курсов Общества трудовой помощи интеллигентным женщинам, состоял членом Физико-медицинского общества в Киеве. Чернов был первопроходцем применения антидифтерийной сыворотки А. Д. Павловского в Юго-Западном крае. Он устроил дневной приют для бедного населения в построенном им здании в Киеве на Зверинце, бесплатно отвел площадь для устройства 2-классной школы в своем имении в Верхнячке Уманского уезда. Кроме всего прочего, Чернов являлся директором свекло-сахарного завода «Верхнячка».

Политическая деятельность

После революционных событий 1905 года Чернов стал активно участвовать в политической деятельности. В 1908 году Василий Чернов совместно с Анатолием Савенко стал организатором и первым председателем Киевского клуба русских националистов. Клуб вскоре стал одной из ведущих организацией консервативного направления в Юго-Западном крае, он собрал национально-ориентированных представителей киевской интеллигенции, духовенства, купечества и других сословий различных политических взглядов. Всех их объединяло стремление охранения национальной идеи русского народа (который тогда включал в себя белорусов, великороссов и малороссов).

15 апреля 1912 года Чернов, ввиду чрезмерной занятости преподавательской деятельностью в Университете вынужден был сложить с себя полномочия председателя Клуба, и новым председателем стал А. И. Савенко.

9 сентября 1912 года Василий Егорович Чернов скончался. Похоронен он был на киевском кладбище «Аскольдова могила». Профессор И. А. Сикорский тогда писал в некрологе:

Наиболее крупной заслугой последних лет жизни почившего было выступление к деятельности в роли председателя Клуба русских националистов в Киеве. Он предпринял решительные националистические шаги, создал движение, объединил работников, вдунул живую душу в тело… Нашёлся человек, который твердою рукою и ясным национальным сознанием осветил горизонты, показал пути, поруководил сомневающимися и нетвердыми и всех объединил для действия. Все увидели, что русский национализм чужд извилистостей и хитростей, чужд коварству, …что это чистый и честный политический психизм — прямодушный и благородный как и его киевский председатель!

Труды

• О смешанной форме скарлатины и дифтерита. («Клиническая Газета», 1882).
• О язвах и их лечении. (ib., 1882).
• О значении избыточного содержания жира в испражнениях при диспепсиях раннего детского возраста. ("Дневники Пироговского III съезда врачей).
• О лечении эмпиемы у детей. («Медицинское Обозрение», 1889, и «Jahrb. f. Kinderheilk.», том XXXI).
• О рубцевых сужениях пищевода у детей и об их лечении вообще. («Врач», 1892).
• Perityphlitis et Poratyphlitis у детей. («Университетские Известия», 1892).
• К вопросу о домашнем воспитании детей дошкольного возраста. Речь на торжественном акте Университета св. Владимира 17 янв. 1894. Киев, 1894.
• Кисловодск как лечебно-санитарная станция. Киев, 1896.
• Обезображивающее множественное воспаление сочленений (polyarthritis deformans) у детей. («Врач», 1898).
• Головная водянка и серозный менингит. («Детская Медицина», 1900).
• Смертность грудных детей и искусственное вскармливание. («Университетские Известия», 1903).
• Лекции по физиологии питания первого детства. Уход за детьми и воспитание дошкольного возраста. Ч. 1. Киев, 1909.
• Быть ли Западной Руси Польшей или Русью? (Замечания по поводу некоторых изменений, внесенных комиссией Государственной Думы в правительственный законопроект о введении выборного земства в шести западно-русских губерниях). Записка Киевского Клуба русских националистов. Киев, 1910.

Литература

• Чернов, Василий Егорович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.rusinst.ru/articletext.asp?rzd=1&id=6478&abc=1 Биография в «Большой энциклопедии русского народа».]
• [www.rulex.ru/01240180.htm Биография в «Русском биографическом словаре»].

Отрывок, характеризующий Чернов, Василий Егорович

– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.
– Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, – говорила она.
Голоса ее, m lle Bourienne и Кати, которая о чем то засмеялась, сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.
– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.