Гай Кассий Лонгин (заговорщик)

Гай Кассий Лонгин (лат. Gaius Cassius Longinus; до 85 — 42 гг. до н. э.) — древнеримский государственный деятель, известный в первую очередь как один из главных убийц Гая Юлия Цезаря.

Гай Кассий принадлежал к знатному плебейскому роду, представители которого избирались консулами с III века до н. э. Возможно, он был сыном консула 73 года того же имени. Известно, что он учился в одной школе с Фавстом Корнелием Суллой и как-то избил его за то, что тот «превозносил единовластие своего отца».

Гай Кассий был квестором в войске Красса во время его похода против парфян. До выступления и во время похода Кассий не раз давал Крассу полезные советы, но тот оставлял их без внимания, из-за чего потерпел полное поражение. Остатки войска были спасены Кассием и дали ему возможность не только защитить Сирию от нападения парфян, но даже одержать победу над ними близ Антигонии (51 г. до н. э.). В 49 году до н. э. в звании народного трибуна он соединился с Помпеем и разбил флот Цезаря у Сицилии, но после Фарсальской битвы перешёл на сторону последнего и стал его легатом. Цезарь, несмотря на расположение к Кассию, не вполне доверял ему, чем мало-помалу и возбудил против себя его ненависть. Это было причиной того, что Кассий составил против Цезаря заговор, повлёкший за собою смерть последнего.

Кассий и Брут вынуждены были покинуть Рим и лишились своих провинций, Сирии и Македонии, получив вместо них Крит и Киренаику, якобы для закупки хлеба для народа. Не считая себя в безопасности, они оставили Италию, сложили с себя преторство и отправились в свои прежние провинции. Кассий привлек на свою сторону стоявшие в Сирии легионы и был утвержден сенатом в качестве правителя Сирии, после чего разбил при Лаодикее своего соперника Долабеллу. Когда Антоний, Лепид и Октавиан заключили триумвират, Кассий и Брут вместе двинулись на защиту республики в Македонию со стотысячным войском. Заняв выгодную позицию при Филиппах, они дали бой триумвирам. Брут и одержал верх над Октавианом, но Кассий, командовавший другим крылом, был оттеснен Антонием и, не зная о победе Брута, покончил с собой, что и повлекло за собою полное поражение республиканцев. Тело Кассия было погребено на острове Фасос.

Образ Гая Кассия Лонгина в художественных произведениях

• Гай Кассий Лонгин был одним из персонажей сериала Рим
• В 9 кругу Ада «Божественной комедии» Данте одним из трех предателей является Лонгин

Примечания

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Гай Кассий Лонгин (заговорщик)

Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.