Рим (телесериал)

Рим
Rome
Жанр	Историческая драма
Создатель	Бруно Хеллер Джон Милиус Уильям Дж. Макдональд
В ролях	см. ниже
Страна	США США Великобритания Великобритания Италия Италия
Количество сезонов	2
Количество серий	22 (список эпизодов)
Производство
Продюсер	Бруно Хеллер Джон Милиус Уильям Дж. Макдональд Джон Мелфи Энн Томопоулос Фрэнк Долгер
Режиссёр	Майкл Эптед Тим Ван Паттен
Сценарист	Бруно Хеллер
Хронометраж	50 минут
Трансляция
Телеканал	HBO / BBC / RAI
На экранах	с 28 августа, 2005 по 25 марта, 2007
Ссылки
IMDb	ID 0384766

«Рим» (англ. Rome) — масштабный исторический драматический телесериал, снятый в Италии для каналов BBC (Великобритания), HBO (США) и RAI (Италия). Первоначально задумывался как мини-сериал, однако после ознакомления со сценарием пилота в 2002 году дирекция HBO решила запустить в производство полноценный сезон в двенадцать серий с консолидированным бюджетом более $100 млн.

Съёмки первого сезона проводились с марта 2004-го по май 2005 года, съёмки второго сезона (десять серий) были завершены в 2006 году. Основной производственной площадкой стала киностудия «Чинечитта» в окрестностях Рима, где были воссозданы многие постройки древней римской столицы — от форума до трущоб. Все декорации были уничтожены во время пожара на киностудии в августе 2007 года.

Первый сезон был показан на HBO с 28 августа по 20 ноября 2005 года с последующей трансляцией по BBC One с 2 ноября 2005 по 4 января 2006 и по Rai Due с 17 марта по 28 апреля 2006. Второй сезон в США транслировался с 14 января по 25 марта 2007 года. В России телесериал выходил в подцензурной версии с 20 мая 2007 года на канале НТВ, а также с 19 июля 2010 года на Пятом канале.

Сюжет

1 сезон

Юлий Цезарь только что окончил восьмилетнюю войну против Галлии, готовясь с триумфом войти в Рим. Однако в Сенате против Цезаря готовится заговор. Заговорщики убеждают выступить против него Помпея Великого. Цезарь выступает на Рим. В республике начинается гражданская война. Легионеры Луций Ворен и Тит Пуллон, ветераны Тринадцатого легиона, сами того не желая, оказываются вовлечены в дела сильных мира сего.

Цезарь, имея значительно меньшую армию, всё же побеждает. Помпей бежит в Египет, где его обезглавливают люди египетского царя. Цезарь прибывает в Египет, где ему преподносят голову Помпея. Возмущённый такими действиями в отношении патриция и гражданина Рима, он расправляется с причастными к убийству Помпея и ставит на трон Клеопатру. Она родит ему сына, который на самом деле является ребёнком от легионера Тита Пуллона.

Карьера Луция Ворена идёт в гору, его назначают магистратом. Пуллон из-за своей любимой Ирины убивает слугу Луция, и они ссорятся. Тит Пуллон начинает зарабатывать на заказных убийствах, за что оказывается в тюрьме и его приговаривают к смерти на арене. В кровавом поединке с гладиаторами в критический момент на помощь Пуллону приходит Луций Ворен.

Цезарь вызывает к себе Луция Ворена и делает того сенатором Рима. Брут готовит убийство Цезаря, но теперь им мешает Луций Ворен, который не отходит от Юлия ни на шаг. Пуллон просит у Ирины прощение и едет с ней к храму Юноны, чтобы очиститься перед богами. Луцию Ворену рассказывают, что его жена Ниоба изменяла ему. В гневе он покидает Цезаря и спешит домой; Ниоба бросается с балкона, разбиваясь насмерть. В это время в Сенате убивают Цезаря.

2 сезон

Ворен проклинает своих детей и друзей и уходит из дома. Пуллон узнает о смерти Цезаря и возвращается в Рим. Детей Луция похищают в рабство. Друзья убивают похитителя и считают, что дети мертвы.

Марк Антоний договаривается с Брутом о том, чтобы не объявлять Цезаря тираном, а потом обманом захватывает власть, изгоняя Брута и Кассия из Рима. Октавиан Август — единственный наследник Цезаря — хочет получить свои деньги. Октавиан закладывает своё имущество для того, чтобы выплатить деньги римскому народу, как указано в завещании Цезаря. Из-за этого они ссорятся с Марком Антонием, и Октавиан, собирая армию, уходит. С этого момента начинается их война с Антонием.

Пуллон женится на Ирине. Он вместе с Вореном стоит во главе банды. Они с Луцием ссорятся и Тит Пуллон уходит. Но когда возвращается, то не застаёт Луция. Тот ушёл вместе с войском Марка Антония, который в последнее время всё больше проигрывает Октавиану.

Пуллон встречает Лидию и узнает, что дети Ворена живы. Он отправляется в лагерь Марка Антония, и они с Вореном едут вызволять детей. Октавиан возвращается в Рим, где узнает, что Брут и Кассий собрали большую армию и движутся к ним. Он объединяется с Антонием и навсегда уничтожает их.

Дети ненавидят Ворена, считая его виновным в смерти матери. Рабыня, влюбившаяся в Пуллона, убивает Ирину и её неродившегося ребёнка. Октавиан выгоняет Антония, и тот уезжает в Египет, где долгое время живёт с Клеопатрой (она рожает от него двух детей); с ним уезжает и Луций Ворен. Начинается новая война. Пуллон отправляется с Октавианом в Египет.

Антоний и Клеопатра кончают жизнь самоубийством. Луций Ворен забирает сына Пуллона, которого все считают сыном Цезаря. Он встречается с Титом, и они вместе пытаются скрыться; вскоре Луций Ворен получает смертельное ранение в стычке с римским патрулем. Пуллон отвозит друга к детям, чтобы попрощаться. Тит Пуллон докладывает Октавиану, что Цезарион мёртв и покидает службу навсегда.

В ролях

Актёры

Актёр	Роль
Кевин Маккидд	Луций Ворен Луций Ворен
Рэй Стивенсон	Тит Пуллон Тит Пуллон
Киаран Хайндс	Гай Юлий Цезарь Гай Юлий Цезарь
Полли Уокер	Атия Атия
Макс Пиркис (1 сезон, 1-2 серии 2 сезона) и Саймон Вудс (4-10 серии 2 сезона)	Гай Октавиан Гай Октавиан
Кеннет Крэнем	Гней Помпей Великий Гней Помпей Великий
Керри Кондон	Октавия Октавия
Джеймс Пьюрфой	Марк Антоний Марк Антоний
Линдсей Маршал	Клеопатра Клеопатра
Иэн Макнис	глашатай глашатай
Линдси Дункан	Сервилия Сервилия
Лидия Бионди	Мерула Мерула
Зулейка Робинсон	Гайя Гайя
Тобайас Мензис	Юний Брут Юний Брут
Индира Варма	Ниоба Ниоба
Дэвид Бамбер	Цицерон Цицерон
Рик Варден	Квинт Помпей Квинт Помпей
Карл Джонсон	Порций Катон Порций Катон
Саймон Кэллоу	Публий Сервилий Публий Сервилий
Николас Вудсон	Поска Поска
Ли Бордман	Тимон Тимон
Джованни Кальканьо	Верцингеториг Верцингеториг

Персонажи

Юлий Цезарь

Цезарь — потомок одной из древнейших аристократических семей, но возглавляет демократическую партию популяров, выступающую против господства сенатской аристократии. Цезарь — человек, которым движет жажда власти. Энергичный, умный, упорный. Он очень редко позволяет себе обычные человеческие эмоции, хотя может быть остроумным, очаровательным и заботливым, но чаще его поступками руководит необходимость.

Атия

Племянница Цезаря. Надменная, коварная и хитрая. Ненасытная в любви и полностью аморальная. Деспотичная в отношениях с сыном и особенно дочерью, но в то же время преданная своей семье: все её интриги подчинены одной цели — будущее её детей. В римском обществе у женщин формально нет никакой власти, но пока мужчины уезжают на месяцы и годы в военные походы, их жены, дочери и матери плетут целые сети заговоров. Атия — одна из закулисных правителей Рима.

Октавиан

Сын Атии, внучатый племянник Цезаря. Когда мы впервые встречаемся с ним — ему всего 11. Странный, меланхоличный, осторожный мальчик, он одарен необыкновенным интеллектом и ясностью видения ситуации. К концу сериала становится очень холодным и жестоким — но лишь до тех пор, пока эту жестокость диктуют ему целесообразность и обстоятельства.

Октавия

Красивая, скромная и добрая, но слабовольная сестра Октавиана. Заложница своей матери, она скрывает гордый нрав под личиной смирения. Её первый муж — Глабий — был убит по приказу Атии как «неподходящая партия для дочери», чего Октавия матери так и не простила. Вторым браком была насильно выдана за Марка Антония, хотя любила Марка Агриппу — друга своего брата. К исходу сериала, пройдя через испытания, становится волевой женщиной. Одна из немногих, к кому Октавиан прислушивается.

Цицерон

Лидер партии перемен в Сенате. Марк Туллий Цицерон — человек изящного ума и глубоких суждений. Величайший оратор своего времени, но трусливый и осторожный. Внутри него идет постоянная борьба между его жизненными принципами и всё возрастающими амбициями. По характеру — «флюгер», переходящий постоянно на сторону победителей, однако в глубине души сочувствует Гнею Помпею и позднее Бруту. Несмотря на готовность переходить на сторону более сильных, храбро и мужественно встретил смерть.

Марк Антоний

Храбрый и красивый, Марк Антоний уважаем мужчинами и любим женщинами. Склонен ко всевозможным грубым удовольствиям, циничен и насмешлив, но способен помочь человеку в несчастье. Неразборчив в политике, но предан своему другу Юлию Цезарю; прекрасно разбирается в жизни, но устает от тонкостей политической игры, предпочитая решать дела мечом. Хороший тактик, но плохой стратег. Женился на Октавии по политическим соображениям, но изменял ей с её матерью, а потом бросил и последнюю ради Клеопатры.

Клеопатра

Царица Египта. Умная, жестокая и решительная женщина. Искушена в сексуальных играх, не знает границ в своих прихотях. Готова на все ради своей страны, но не обладает политической дальновидностью. Использует любовь Цезаря и Антония, но в конце концов терпит поражение от холодного и трезвого Октавиана.

Брут

Надменный и стоящий всегда независимо молодой патриций. Его предок 500 лет назад убил последнего римского царя и положил начало республике. Марк Юний обречен на постоянное сравнение со своим великим предком и задумывается о своем предопределении — вновь избавить Рим от тирании, как однажды это сделал Брут Древний.

Сервилия

Бывшая любовница Цезаря, мать Брута. После того, как Цезарь оставил её, возненавидела его и стала главной причиной заговора против диктатора. Ненавидит Атию, постоянно строит против неё козни, на которые соперница отвечает ещё более жестокими действиями. В конце концов терпит крах, увидев гибель сына, Брута, и торжество соперницы — Атии.

Помпей Великий

Ветеран римской армии, бич Иллирийских пиратов, Завоеватель Сирии и Испании. В обществе, где солдаты — высшая каста, Помпей смог стать из простого легионера — национальным героем. Он подобен льву на склоне лет — Помпей живёт в лести и комфорте.

Луций Ворен

Стойкий воин римской армии, верящий в старых богов и в старые традиции республики. Благородный и сосредоточенный, он может быть неумолимым и безжалостным, когда это необходимо. Он строгий и прагматичный человек, впрочем, склонный к самоанализу. Республиканец по убеждениям, тем не менее, верно служит Цезарю, а потом — Марку Антонию.

Тит Пуллон

Лучший друг Луция Варена. Обладает храбростью и преданностью легионера, но моралью разбойника. Человек огромных аппетитов и диких страстей. Импульсивный, тщеславный, щедрый и агрессивный оптимист. Возможный отец первого ребёнка Клеопатры.

Марк Агриппа

Друг Октавиана. Талантливый флотоводец и организатор, честный и совестливый человек. Любит Октавию и фактически спасает её, но готов поступиться чувствами ради долга. Вероятный отец её ребёнка.

Съёмочная группа сериала

Режиссёры

По несколько серий:

• Майкл Эптед — 1#1-3
• Тим Ван Паттен 1#7; 2#1
• Аллен Култер — 1#5; 2#2
• Джон Мэйбери — 2#7; 2#10
• Алан Пол — 1#6; 2#3
• Стив Шилл — 1#8; 2#9
• Алан Тейлор — 1#10; 1#12

По одной серии:

• Адам Дэвидсон — 2#4
• Джереми Подесва — 1#9
• Микаэль Саломон — 1#11
• Джулиан Фарино — 1#4
• Карл Франклин — 2#8
• Алик Сахаров — 2#5
• Роджер Янг — 2#6

Сценаристы

По несколько серий:

• Бруно Хеллер — 1#1-6; 1#11-12; 2#1-2; 2#10
• Скотт Бак — 2#3; 2#7
• Тодд Эллис Кесслер — 2#4; 2#8
• Миа Смит — 2#5; 2#9

По одной серии:

• Уильям Дж. Макдональд — 1#8
• Иоган Махони — 2#6
• Джон Милиус — 1#6
• Александра Каннингем — 1#9
• Дэвид Френкель — 1#7
• Эдриан Ходжес — 1#10

Композитор

• Джефф Бил

Список серий

Сезон		Эпизоды	Дата выхода на ТВ		Дата выхода DVD
			Премьера сезона	Финал сезона	Регион 1	Регион 2
	1	12	28 августа 2005	20 ноября 2005	15 августа 2006	5 ноября 2006
	2	10	14 января 2007	25 марта 2007	7 августа 2007	24 января 2008

См. также

• Римская республика
• Я, Клавдий (сериал)

Литература

• Rome Season One: History Makes Television : [англ.] / Edited by Monica S Cyrino. — Wiley-Blackwell, 2008. — 272 p. — ISBN 978-1-4051-6776-5.</span>
• Rome Season Two: Trial and Triumph : [англ.] / Edited by Monica S Cyrino. — Edinburgh University Press, 2015. — 272 p. — ISBN 9781474400275.</span>

Ссылки

• [web.archive.org/web/20100107012324/www.hbo.com/rome Официальный сайт] (англ.)

США   Телевидение

Отрывок, характеризующий Рим (телесериал)

Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.