Парфянский поход Красса

Парфянский поход Красса
Основной конфликт: Римско-парфянские войны
Дата	54 — 53 годы до н. э.
Место	Месопотамия, Армения
Итог	победа Парфии
Противники
Римская республика Парфянское царство
Командующие
Марк Лициний Красс†, Публий Лициний Красс†, Гай Кассий Лонгин Ород II, Сурена
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Парфянский поход Красса — римско-парфянский военный конфликт, произошедший в 54 — 53 годах до н. э. на территории северо-западной Месопотамии.

Предыстория похода

Вторжение римских войск под командованием триумвира Марка Лициния Красса в парфянские владения стало первым крупным вооружённым конфликтом в череде последовавших за ним римско-парфянских войн.

Первые контакты Римской республики и Парфянского царства относятся к 92 до н. э. В тот год Луций Корнелий Сулла будучи наместником Киликии принял парфянское посольство и установил дипломатические отношения.

В 69 до н. э. во время войны римлян с понтийским царём Митридатом и армянским Тиграном парфяне оказали поддержку Риму, выступив против Армении. Однако, римские полководцы не только не стремились сохранить союзные, но и просто мирные отношения с Парфией. Луций Лициний Лукулл по завершению войны с Арменией готовился к вторжению в занятую парфянами Месопотамию. Сменивший Лукулла на посту командующего восточной армией Гней Помпей сначала договорился с парфянами о совместных действиях против Армении и о разграничении владений по Евфрату. Однако, принудив к капитуляции Тиграна Армянского, Помпей изменил своё отношение к парфянам. В 64 до н. э. он вторгся в северные районы Месопотамии, ранее признанные парфянскими. Однако, война не вспыхнула, так как царь Фраат III не ответил на враждебные действия, ограничившись протестом. После того, как Помпей отбыл в Рим, парфяне восстановили контроль над этими районами.

В 57 до н. э. наместник Сирии Авл Габиний готовился к вторжению в Парфию под предлогом защиты права на престол царевича Митридата, которое тот оспаривал у своего брата Орода. Однако, Габиний получил из Рима приказ двигаться в Египет. В результате междоусобной войны, начатой Митридатом, он был разбит, схвачен и казнён, а у Парфии появился молодой энергичный царь Ород II, способный противостоять Риму в этом регионе.

Обстановка в Риме

В результате политической борьбы 60-х годов до н. э. в Риме было установлено фактическое господство трёх представителей римской знати: Цезаря, Помпея и Красса, которые заключили между собой тайный союз о совместных политических действиях — первый триумвират. В 56 до н. э. на совместном совещании в Лукке триумвиры подтвердили ранее достигнутые договорённости, приняв решение добиваться продления проконсульских полномочий для Цезаря и консульства для Помпея и Красса.

В 55 до н. э. при поддержке Цезаря Помпей и Красс во второй раз были избраны консулами. Консулы, во-первых, продлили срок полномочий Цезаря в Галлии ещё на пять лет, а во-вторых, поделили между собой проконсульские провинции: Помпею достались обе Испании — Ближняя и Дальняя, Крассу — Сирия.

Цели похода

В то время как Цезарь и Помпей имели славу успешных полководцев и влиятельных политиков, Красс в свои 60 лет отметился лишь в подавлении восстания Спартака. Походом на Восток он хотел поднять свой политический вес.

Также Красс был знаменит своей алчностью, которую отмечают античные авторы. Несмотря на то, что он был богатейшим человеком Рима, Красс хотел стать ещё богаче.

Непосредственной причиной стала гражданская война в Парфии, развернувшаяся между претендентами на престол - братьями Ородом и Митридатом. Свергнутый братом с престола Митридат бежал в римскую Сирию и обратился за помощью к проконсулу А. Габинию. Габиний однако, занятый восстановлением на престоле Птолемея Египетского, не смог оказать Митридату помощи.

В 55 г. до н.э. Митридат вторгся в Междуречье и с помощью эллинистического населения захватил Селевкию и Вавилон.

Помощь Митридату Парфянскому и стала непосредственным поводом для римского вторжения.

Ход парфянской экспедиции

Кампания 54 года до н. э.

Зимой 55 до н. э. Красс с 7 легионами (около 40 тыс. чел.) отбыл из Брундизия на юге Италии и через Малую Азию добрался до Сирии. Летом 54 до н. э. Красс, перейдя Евфрат в северо-западной части Месопотамии, без объявления войны вторгся в парфянские владения. Без сопротивления он овладел рядом греческих городов и около города Ихны разбил незначительный отряд местного парфянского наместника Силлака. К концу лета Красс контролировал северную Месопотамию вплоть до реки Хабор. После штурма Зенодотии, где местные жители перебили римский гарнизон, армия провозгласила Красса императором.

Несмотря на это стратегическая задача похода не была выполнена. Войска Орода во главе с молодым полководцем Суреном взяли Селевкию штурмом. Митридат был казнен, а проримская партия в Парфии разгромлена. Узнав об этом, Красс принял решение прекратить поход. Оставив в захваченных городах значительные гарнизоны, общей численностью в 7000 пехотинцев и 1000 всадников, Красс с наступлением осени принял решение вернуться в Сирию на зимовку.

Источники

• Дион Кассий. [penelope.uchicago.edu/Thayer/E/Roman/Texts/Cassius_Dio/40*.html Римская история, кн. XL]  (англ.)
• Плутарх. Сравнительные жизнеописания: [ancientrome.ru/antlitr/plutarch/sgo/crassus-f.htm Красс]

Литература

На русском языке

• Беликов А. П. [www.vzmakh.ru/parabellum/n12_s4.shtml Парфянский поход Красса: военно-технический аспект] // Para bellum. — СПб., 2001. — № 12.
• Бокщанин A. Г. [annals.xlegio.ru/roma/small/karry.htm Битва при Каррах] // Вестник древней истории. — 1949. — № 4. — С. 41—50.
• Утченко, С. Л. [militera.lib.ru/bio/utchenko_sl/index.html Юлий Цезарь]. — М.: Мысль, 1976. — 348 с.

На английском языке

• Keyghtley, Th. [books.google.com/books?id=M3kEAAAAQAAJ&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q=&f=false The history of Rome]. — 1836.
• Rollin, Ch. [books.google.com/books?id=CagTAAAAYAAJ&printsec=frontcover&dq=editions:NYPL33433082427653&hl=ru#v=onepage&q=&f=false The ancient history of the Egyptians, Carthaginians, Assyrians, Babylonians, Medes and Persians, Macedonians and Grecians. Volumes III-IV]. — 1857.

На немецком языке

• Müller, B. [books.google.com/books?id=tf84zqUC1ScC&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q=&f=false Der Partherkrieg des Crassus]. — 2009. — ISBN 978-3-640-46657-3.

Отрывок, характеризующий Парфянский поход Красса

[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.